Коварная красота - Марр Мелисса - Страница 15

Он тоже ускорил шаг.

— Дония, ты разговаривала с ней?

— Разговаривала. — Ей снова вспомнилось происшествие в парке. Как удачно, что она там оказалась, иначе… Но ему рассказывать об этом не стоило. — Добрая хорошая девушка. Слишком хорошая для тебя.

— Такой была и ты. — Он все-таки поцеловал ее в щеку. — И осталась до сих пор.

— Негодяй.

Дония оттолкнула его, и в ее ладони вспыхнула жгучая боль.

На его плече, которого она коснулась, образовалась ледяная корка. Кинан тронул ее рукой, и лед треснул, начал таять.

— Только потому, что Бейра убила моего отца.

Он дошел с ней до переулка, перегороженного шлагбаумом. Всю дорогу Дония молчала, не желая поддерживать разговор даже из вежливости. Знала бы она, как его до сих пор мучает ее презрение.

Кинан остановился, преградил ей путь.

— Ты виделась с Бейрой.

Она не ответила. Это не был вопрос.

— Чего она хотела?

Дония обошла его и направилась к железнодорожной станции.

— Ничего такого, с чем я бы не справилась.

Она что-то скрывала. Кинан увидел, как напряглось ее лицо, услышал, как сбилось на миг дыхание. Он догнал ее.

— Просто так она не зашла бы тебя проведать. И вряд ли ты ей обрадовалась.

— Тебе я тоже не рада. Но как-то терплю.

Дония остановилась, тяжело дыша, прислонилась к стене почерневшего от копоти домишки возле железнодорожной станции, закрыла глаза. Саша тут же растянулся у ее ног.

Когда-то она была смертной, поэтому, находясь рядом с железом, не испытывала таких страданий, как большинство фэйри. Но и ей приходилось нелегко. Волк, по счастью, к железу был невосприимчив, иначе она бы сюда не подошла.

Стражники не приближались к ним, но должны были страдать куда сильней. Кинан знаком велел им отойти еще дальше.

— Дония… — Он хотел взять ее за руку, но вовремя остановился. Его прикосновение было для нее страшней железа. Поэтому он уперся ладонями в стену, разрисованную граффити, по обе стороны от нее, чтобы не могла сбежать. — Зачем ты сюда идешь?

— Напомнить себе о том, что потеряла. — Она открыла глаза, встретилась с ним взглядом. — Напомнить себе, что тебе нельзя верить.

Невыносимо. Этот обвиняющий взгляд, этот спор, которому нет конца.

Он поморщился.

— Я не лгал тебе.

— Но и правды не говорил.

Она снова закрыла глаза. Некоторое время оба молчали. В крохотном пространстве между ними смешивались два дыхания — ее леденящее, его обжигающее, — паром вздымаясь к небесам.

— Уйди, Кинан, — сказала она наконец. — Сегодня ты нравишься мне не больше, чем вчера, и позавчера, и…

Он перебил:

— А ты мне нравишься по-прежнему. Вот ведь беда… Я по-прежнему по тебе скучаю. Мы оба одиноки, Дон. — Он понизил голос, стараясь скрыть, как сильно это его терзает. — И мне тебя недостает.

Она не ответила. Даже глаз не открыла.

Ее любовь умерла, подумал Кинан. Много лет назад. Все могло быть иначе, но… Он покачал головой. Дония оказалась не той. И никогда не будет ему принадлежать. Нужно думать об Айслинн, которую еще предстоит завоевать, а не о девушке, которую он любил и потерял.

Он вздохнул.

— Может, скажешь все-таки, чего хотела Бейра?

Дония, не открывая глаз, приблизила к нему лицо, и его губ коснулось холодное дыхание.

— Того же, что и ты: чтобы я повиновалась.

Он отступил на несколько шагов.

— Проклятье. Дония, я вовсе не…

— Довольно. Уймись. — Она оттолкнулась от стены, выпрямилась. — Бейра хотела, чтобы я убедила Айслинн не доверять тебе. Так, небольшой профилактический разговор на случай, если я забыла свои обязанности.

И все-таки она что-то скрывала. По столь мелкому поводу Бейра не пришла бы к ней. Рябинник Эван сказал Кинану, что Дония после ее ухода выглядела напуганной.

Но что ее испугало, она не скажет, потому что не доверяет ему. Да и есть ли у нее причины доверять?

— Пожалуйста, — ее голос дрогнул, — не сейчас! Оставь меня сегодня в покое.

И Дония зашагала к станции, превозмогая боль от близости железа. Он не мог ее остановить и помочь ничем не мог. Просто смотрел вслед, пока она не свернула за ограду и не скрылась из глаз.

Ближе к ночи Дония успокоилась. Но пребывание на станции утомило ее так, что возле фонтана на Ивовой аллее, в квартале от дома Айслинн, она решила передохнуть. Саше сидеть не хотелось, и она отпустила его побегать.

Воды фонтана искрились под ярким светом фонарей, деревья отбрасывали лиловые тени. Какой-то старик играл неподалеку на саксофоне для собственного удовольствия. Дония выбрала скамейку в тени, вытянула ноги. Слушала саксофониста и вновь думала о своем.

Из разговоров с волшебным народом удалось понять лишь одно: говорить никто не желает. Ни зимние фэйри Бейры, ни темные Айриэла. Лишь некоторые признались, что заходить в парк сегодня их не тянуло. Нежелание отвечать само по себе было ответом: без приказа или попустительства Бейры дело не обошлось.

Похоже, Бейра считала новую девушку особенной.

Саксофонист доиграл мелодию и завел другую, печальную. Дония села поудобнее, расслабилась, наслаждаясь одиночеством и лелея мимолетную иллюзию принадлежности к человеческому роду. Никогда ей уже не стать человеком. Никогда не вернуться в этот мир. Когда Дония думала о том, чем поступилась ради Кинана, она до сих пор испытывала боль. Когда посох возьмет следующая девушка, она так и останется фэйри — но без вассальной верности одному из волшебных дворов, без всякой ответственности, свободной от всех и вся.

А ей хотелось… принадлежать кому-то. Прежде она считала, что принадлежит Кинану. Однажды Кинан сводил ее на концерт своих друзей — она еще не знала, кто он такой. Даже купил ей платье, короткое, украшенное бисерными подвесками, раскачивавшимися во время танца. Как же она танцевала в тот вечер!

Музыка была потрясающая — ничего подобного ей слышать прежде не приходилось. Трое высоких худых парней играли на духовых, сливаясь с ними в экстазе; девушка негромко пела, голосом и телом обещая слушателям всю себя. Четвертый музыкант, неказистый толстячок, ласкал клавиши фортепиано, словно женщину. Как они играли, эти боги! Инструменты казались живыми в их руках, музыка — голосом самой страсти. Прекрасней не было ничего на свете. Ничего, кроме танцев с Кинаном. Не было и не будет…

Пытаясь справиться с тоской, Дония закрыла глаза, прислушалась к звукам саксофона. Игра старика ни в какое сравнение не шла с тем, что ей сейчас вспомнилось. Но эта игра была благословенно… человеческой. Без колдовства и лжи, вплетенных в музыку. Несовершенная, она была гораздо милее той.

Дония даже засмеялась. Бред какой-то — каждый день к ее услугам самые чудесные исполнители на свете, голоса невероятной чистоты, а ей нравится какой-то старик, играющий на улице.

И тут рядом послышался тихий и неуверенный голосок Айслинн:

— Дония?

— Да. Привет.

Девушка насторожена, подумалось ей. Куда больше, чем она сама в те времена, когда с ней играли зимняя дева и король Лета. Игра не на равных. Помощь Айслинн не помешала бы, особенно если она и впрямь та, кого ищет Кинан.

— Мы проходили мимо, увидели тебя. Саши нет, и я подумала… — Голосок дрогнул. — Он не потерялся?

— Нет, все в порядке. Садитесь.

Не открывая глаз, она повернула к ним голову, улыбнулась. Смертный юноша, стоявший рядом с Айслинн, прикрывал ее собою и молчал, но Дония слышала стук его сердца.

— Да мы не… — начала Айслинн.

— Не уходите. Посидите со мной. Мне сегодня тоже досталось.

Это была правда. Ей всегда становилось плохо после встреч с Кинаном, после всех этих пустых слов, отговорок, напоминаний о том, что потеряно навеки. Зимой он не имел возможности ее тревожить, но с весны до поздней осени постоянно маячил перед глазами, пытая ее своим присутствием. Не в его лживых обещаниях было дело; не в том, что он лишил ее смертной природы. Но пока ему не поверит новая девушка, Дония обречена наблюдать, как он влюбляет в себя новых претенденток, и знать, что те из них, которые отвергнут холод, разделят с ним постель.