Эта сторона могилы (По эту сторону могилы) - Фрост Джанин - Страница 44

Но только не Кости. Он мог и быть бессмертным подонком-убийцей, но с тех пор, как мы начали встречаться, он никогда не скрывал от меня свои эмоции и не преуменьшал, уподобляясь мачо, мое значение для него перед другими. Он был сильнее меня не только физически и в плане способностей. Кости также опережал меня, когда дело касалось внутренней силы, осмеливаясь показать свои самые глубокие уязвимые места без всякого страха, страховки и рационализации.

И мне было пора последовать его примеру. Несомненно, я обнажала сердце перед Кости в прошлом, но не достаточно. Он знал, что я люблю его, знал, что я буду биться с ним бок о бок до самого конца, если потребуется, но помимо этого ведь было что-то еще. Возможно, какая-то скрытая, разрозненная часть меня боялась, что, если я признаюсь Кости, как много он значит для меня, тогда я признаюсь и самой себе, что у него есть сила разрушить меня основательнее, чем кто-либо другой, даже Аполлион или совет вампиров. Весь остальной мир мог просто убить или разрушить мой разум и тело. Один только Кости мог уничтожить мою душу.

– Когда-то ты сказал мне, что можешь выдержать многое. – Мой голос был хриплым ото всех тех ударов эмоций по хорошо заточенной внутренней броне. – Я тоже. Я могу выдержать все, что преподнесет нам Аполлион, вынесу нетерпение других к тому, кто я есть, ненормальные призрачные заклинания Мари, все сумасшествие, которое может устроить мне моя мать, и даже боль моего умирающего дяди. Но есть одна вещь, после которой я никогда не смогу оправиться. И она – потеря тебя. Ты заставил меня пообещать продолжать двигаться дальше, если что-нибудь произойдет, но, Кости, – тут мои слова оборвались и слезы потекли вниз по щекам, — я не хочу.

Он стоял около кровати, когда я начала говорить, но оказался в моих объятиях прежде, чем упала первая слеза. Очень мягко его губы пробежались по влажным дорожкам на моих щеках, став розовыми от капелек слез, все еще мерцающих на них.

– Независимо от того, что происходит, ты никогда меня не потеряешь, – прошептал он. – Я навсегда твой, Котенок, в этой жизни или в следующей.

Мучительная боль нахлынула на меня, потому что я знала, что он обещал этим заявлением, а что нет. Кости не мог поклясться, что мы никогда не расстанемся. Быть немертвым не давало ни одному из нас гарантию бессмертия; нас просто было тяжелее убить. Если нас с Кости не убьют в одно и то же время, однажды либо он, либо я познаем горе жизни без другого. Я это и имела в виду, когда сказала, что не хочу продолжать жить, если Кости умрет, но тяжелые уроки прошлого показали мне, что я должна. Или что Кости должен будет также обходиться без меня. Независимо от того, сколько врагов мы победим, или что побудило нас дать друг другу эти обещания, в этом заключалась суровая реальность.

И, возможно, данная реальность и была тем, от чего пытались защитить меня мои последние оставшиеся внутренние щиты. Принятие, что я буду безвозвратно уничтожена без Кости, означало признание мною, что это произойдет. Однажды мы уже не будем вместе. Не по нашей воле и даже не по нашей собственной вине, а из-за холодной беспощадной смерти. Если мы не умрем, сражаясь бок о бок, это все равно произойдет. Я не желала быть столь же открытой, как Кости, рассказывая о том, что он поселился в каждой щелочке моего сердца, потому что ничто не пугало меня сильнее подтверждения этой жесткой, неизбежной действительности. Теперь, когда я наконец признала это, странное облегчение растеклось по мне, покрывая даже боль.

Сдерживание не могло изменить правду того, что я чувствовала, правду неизбежных обстоятельств нашей жизни. Я только дурачила саму себя, но что еще хуже, я также обманывала время, что было у нас с Кости. Никто не знает своей судьбы. У нас могут быть сотни лет вместе. Тысячи. Или же только десять минут до того, как метеор ударит в дом и превратит в пыль меня, не задев его. Наше время вместе было конечным, и это было все, что мы знали.

Но теперь я наконец поняла и то, что Кости уже давным-давно знал: только то, что смерть в конечном счете разлучит нас, вовсе не значит, что она уничтожит все, что у нас есть. Я навсегда твой, в этой жизни или в следующей. Некоторые вещи могут пройти даже через грозную границу смерти, и любовь – одна из них.

Даже если смерть помешает мне быть с Кости— или ему со мной — она не сможет разлучить нас навечно. Ничто не могло, и, в конце концов, я поняла это.

– Тебе тоже от меня никогда не избавиться, – сказала я, и мой смех из-за слез прозвучал более хриплым, чем обычно. – Неважно, по какую сторону могилы мы окажемся. Я последую за тобой, буду преследовать тебя вечность, независимо от того, насколько она затянется, но это будем ты и я, пока не сгорят звезды.

Я едва успела увидеть его улыбку, прежде чем его губы коснулись моих с медленной обжигающей страстью. И вовсе не от его искусного поцелуя в моей груди все сжалось, будто сердце могло в любой момент забиться снова. Это было оттого, что рухнула последняя стена между нами.

– Кости, – выдохнула я несколько долгих минут спустя, когда он поднял голову. – Я хочу кое-что сделать, как только закончится этот беспорядок с Аполлоном.

Серьезность моего тона заставила его немного отстраниться.

– И что это, милая?

Я прошептала это ему, наблюдая его приподнятые брови, немного нахмуренный взгляд, а затем, наконец, кивок.

– Если это – то, что ты хочешь.

Я смотрела на него, и в груди все сжалось еще больше.

– Хочу.

Прим. переводчика:

*FedEx Corporation — американская компания, предоставляющая почтовые, курьерские и другие услуги логистики по всему миру.

Глава 26

Фабиан подплыл ко мне. Он просто не смог бы улыбнуться шире, даже если бы я протягивала ему тарелку эктоплазматического печенья, которого, как я знала, не существует. Я улыбнулась в ответ, даря Фабиану краткую версию объятия, по большей части означавшее, что я сложила руки полукругом вокруг того места, где он парил. Боковым зрением я увидела, что Влад закатил глаза, но мне было плевать. Я обнимала друзей, когда долго их не видела, а Фабиан мог и не быть материальным, но все же оставался другом.

– Прибереги и для меня одно? – попросил Дэйв, появляясь позади призрака.

Я засмеялась и крепко сжала его в ответ, на сей раз чувствуя того, кого обнимала. Дэйв, отступив, потрепал мне волосы, усмехаясь моей последней смене образа.

– С черными волосами, темными глазами и загорелой кожей ты выглядишь почти как латиноамериканка. Хуана оттаскивать бы от тебя пришлось, если бы он увидел тебя такой.

Я фыркнула.

– Сомневаюсь в этом. Хуан стал намного более почтительным, став вампиром. Едва ли теперь он попытается ухватить меня за задницу. Догадываюсь, что раз Кости убил его уже однажды, Хуан не захочет спровоцировать его на повтор.

Один лишь разговор о Хуане заставил меня заскучать по нему, нераскаявшемуся извращенцу, каким он был, а оттого я заскучала и по всем остальным членам команды. И с новым всплеском беспокойства я подумала о дяде и матери. Это был лишь маленький проступок Аполлиона по сравнению с тем, что он еще намеревался сделать, но я ненавидела его за нечто большее, чем просто использование меня в своих попытках вызвать войну между вампирами и упырями. Я ненавидела Аполлиона за то, что он отнял у меня время, которое я могла провести с Доном в течение – а так вполне и могло оказаться – последних месяцев его жизни, и за то, что лишал меня возможностей вбить здравый смысл в мою иррациональную, играющую со смертью мать.

Я покачала головой, пытаясь очистить ее от этих мыслей прежде, чем начну уже бесконечно переживать о своей упрямой семейке. Дэйв поздоровался с Владом и Менчересом, а затем устало шлепнулся на диван. У него было не так много времени, прежде чем придется возвратиться, но он сказал, что это сообщение он хотел доставить лично.

– Встреча, на которую я ходил прошлой ночью, больше походила на митинг и объединенный семинар, – начал Дэйв без преамбулы. – Аполлиона там не было, но основным докладчиком был упырь по имени Коса, и вел он себя, как фанатик. Проповедовал о том, как вампиры угнетали упырей в течение многих тысячелетий, бла-бла-бла, вампы – зло, бла-бла-бла. Затем он начал вчёсывать о том, что тебя обратили, но у тебя иногда все же бьется сердце, а потому ты все еще можешь превратиться в гибрида вампа-упыря. И как только это произойдет, ты возглавишь вампиров на обращение упырей в рабство.