Мечи и темная магия - Эриксон Стивен - Страница 67

Чтобы освободить Ину, пришлось убить одного стражника. Ина смотрела на желтоватую кровь, пропитавшую одежду Полоумного Волка и залившую ему лицо, покачала головой:

— Ты все-таки отпустил ее… Ну и к чему было столько разговоров?

— Разумеется, я сделал это, чтобы спасти тебя, — нашелся Полоумный Волк.

— Ложь! — возразила она. — Но мне нравится. — И, потянувшись всем телом навстречу, поцеловала его.

Полоумный Волк искупался в том же пруду, где и раньше, затем напялил на себя одежду, украденную с бельевой веревки где-то на окраине города. Ближе к полуночи они оказались на окраине долины. На север, на восток и на запад уходили незнакомые горы и лощины.

— Ну и куда пойдем? — спросила Ина.

В темнеющем небе Полоумный Волк различил одно из созвездий, которое в его народе прозвали Близнецами, и нашел по нему звезду по имени Йект Кбен, Очаг, — звезду, которая никогда не движется. Затем указал чуть правее звезды.

— Что там? — спросила Ина.

— Дом, — ответил он.

МАЙКЛ ШИ

Руб, мастер-колорист

(перевод Е. Королевой)

О многокрасочный Геликс! Радужный водоворот, яркий лабиринт суетливых улиц и цветных построек, поднимающихся по спирали к вершине невысокой горы или высокого холма, тоже именуемого Геликсом. Город лежит в нескольких милях от Каркман-Ра, самого оживленного порта планеты, движителя торговли всего Агонского моря.

Все склоны Геликса застроены горделивыми дворцами и особняками, и их горящие на солнце черепичные крыши и яркие стены сверкают, словно бесчисленные грани невероятного драгоценного камня, выступающего из почвы. Потому что цвет в Геликсе значит много. Вообще-то, на всем архипелаге Эфезиона щегольство и всякого рода рисовку возводят в культ — Базар Южного Полушария, вот как называют эти острова, — однако в Геликсе краски воистину не ведают границ, не знают удержу. Устремленная к небу, поскольку город раскинулся по склонам горы, каждая постройка здесь на виду и старается заявить о себе. Это просто праздник красок.

Таким увидел город Бронт Безжалостный, когда осенним утром топал вверх по закрученным спиралью улицам, пробираясь между подводами и наемными фургонами, колесницами и рикшами. Будучи тундровым джаркеладцом, человеком, рожденным для войн и набегов, Бронт глядел на ошеломляющий Геликс, ощущая легкое смятение от переизбытка деталей. Куда ни посмотри: если карниз, то с затейливой резьбой, если окно, то с красочной рамой, а если дверь — непременно с пилястрами или обшитая панелями… и, главное, все излишества старательно выкрашены, каждое в свой оттенок.

Оттенки красок служили темой и всех разговоров, долетавших до ушей воина, — только краски тут и обсуждали. До Бронта из толкающейся толпы доносились такие обрывки бесед:

— …понимаешь, балки терракотовые, стенные панели абрикосовые, а все филенки цвета мов! [7]

— Цвета мов? Да ты смеешься!

— Чистейшая правда, даю слово!

Плечи Бронта были мускулистыми, как бедро титаноплода. Из ножен за спиной торчала рукоять широкого меча, а что касается украшений, тут он был настоящий аскет. На медной кирасе покрытого шрамами ветерана субарктических походов имелось лишь одно-единственное скромное украшение: отрезанная голова, вытисненная на выпуклой нагрудной пластине. Доспехи были грубые, сработанные кузнецом в тундре, на маленькой наковальне, водруженной на телегу. Ничего удивительного, что воин выслушивал эти эстетские разговоры со все нарастающим раздражением.

Надо сказать, Бронт вовсе не был неотесанным болваном, напрочь лишенным эстетического чутья. Чувства человека — суть окна, открывающиеся в божественное, сквозь щелки чувств можно познать совершенство. И разве человек, обладающий душой, не ощутит трепет, услышав протяжную песнь накануне кровавой битвы? Заметив изгиб бедра гурии, распробовав охлажденное в снегу вино? Оценив тяжесть монет в кошеле? Или, что еще лучше, завидев золотой маслянистый блеск этих монет? Но сколько красок нужно разумному человеку? Что это за цвет такой, ради Черного Разлома, мов? А терракотовый, что за оттенок?

Бронта раздражало данное ему поручение, и в этом заключалась уже половина беды. Он должен привести своему работодателю колориста, или, выражаясь менее напыщенным слогом, маляра. В родной тундре Бронта вообще ничего не красят, но он много лет прослужил на Великих Отмелях, берега которых поросли лесом, дома там строят из дерева, защищая балки и перекрытия побелкой, долговечным лаком или красками сдержанных тонов. И он знал, что в тех краях пачкун стен ценится не больше простого рабочего, может, чуть повыше конюха на постоялом дворе, поскольку маляр все-таки достиг некоторых высот в жизни, но всяко меньше резчика по дереву, который действительно кое-чего достиг. Однако в этом городе маляры ценятся высоко, и можно не сомневаться, что, какую бы обезьяну, способную карабкаться по лесам, он ни выбрал, она еще будет кочевряжиться.

Только щедрый аванс, который выплатил ему наниматель, заставил Бронта согласиться на это ничтожное задание. Аванс и еще слава некроманта, какой было овеяно имя его работодателя. Сам старейшина Кадастер подошел к нему в порту Каркман-Ра, он оказался сгорбленным и седовласым, с густыми косматыми бровями, с жиденькой бородкой клинышком, которая заканчивалась длинным тонким хвостиком. На старике был кожаный балахон, потертый и прожженный во многих местах. Его можно было бы принять за обычного торговца, если бы не отстраненная безмятежность во взгляде и имя. Имя старейшины Кадастера произносили на островах Эфезиона шепотом, и Бронт при знакомстве постучал костяшками пальцев по лбу — северный жест, выражающий почтение.

Маг повел Бронта в таверну и усадил для беседы за столик в углу, спросил, что предпочитает воин, и непринужденно сделал заказ. Но хотя и тронутый любезностью чародея, Бронт встревожился, когда Кадастер изложил суть своего поручения.

— Но видишь ли, господин, — сказал Бронт, — я совершенно не разбираюсь в малярах… Как же я смогу выбрать хорошего мастера?

— Это не имеет значения. На самом деле случайность выбора сама по себе входит в условие. Требуется, чтобы связь между вами установилась сама собой. Просто поищи, и когда найдешь, тебе не придется звать меня. Я тут же окажусь рядом.

Услышав последнее обещание, Бронт ощутил, как по спине прошла едва уловимая дрожь.

Вот потому-то сейчас северный воин и поднимался к вершине Геликса, смущенный местной роскошью и разговорами маляров. Он уже прошел мимо нескольких десятков представителей этой профессии, мельком увидел плоды их трудов за открытыми дверьми или за лесами на фасадах домов. И хотя Бронт знал, что выбор должен быть случайным, это ему не помогало. Даже наоборот. Как же он поймет, что сделал правильный случайный выбор в таком важном деле?