Небесный Сион - Крючкова Ольга Евгеньевна - Страница 30

Старик насупился от обиды.

– Хорошо, сколько ты хочешь? – спросил Исим, обращаясь к старому эфиопу.

– Пять золотых монет…

Кемаль снова рассмеялся.

– Что-то не дорого для перстня, который носила сама царица Балкис! – воскликнул он с некоторой издёвкой и недоверием. – Хотя цена вполне приемлема для древней золотой вещицы…

Исим тем временем отсчитал старику ровно пять золотых монет.

– Я покупаю перстень вне зависимости от того: принадлежал ли он Балкис или нет. Он несомненно древний…

Старик кивнул.

– Разумные слова говоришь, о господин…

Он принял плату за перстень, поклонился купцу и покинул харчевню.

Кемаль задумчиво посмотрел ему вслед.

– М-да… Странный старик… Что-то в нём есть такое, чего я не могу объяснить…

Купец с удовольствием примерил перстень. Он пришёлся как раз впору и теперь красовался на указательном пальце правой руки.

Старик-эфиоп вышел из харчевни и неспешно побрёл по дороге, ведущей в Бахр-Дар. Достигнув города, он свернул в один из близлежащих узеньких переулков…

Пройдя немного, старик резко выпрямился и приосанился, от его тяжёлой старческой походки не осталось и следа. Эфиопские черты лица постепенно исчезали, внешность мнимого старика приобрела свой привычный вид: аристократическую бледность, прямой нос, резко очерченные алые губы, волевой подбородок, чёрные дугообразные брови и крупные карие глаза, обрамлённые густыми ресницами.

Незнакомец скинул лохмотья, которые скрывали его чёрный атласный камзол, расшитый серебряной нитью и несколько раз пронзительно свистнул. Из-за небольшого полуразрушенного дома, сложенного из местного камня, появилась лошадь. Она была подстать своему хозяину. Под её чёрной переливчатой кожей играли сильные мускулы, густая грива была аккуратно подстрижена, голову украшал золотой шанфрен [56], а упряжь – россыпь драгоценных камней.

Лошадь послушно приблизилась к своему хозяину, тот извлёк из седельной сумки плащ и широкополую шляпу. Одевшись, он лихо сел в седло и покинул Бахр-Дар в направлении Гондэра.

Сгущались сумерки…

Пробудившись рано утром, путешественники позавтракали, Исим сотворил положенную молитву и выказал желание посетить развалины царского дворца. Кемаль охотно вызвался проводить своего спутника.

На левом берегу Голубого Нила, на холме виднелись развалины царского дворца. Отсюда, с возвышения, хорошо просматривался водопад Тис-блисат. В небольшой запруде Исим отчётливо различил дремлющее семейство бегемотов, которые не часто встречаются в Египте, в отличие от крокодилов.

Он глубоко вздохнул, окинув взором развалины некогда богатого дворца царицы Савской, и произнёс:

– Неужели этому дворцу почти две с половиной тысячи лет?.. Как быстротечно время… Оно не щадит никого и ничего…

Путешественники вернулись на постоялый двор, взгромоздились на своих верблюдов, дабы к вечеру достигнуть Гондэра, переночевать на тамошнем постоялом дворе и с новыми силами отправиться в город Роху. Эфиопы чаще называли его Лалибеллой в честь основателя царя Гебре Маскеля Лалибеллы, того самого который вернулся из Иерусалима в сопровождении Белых ангелов.

Гондэр не впечатлил Исима. Утром, когда путешественники покидали его, перед взором купца предстали развалины мало чем отличавшиеся от развалин дворца царицы Балкис в Бахр-Даре.

Здесь же высоко в горах жили фалаши, потомки знатных иудеев, сопровождавших царевича Менелиха. Те самые, предки которых пятьсот лет назад сохранили Ковчег ценой своих жизней, уберегших святую реликвию от посягательств завоевательницы Гестер.

Путешественники миновали несколько монастырей, расположившихся вокруг Гондэра. Монахи-эфиопы были последними обитателями некогда величественного и многонаселённого города, пришедшего в упадок.

Караван преодолел путь до Роху-Лалибеллы за два дня.

На протяжении всего пути Кемаль подробно описывал купцу древний город, который триста лет назад царь Гебре Маскель Лалибелла сделал своей столицей благодаря помощи Белых ангелов.

Исим с нетерпением ожидал прибытия в город, ибо ему не терпелось воочию увидеть одиннадцать легендарных храмов, возведённых Белыми ангелами.

Караван вошёл в город, когда день уже клонился к вечеру и дневная жара постепенно спадала. Молодой купец попросил Кемаля сопровождать его, дабы осмотреть Роху-Лалибеллу.

Эфиоп не мог отказать своему нанимателю и повел его к храму Бета Меданеалем [57]. Сооружение, высеченное руками человека в скальной породе, вызвало у Эль-Кефа неподдельный восторг, а затем и трепет.

От цепкого взора купца не ускользнула форма храмовых окон, ибо она напоминала крест. Невольно Исим вспомнил свою родину, Валенсию, в предместье которой стояла полуразрушенная крепость, некогда принадлежавшая тамплиерам и пришедшая в упадок после разгрома ордена. Хоть крепость и обветшала, стены местами обрушились, но тамплиерские кресты, украшавшие сооружение, сохранились повсюду. Про эту крепость ходило множество легенд. Кто-то утверждал, что не раз видел около неё призраков рыцарей. Они, словно живые, верхом на лошадях, въезжали в полуразвалившиеся крепостные ворота, увенчанные крестом. Иные же утверждали, что тамплиеры зарыли в крепости несметные сокровища и порой находились охотники, искатели приключений и кладов, рискнувшие войти на её территорию. Некоторые из них не возвращались…

Исим, несмотря на то, что считался мусульманином, вместе с Кемалем вошёл в храм через кене-мехлет, место, где исполняются священные псалмы. Предварительно мужчины сняли обувь и оставили её около входа под присмотром мальчишки-прислужника.

Тяжёлый красный занавес отделял кене-мехлет от алтаря, за которым находился магдас, святая святых эфиопской церкви.

Кемаль тихо шепнул Исиму на ухо, что именно там, в магдасе, хранится табот, символизирующий Ковчег. Повинуясь внутреннему порыву, Исим сделал шаг по направлению к алтарю, намереваясь проникнуть в магдас.

Кемаль во время успел остановить египтянина.

– В магдас имеет право входить только священник-кес… Если в него проникнет кто-то из мирян, то храм будет считаться осквернённым, – нравоучительным тоном произнёс он.

Из-за красного занавеси показался довольно молодой эфиоп, в руках он держал крест, увитый орнаментальной отделкой. Его ритуальные одежды напоминали одеяния иудейских жрецов, правда, украшенные не драгоценными камнями, а вышивкой с изображением крестов.

Кес окинул беглым взором храмовое помещение и скрылся в небольшой двери, которую Исим с трудом разглядел в полумраке, ибо храме не горели свечи, и лишь свет, скудно сочившийся через крестообразные окна, расположенные почти под потолком, освещал внутреннее убранство Бета Меданеалем.

Из маленькой двери появился габаз, хранитель церковной утвари, в руках он сжимал несколько посохов, которые он затем поставил при входе в кене-мехлет, дабы пришедшие старцы могли воспользоваться одним из них [58].

Кемаль увлёк Исима в специальный скальный проход, соединяющий Бета Меданеалем с церковью Бета Мариам, посвящённой Деве Марии. Пройдя по длинному тёмному переходу, они оказались во внутреннем дворе Бета Мариам, освещённом последними лучами солнца. В центре двора виднелся священный бассейн, наполненный водой, в котором совершали омовение полуобнажённые женщины, надеявшиеся исцелиться от бесплодия и болезней.

Исим снова разглядел равноконечные кресты тамплиеров [59], украшавшие фасад Бета Мариам.

Внутри церкви Девы Марии высился некий каменный столб, сокрытый от глаз паломников тяжелым покровом. Заметив интерес Исима к реликвии, Кемаль пояснил:

– Священники утверждают, что столб испещрён письменами, повествующими о строительстве скальных церквей. Покров никогда не сминают, ибо это считается святотатством…