Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка - Дженнингс Гэри - Страница 37

– Salve, Uiridus, ambulator silvae![51] – произнес Пациус радостно, поднимая вверх правую руку со сжатым кулаком в римском салюте.

– Здравствуй, signifer[52], – заворчал Вайрд, и его рука тоже взметнулась в ответном приветствии. – Что-то ты долго.

– Мне надо было доложить о твоем появлении легату. Он не только доволен твоим приходом, старина Вайрд, он чрезвычайно рад, что ты здесь, и просит присоединиться к нему тотчас же.

– Vai! Благоухающий Калидий не захочет принять меня в моем теперешнем виде. Ты, должно быть, смог унюхать меня даже прежде, чем снизошел до того, чтобы открыть ворота. Я иду в бани. Пошли, мальчишка.

– Siste![53] – резко бросил Пациус, прежде чем мы с Вайрдом отошли на три шага. – Когда легат приказывает прийти, следует явиться к нему немедленно.

Вайрд глянул на него:

– Калидий может отдавать приказы тебе или любому другому воину, который ниже его по званию. Но я-то свободный горожанин.

– Ты прекрасно знаешь, что по законам военного времени горожане тоже должны выполнять его приказы. Но если это тебе так уж необходимо, старый упрямец, то хорошо: Калидий просит тебя уделить ему внимание. Это очень важно. После того как ты переговоришь с ним, увидишь, что я не преувеличиваю.

– Акх, отлично! – Вайрд нетерпеливо вздохнул. – Сначала, по крайней мере, покажи нам жилище, где мы могли бы оставить свои узлы.

– Venite[54], – сказал Пациус и повел нас. – Почти все самые удобные места уже заняты толпой гражданских. Калидий приказал оставаться здесь всем жителям близлежащих пригородов и всем прибывшим в Базилию. Всем, кто не сможет разместиться в домах поблизости под защитой гарнизона. Мы даже оказываем гостеприимство странствующему сирийскому торговцу рабами и целому каравану его харизматиков, закованных в кандалы. Но я найду жилище для вас двоих – в крайнем случае, выгоню вон сирийца.

– Да что тут у вас такое происходит? – спросил Вайрд. – Внизу в городе caupo[55] Дилас – ты его знаешь, Пациус, – толковал мне о гуннах, но я подумал, что он сошел с ума. Вы же не можете ждать нападения гуннов.

– Ну, не нападения, а так, набегов время от времени, – смутился signifer. – Причем каждый раз это один и тот же гунн. Легат запретил нам наносить ему вред, когда он появляется и проходит здесь, и не разрешает преследовать гунна до его логова.

Вайрд с недоверием уставился на Пациуса:

– Да никак в Базилии все до одного сошли с ума? Вы позволили грязному гунну без опаски прогуливаться здесь? И разрешаете ему каждый раз свободно уходить? Я не ослышался?

– Пожалуйста, не торопись делать выводы, – произнес Пациус, и по его тону было ясно, как ему стыдно. – Пусть легат сам все тебе объяснит. Вот ваше жилище.

Длинный деревянный барак опоясывала крытая галерея, по которой праздно прогуливались несколько воинов, по-видимому свободных от дежурства. В длинной стене здания было около дюжины дверей, и рядом с каждой в отверстии, утопленном в полу галереи, стояло ведро с крышкой для мусора. Пациус провел нас в одну из дверей, и я оказался в одной из лучших спален, которые мне когда-либо предлагали. Пол и стены тут, правда, были сделаны из грубо обструганной древесины, да и украшений тоже никаких не имелось. Однако в спальне было восемь тюфяков, и они не лежали на полу. Они были приподняты над полом – до них могли добраться только самые шустрые паразиты – на рамах, которые стояли на маленьких ножках. В ногах каждой постели я увидел сундук, где постоялец мог хранить свои принадлежности; он запирался от воров. Напротив кроватей находился альков с возвышением, на котором лежало мыло и стоял кувшин с водой; в полу виднелось отверстие, используемое как отхожее место. И эти удобства были предназначены не для всех живущих в постройке, а только для тех, кто занимал эту комнату.

Когда мы втроем вошли, все кровати были уже заняты. На одной сидел чернобородый мужчина в тяжелом шерстяном одеянии путешественника, сразу бросались в глаза его оливкового цвета кожа и крючковатый нос. На других сидели мальчики в возрасте от пяти до двенадцати лет, у всех у них были на лодыжках железные браслеты, скованные одной цепью. Я обратил внимание на яркую одежду и мрачный вид ребятишек.

– Foedissimus Syrus, apage te![56] – заворчал на чернобородого мужчину Пациус. – Abi[57], ты, сирийская свинья! Забирай этих плохо воспитанных детей и тащи их в другую комнату, к остальным. И сам ступай с ними. У нас гости, которые достойны отдельной комнаты, они не собираются делить ее с грязным работорговцем и его кастратами-рабами.

Сириец, чье имя, как я позже узнал, было Бар Нар Натквин, каким-то образом умудрился улыбнуться одновременно заискивающе и презрительно. Он произнес на латыни, с явным греческим акцентом:

– Спешу подчиниться, центурион. Могу я попросить разрешения у центуриона выкупать моих молодых подопечных, прежде чем отвести их спать? Уж не откажите мне в любезности, центурион!

– Ты прекрасно знаешь, что я не центурион римской армии, льстивая гадина. Можешь бросить свое мерзкое отродье хоть в уборную, какое мне дело. Apage te![58]

Мальчики прятали веселые улыбки, слыша, как оскорбляют их хозяина, даже несмотря на то, что эти оскорбления затрагивали и их тоже. Стоило ребятишкам заулыбаться, и я смог разглядеть, что они все были чрезвычайно хорошенькими. Когда сириец выгнал их за дверь, Пациус сказал:

– Этот елейный сводник Натквин содержит свой товар таким чистым, сладким и аппетитным, насколько это вообще возможно. Он даже попытался продать мне одного харизматика. Однако клянусь, что сам варвар никогда в своей жизни не мылся. Виридус, просто брось свои вещи, и пусть твой плохо воспитанный мальчишка разложит их как надо, пока ты пойдешь со мной к…

– Во имя всех молний Тора! – оборвал его Вайрд. – Ты не можешь приказывать нам точно так же, как сирийцу и рабам. Торн – мой ученик, и заметь: он обучается ремеслу не у кого-нибудь, а у самого frauja Вайрда – магистра Виридуса, если хочешь. И что бы там ни сообщил мне легат, я настаиваю, чтобы Торн тоже это узнал. Мы вместе пойдем повидать Калидия.

– Heu me miserum![59] – ответил signifer, в раздражении всплеснув руками.

Итак, я привязал моего juika-bloth к каркасу кровати, и мы с Вайрдом снова последовали за Пациусом. На этот раз он повел нас вдоль via praetorian[60], которую пересекала другая большая улица, via primcipalis[61]. В дальнем конце ее располагался praetorium – резиденция легата, его семейства и свиты. Поскольку Пациус шел впереди нас быстрым шагом, я спросил у Вайрда, понизив голос:

– Скажи мне, frauja, кто такие харизматики?

– Ну, это те мальчики, которых мы только что видели. – Он резко ткнул большим пальцем назад через плечо.

– Да, но почему их так называют?

Вайрд изумленно посмотрел на меня.

– Неужели ты не знаешь?

– Откуда я могу знать? Я никогда не слышал этого слова прежде.

– Оно происходит от греческого kharismata[62], – пояснил старик, все еще посматривая на меня вопросительно. – А ты знаешь, кто такие евнухи?

– Я слышал разговоры о них, но еще не встречал ни одного.

Похоже, Вайрд окончательно смутился.

– Древние греки именовали «харизмой» особый талант, которым обладает человек. В современном языке слово «харизматик» обозначает определенный тип евнуха, самый совершенный и дорогой.