Эра надежд - Величко Андрей Феликсович - Страница 4

Особых боестолкновений на пути от островов Силли до Азова не предвиделось, хоть в Средиземном море сейчас и воевали. Но ведь не дураки же они, все эти воюющие стороны, чтобы нападать на три австралийских корабля! А проход через все три пролива уже шестой год был для наших судов свободным не только по факту, но и официально, о чем у меня имелась богато украшенная шнурами и печатями бумага от султана. В Керчи же вообще сидел гарнизон Ост-Австралийской компании. Он занимал маленькую крепость на мысу, которую мы просто купили у турок за двадцать алюминиевых стольников, алмаз весом в тридцать два карата и рубин раз в пятнадцать тяжелее. Кажется, он оказался самым большим в султанской сокровищнице, но меня это не очень волновало. Надо будет – в обращении появятся камни весом по полкило. И единственным неудобством от того, что Керчь оставалась турецкой, была необходимость содержать там три небольшие лодки под австралийским флагом. Когда русский корабль хотел пройти через пролив, одна из этих лодок его сопровождала.

А вообще-то Ост-Австралийская компания имела и свои войска, численность которых к началу шестого года достигла двух с половиной тысяч человек. Причем в основном не австралийцев, а русских.

В уездах, через которые проходила чугунная дорога, каждый крестьянин, подходящий по возрасту и здоровью, мог податься в армию компании. Где подписывал контракт на шесть лет, по истечении которых становился свободным человеком. Рядовой получал три австралийских рубля в год, ефрейтор – пять, сержант – десять, плюс на дембель каждому было обещано по трояку. Ясно, что желающих почти сразу стало больше, чем вакансий. Помещику за каждого ушедшего в армию платилось от шестидесяти копеек до рубля двадцати, причем русскими деньгами, за которыми еще нужно было ехать в Москву, в Кумпанскую коллегию. Правда, если тот помещик с должным почтением относился к нагрянувшим к нему в гости австралийским вербовщикам, с ним расплачивались сразу и монетами с портретом Ильи Первого, которые были где-то раз в пять весомей русского рубля. Поэтому большинство не очень возмущалось, особенно после одного инцидента. Тогда какой-то урод, владеющий несколькими деревеньками под Курском, велел выпороть троих парней, собравшихся в армию компании, вследствие чего один из них умер. Но вскоре туда явилась наша рота и под барабанный бой расстреляла помещика у стенки его собственного дома, а потом на всякий случай еще и управляющего. После чего вдове и наследникам объяснили, что теперь они наверняка испытывают к компании столь теплые чувства, что задаром и без звука будут отпускать любого, пожелавшего не только служить, но работать на объектах компании, ибо стенка для непонятливых – вот она. Этот эпизод произвел должное впечатление. Поначалу я опасался, что он не понравится Петру, но царь отнесся к произошедшему без малейшего интереса, ибо как раз тогда на вооружение гвардейских полков начали поступать штуцеры производства Донецкого оружейного завода.

Если кто помнит, директорами компании значились мы с Петром, так что произошедшее было оформлено от его имени. А первым вице-директором уже четвертый год работал Василий Баринов, пошедший на повышение после пяти лет службы в лондонском посольстве и годичного отпуска на родине.

Надо сказать, что у меня имелась и еще одна причина посетить Москву, хоть и не такая важная, как свадьба Петра и Екатерины. Дело в том, что Россия все-таки вляпалась в войну со Швецией.

Северная война этой истории началась на три года позже, чем в той, что я учил в школе, но протекала почти так же. Отсрочка же была связана с тем, что Петр первое время ну никак не поддавался на уговоры датского короля Фредерика и своего польско-саксонского собутыльника Августа, так что они в конце концов плюнули и начали войну без него.

Поначалу фортуна им улыбнулась. То есть это они так думали, а на самом деле Карл или его советники оказались в десять раз умнее польского и датского королей, вместе взятых.

Суть проблемы была в банальном отсутствии денег у Карла, которые ему ну никак не хотел давать парламент. И молодой король просто дождался, пока его оппоненты прониклись величием своих полководческих дарований до полной потери осторожности, а даже до последнего депутата дошло, что еще чуть-чуть – и у Швеции отнимут все ее владения на восточных берегах Балтики. После чего, получив финансирование, Карл занялся подготовкой армии, но как раз в это время Петр совершил серьезную ошибку.

Забеспокоившись, что поляки с датчанами заберут себе все, он заявил, что готов к союзу. Тогда, в конце одна тысяча семьсот третьего года, казалось, что Август вот-вот возьмет Ригу и Нарву, а Фредерик бодро вторгся в Голштейн-Готторпское герцогство и через два дня на третий слал оттуда победные реляции. Даже если бы это было правдой, Петру все равно следовало повременить, однако излишняя терпеливость в число его недостатков не входила никогда. В общем, он пообещал начать военные действия в Ингрии так быстро, как только сможет, но все равно опоздал.

Карл в хорошем темпе высадил морской десант под Копенгаген и пригрозил разрушить его к чертям, если Фредерик тут же не уберется с захваченных земель и не заключит мир со Швецией. После чего, не дождавшись даже официального подписания этого мира, погрузил свое войско на корабли и через неделю нанес Августу сокрушительное поражение под Ригой. Из-под Нарвы польско-саксонское войско убралось само, спеша то ли на помощь своему королю, то ли просто сбежать, но было поздно, потому как Карл быстро развернул войска и ударил теперь уже по этим. В результате Август еле унес ноги, но без армии. Карл тоже двинулся в Польшу, но, естественно, не один, а во главе своих победоносных войск.

Вот тут бы Петру и сделать вид, что он здесь вовсе ни при чем! Но русский царь решил, что если Карл увязнет в Польше, то ему будет не до Нарвы. Ну и договор опять же хотелось соблюсти, без этого тоже не обошлось.

Было бы Карлу где увязать! Да и разведка у него работала не в пример лучше русской, так что полки Петра еще только начали, сами увязая в осенней грязи, движение к Нарве, а Карл уже скрытно перебросил туда восемнадцатитысячный корпус, которым, как всегда, командовал лично.

В общем, разгром под Нарвой тут был даже более основательным, чем в нашей истории. Русская сорокапятитысячная армия, еще не успевшая занять позиции, сразу оказалась рассечена на две части. Причем боеспособные гвардейские полки попали в окружение без артиллерии, которой сейчас у Петра благодаря деятельности нашей компании было довольно много. Разумеется, пушки были старого образца, такие же, как у Карла, только чугунные. И все они попали к шведам, после чего три дня подряд сильно увеличившаяся в числе шведская артиллерия обстреливала позиции окруженных полков, пока их остатки не сдались в плен.

Царь даже не успел прибыть к месту событий. Когда он выехал из Пскова, все было еще нормально, но через несколько дней его перехватили сразу несколько курьеров с вестью о небывалом разгроме.

Дальше все пошло примерно как у нас, то есть сейчас Москва копила силы, примеряясь для начала попробовать взять Нотебург и Ниеншанц, а Карл увлеченно гонял Августа по Польше и прикидывал, как скоро он перенесет военные действия в Саксонию.

Петр уже не раз спрашивал меня в письмах, собирается ли Австралия помочь России в Северной войне. На это я ответил, что посылать свои войска мы не будем, но через Ост-Австралийскую компанию окажем всю необходимую помощь техникой, оружием и деньгами. И вот сейчас мне предстояло конкретно договариваться с царем, что будет сделано, когда и почем.

Глава 2

Пожалуй, не помешает уточнить обстановку, сложившуюся в Европе к моему пятому визиту туда.

Разумеется, то, что я на стыке веков подкормил Карлоса витаминами и иммуностимуляторами, да плюс еще перевел короля в чуть более приличную обстановку, радикально на ситуацию повлиять не могло. Слишком уж большой букет всяких болячек, про многие из которых я небось и не знал, скопился у испанского величества к сорока годам. С папой получилось примерно так же. Он прожил лишний год, покинув этот мир в декабре семьсот первого. Карлос пережил Иннокентия, но ненадолго, скончавшись в ноябре семьсот второго. Через полгода после смерти испанского короля началась война за его наследство, к которой все стороны активно готовились уже несколько лет.