Эра надежд - Величко Андрей Феликсович - Страница 13

Проснувшись, я первым делом поинтересовался у вахтенного, как называется корабль, и услышал, что пока никак, ждали меня. Ничего не поделаешь, пришлось напрягать воображение. Назвать катамаран именем какого-нибудь австралийского путешественника? Но «Врунгель» уже есть, и имена его верных спутников тоже задействованы. Остап Бендер? Но он уже засвечен как шахматист. А вот его команда – нет! И значит, катамаран следует назвать «Адам Козлевич».

Я сообщил об этом капитану, он тут же распорядился насчет букв, а потом напомнил мне, что новорожденное судно вообще-то не мешало бы освятить, благо в составе едущей со мной делегации есть и штурмбанпастырь.

Однако мне пришла в голову мысль – раз уж мы привезли в Орел местное лицо духовного звания, то пусть и оно тоже отработает дорогу, во исполнение коего решения на поиски валуйковского иеромонаха был послан вестовой. Часам к девяти монаха нашли, после чего в торжественной обстановке был произведен первый совместный обряд Русской православной и Австралийской христианской церквей. Под конец «Адама Козлевича» побрызгали святой водой с двух веников, и мы отчалили.

Катамаран строился впритык под местные условия, и меня уверяли, что он пройдет даже по такой узкой и мелкой речке, как Ока в Орле, если брать не полный запас угля, а только на путь до Калуги. Однако и без топлива он вез довольно много груза, так что местному отделению компании пришлось договариваться с орловским воеводой об открытии запруд на притоках Оки выше Орла. Обычно это делалось весной, чтобы облегчить путь хлебных барж, но и сейчас эта мера должна поднять уровень воды примерно на полметра. И все равно первые пятьдесят километров мы еле протискивались по реке, пару раз даже шкрябнув днищем по дну, и только после впадения в Оку реки Зуши плавание стало более спокойным.

Правда, на обратном пути уровень воды нам повышать не будут, но ведь и катамаран тогда пойдет практически пустой, так что, скорее всего, не застрянет.

Катамаран прибыл в Москву третьего сентября по европейскому календарю, или двадцать третьего августа по российскому, то есть до свадьбы оставалось еще двенадцать дней. Я с утра торчал на носу, вертя головой в поисках знакомых мест, но как-то они мне не очень попадались. Вроде удалось идентифицировать Коломенское, но не слишком уверенно, только по горке. Вместо парка тут были какие-то чахлые рощицы, да и церковь выглядела как-то не так, и стояла вроде бы не на своем месте. Единственное однозначно знакомое место показалось перед самым поворотом в Яузу – это был Кремль. Почти такой, как я видел в будущем, только без торчащего из-за стены Большого Кремлевского дворца. И без всяких украшений типа звезд, орлов или просто позолоты на башнях. Кремль выглядел именно крепостью, а не стилизацией под нее.

Но туда нам было рано, и мы свернули направо. Тут уже начался настоящий город, по берегам стояли избы, а кое-где и настоящие крепости за заборами из толстых бревен. Катамаран сбросил скорость до семи километров в час, потому как здешняя Яуза была? уже и мельче той, что я помнил по своей московской жизни. Более того, где-то в районе будущей улицы Радио мы чуть не застряли – река тут резко поворачивала налево, да еще и мельчала при этом. И в самом узком месте через нее был перекинут плавучий мост. Правда, при нашем приближении откуда-то вылезли три мужика и шустро отцепили правый конец моста от берега, освободив нам совсем небольшой проход. Но все-таки «Козлевич» через него кое-как протиснулся, и за поворотом реки обнаружилась пристань из свежих досок, а рядом с ней – мачта высотой метров десять с австралийским флагом. Это означало, что нас ждут именно тут, и катамаран, сбросив скорость, аккуратно притерся к доскам пристани.

Итак, покинув Москву триста семь лет тому вперед, я вновь вернулся в нее спустя всего пятнадцать лет после появления в этом мире.

Пока я выкатывал на пристань трицикл, появился всадник в пышном мундире, оказавшийся моим старым знакомым Головкиным. Выяснилось, что он недавно сильно подрос в должности, став главой Посольского приказа, то есть министром иностранных дел. Мы поздоровались, и Гавриил Иванович показал на стоящий метрах в семидесяти от пристани свежепостроенный деревянный двухэтажный дом.

– Это ваша резиденция на время пребывания в Москве, поставлена по указу государя, – пояснил Головкин. – Гонца к Петру Алексеевичу уже отправили. Располагайтесь, господин герцог. Дом пуст, мы знаем, что в прислуге вы не нуждаетесь.

Я кивнул, залез на трицикл и повернул кран небольшого устройства, прикрученного к багажнику сбоку. С виду оно напоминало самовар, да и на самом деле являлось чем-то вроде него – там во время езды можно было заваривать кофе. Но считалось, что это паровой котел. Из трубы повалил дым, засвистела имитирующая звук турбины сирена, за воем которой треск движка почти не прослушивался, и трехколесный мотоцикл тронулся, испугав лошадь Головкина. Правда, не сильно, вскоре она успокоилась.

Все-таки тульское изделие оказалось феноменальной машиной – оно выдержало два капремонта и продолжало бодро бегать на смеси спирта с рапсовым маслом. А вот шестиколесник уже вовсю гремел трансмиссией, да и коленвал в его движке помаленьку начал люфтить. Но главное – для ремонта трицикла вполне хватало четырех ключей, молотка и такой-то матери, а вот что станет после подобного с нежной западной техникой, я не знал. Эх, надо было две тульских тарахтелки из будущего брать! Но ничего, еще лет десять – и австралийская промышленность сама сможет выпустить что-нибудь аналогичное. Разумеется, попроще, но и подубовей тоже.

Подъехав к выделенному австралийской делегации дому, я сделал круг. И у меня сразу появилось недостойное первого министра великой империи желание – по окончании визита разобрать строение по бревнышку, каждое пронумеровать, отвезти на «Врунгель» и доставить в Австралию! Где заново собрать в качестве загородной резиденции герцогов Романцевых. Потому как дом представлял собой настоящий шедевр деревянного зодчества – весь в каких-то резных перильцах, с башенками, петушками на крыше и завитушками по оконным рамам. Но потом я сообразил, что можно сделать проще – нанять бригаду мастеров, они сплавают в Австралию и построят там хоромы ничуть не хуже этих. Правда, не из сосны, а из эвкалипта, но так получится даже патриотичней.

Пока я глазел на местные архитектурные красоты, ребята-охранники уже по-быстрому исследовали дом, выставили три поста на подступах к нему и теперь тащили пулемет в башенку, откуда, судя по всему, открывался хороший сектор обстрела. Вокруг дома задумчиво ходил наш сапер – кажется, он раздумывал, нужно ли тут что-нибудь минировать, и если да, то когда начинать.

А еще говорили, что царь Петр на дух не переносит всякой старины, припомнил я. Врали, судя по всему. Она ему не нравится, если мешает осуществлению каких-нибудь планов. Если же, наоборот, способствует, то молодой царь тут же становится ее тонким ценителем. В данном случае попытка удивить меня домом в европейском стиле была обречена на провал – Петр знал, что я их видел уж всяко не меньше его. А вот такой, по его мнению, мне еще не встречался! Ну тут он оказался не совсем прав, но исключительно потому, что не был знаком с некоторыми хронологическими подробностями моей биографии.

Но пора, пожалуй, выбирать себе помещение и устраиваться, ибо Головкин сказал, что ближе к вечеру к нам в гости заедут государь с невестой. Так что надо успеть хоть подарки расположить не кучей, а в радующем глаз и удобном для вручения порядке.

Глава 7

Петр со Светланой, которую теперь уже звали Екатерина, прибыли в половине седьмого вечера, как раз к ужину. Мы поздоровались, затем я пригласил гостей откушать чем бог послал. После этого посмотрел на Петра, тщетно пытавшегося скрыть нетерпение и разочарование, и уточнил:

– Это если вы оба голодные. А если нет, можно прямо сейчас приступить к раздаче подарков.