Русский клан - Косенков Виктор Викторович - Страница 59

Он по-доброму взглянул Боре в глаза, улыбнулся. И принялся растачивать небольшое дупло на зубе мудрости.

Когда бур достиг чувствительных зон, Боря-Шары не выдержал. Он описался.

— О, — прокомментировал Морозов, брезгливо глядя вниз. — Ты хочешь мне что-то сказать. Точно. Я в этом уверен, ты хочешь со мной поговорить. Я сейчас немного ослаблю тисочки, а ты мне скажешь, да или нет. Хорошо?

— А… — промычал через слезы Боря.

— Вот и ладненько.

Через час Боря-Шары лишился зуба мудрости. Под общим наркозом.

Над Питером вставало солнце.

— Валера? — Игорь стоял у окна, глядя на просыпающийся город. — Дело важное. Разбуди, пожалуйста, Михаила с Сашкой. И дуйте ко мне в клинику. У меня тут есть интересный случай. Из медицинской практики. И коньяку возьмите.

Вместе с мужчинами прибыла встревоженная Лидия.

— Тебя-то чего принесло? — проворчал Игорь.

— Если ты требуешь с утра коньяк, то дело серьезное, — отрезала Лида. Валера виновато пожал плечами. — К тому же мне на работу.

— Может быть, это и кстати. — Морозов махнул рукой наверх. — Туда.

Когда все поднялись наверх, Боря еще не отошел от наркоза. Он вяло шевелил руками, глаза то и дело убегали куда-то под брови.

— Боже мой, кто его так отделал? — поинтересовался Валера.

— Это не я, — честно сказал Игорь. — Это Слава постарался.

— Борец? — спросил Вязников.

— Да, помнишь, наверное?

— Как забыть?.. Я тот номер с подковами до сих пор с содроганием вспоминаю… А почему он в таком виде?

— История сложная, — покачал головой Морозов и, как мог связно, изложил ночные события. — А теперь дайте коньяк.

Лида вытащила извилистую бутыль «Арарата».

— Держи.

— Ты дурак, Игореха, — сказал Вязников, садясь рядом с Борей и рассматривая его искуроченную физиономию. — Ты полный дурак! Какого хрена тебе понадобилось ехать в одиночку? Это что? Геройство?

Морозов пожал плечами. Он весь осунулся, под глазами темнели круги. Стержень, который держал его всю ночь, вдруг куда-то пропал, на душе было погано, в желудке пусто.

— Какое, на фиг, геройство — человека пытать? — пробормотал Игорь, откупоривая бутылку. — И потом, вы что, хотели сами это все…

Он обвел рукой комнату и не окончил фразы.

— Оставь его, — тихо прошептал Полянский. — Ему сейчас не очень…

Вязников хмыкнул. Пару минут помолчал, рассматривая пускающего пузыри Борю.

— Какую дозу ты ему вкатил? — вдруг спросила Лида.

— Максимальную, — отозвался Морозов и опрокинул бутылку горлышком себе в рот.

— Во дурной, — покачала головой его сестра, прощупывая пульс связанного.

— Ладно, — подвел итог Вязников. — Игореха, ты, в принципе, все правильно сделал, молодец. Одному только не надо было идти, а так… все верно. Ты отдыхай, наверное. А мы подумаем, как тут быть. Согласен?

Морозов кивнул головой. Он сидел на подоконнике, то и дело прикладываясь к бутылке.

— Хорошо, ребята. — Лида отошла от Бориса. — Я пойду на рабочее место. Надо за всем этим делом присмотреть. А вы решайте. Хорошо, милый?

Валера кивнул.

— Рогожин, сволочь, — выдохнул Вязников, когда за Лидой закрылась дверь, — останавливаться, похоже, не собирается. Это то, о чем говорил Иволгин. Дождались.

— Интересно, — задумался Валера. — А можем мы выставить ему предъяву на основание этих событий?

— Нет, — вдруг ответил Полянский. — Во-первых, как говорил Иван Иванович, мы не блатные, чтобы с ним разговаривать, тем более предъявы выставлять, во-вторых, с ним уже говорили, и это его ответ, а в-третьих, признание, полученное под пытками, таковым не считается.

— В суде…

— И в суде тоже, — согласился Вязников. — Так что это теперь чисто наша проблема. Он свое слово сказал. Дело за нами. Есть, впрочем, один момент.

— То есть? — Валера выловил из эмалированного подноса зуб. — Игорь, это его?

Морозов кивнул, не поворачиваясь.

— Какой момент? — переспросил у Вязникова Михаил.

— Мне звонил Иван Иванович. На его помощь в полном объеме нам рассчитывать не приходится. Как и на помощь его партнеров. Братва сказала, что если у Рогожина и есть претензии, то только к нам. Персонально. К нам.

— Что это значит?

— Это значит на самом деле, что питерской братве очень нужен совершенно, абсолютно официальный и законный предлог, чтобы стереть Рогожина в порошок. И нами было решено пожертвовать. Иван Иванович сделал все, что мог.

— Красиво, — вздохнул Полянский. — Теперь, значит, только мы и Рогожин…

— Мы должны что-то сделать, понимаешь? Сейчас! Или за нами закрепится прочная слава лохов. На которых можно наезжать по поводу и без. — Вязников зло рубил воздух ладонью, подчеркивая значимость каждого слова. — Это как война! Дипломатические ноты так же важны, как и солдаты. Рогожин отверг наше предложение. Он не собирается отыгрывать назад.

— Он наезжает на Ивана Иваныча, — сказал Полянский. — Через нас.

— Да, бога ради, хоть на Президента Российской Федерации в нашем лице. — Вязников усмехнулся. — Нам, Миша, от этого не легче. Пока бугры раскачаются, нас запросто могут смолоть. Пожалеют потом, конечно слезу проронят. Но мы этого уже не увидим.

— Тогда, — Валера ловко продел в расточенный зуб веревочку, завязал узелок и надел Боре-Шары на шею, — тогда надо скинуть господину Рогожину привет. Дипломатическую ноту. Через этого вот атташе.

Все посмотрели на Бориса, который в очередной раз закатил глаза, отчего вид у него сделался до крайности удивленный.

Когда к бане на Сумской, ставшей едва ли не местом постоянного рогожинского обитания, подъехала машина, никто особенно не удивился. Охрана на входе равнодушно созерцала вставший поперек дороги «опель». И не такое видали.

Но когда из задних дверей на асфальт вывалился человек со связанными за спиной руками, братва дернулась.

Машина взревела двигателем, взвизгнула покрышками, оставив после себя запах горелой резины и черные следы, унеслась бог знает куда. Несколько ребят, которые выскочили на улицу посмотреть ей вслед, видели, как «опелек» круто выскочил на перекресток и, нахально бибикнув, исчез за поворотом. Еще им показалось, что за рулем сидела женщина. Они начали было спорить, но сзади закричали:

— Братва, это ж Борян!

На груди у Бори-Шары висели вырванный зуб и конверт.

Вышедший на шум Рогожин вскрыл послание, долго читал, побагровел и принялся трясти бесчувственного и бестолкового горе-работничка.

Борис пускал пузыри. Ему снились земляничные поляны, а в голове надсадно гудели колокола. Морозов, из жалости, слегка переборщил с наркозом.

Офис семьи Вязниковых.

Тот же день

— Александр Алексеевич?

— Да.

— У вас на редкость неплохая коллекция.

— Вы имеете в виду коллекцию прошлого сезона? — Вязников прищурился. Встал. Сделал несколько шагов, потом вернулся.

— Нет. — Голос в мобильном телефоне сделал паузу. — Я говорю про ту, которую вы разрабатывали на этот сезон.

— С кем я говорю? — Саша резко наклонился вперед. Он сидел в своем кабинете, собирая материалы для работы на дому. После «обмена нотами» Морозовы, Вязниковы и Полянские, весь клан, свертывали работы в городе. Фирмы закрывались или их работа минимизировалась. Служащие отправлялись в срочные отпуска. Нужно было прикрыть наиболее уязвимые точки. Все готовились к войне. — С кем я говорю?

— По большому счету, это не имеет никакого значения, но кодекс обязывает меня сделать этот звонок.

— Кодекс?

— Ваши данные уничтожены. Кодекс самурая виртуальности обязывает меня проинформировать вас об этом. К сожалению, ваша работа мне понравилась. Это один из немногих случаев, когда мои действия не доставили мне удовольствия. Однако в этом заключается суть нашего движения. Выполнить работу любой ценой.

Вязников, прижав телефон плечом к уху, пробегал по директориям своего компьютера. Пусто. Соединился с сервером. Пусто. Резервные копии. Пусто.