Новый порядок - Косенков Виктор Викторович - Страница 79

Надо было в срочном порядке обрывать эти нити, которые глупые российские СМИ называли «ностальгической связью олигарха с Родиной», вытаскивать глубоко увязшие колеса и гнать, гнать из этой страны!!! А заодно и из Европы. Куда-нибудь подальше и потеплее, где можно будет подсчитать убыток, закатить по нему тризну и заново отстраивать все то, что так стремительно обветшало за это время.

Но Семен не мог. Над ним стояла воля куда более серьезная, чем воля просто человека. Его действия были вдохновлены Им!

— Я выполнял приказ, — простонал Семен, понимая сам, какую глупость он говорит. — Приказ… Это правда. Почему ты оставил меня? Почему бросил? Я поверил тебе. Я честно служил тебе… Ты не можешь оставить меня сейчас… Не можешь…

Кто-то тяжело вздохнул.

Семен знал, что в кабинете находится один. Он напрягся, но головы не поднял, боясь спугнуть, нарушить, отогнать легкую тень надежды. Липинский знал, что если и сейчас это чувство окажется только миражом, самообманом, он не выдержит. Сломается. Пустит себе пулю в лоб из маленького черного пистолета, уже взведенного и надежно спрятанного в фальшпанели верхнего ящика стола.

— Почему? — снова повторил Семен.

— А что ты знаешь обо мне? — спросил Он. — Что ты можешь знать обо мне? Или, может быть, хочешь знать обо мне?

Липинский рывком поднял голову. В глубоком черном кресле шут знает какой английской эпохи сидел Он. Подперев рукой подбородок и пристально глядя Семену в глаза.

Внутри Липинского все замерло.

— Я знаю, — прошептал Семен. — Что ты есть…

— Есть, — подтвердил Он. — Я есть. Ты это знаешь, я это знаю и еще многие другие. Они тоже знают это. Такие, как ты…

— И мы служим тебе! Ты наш Бог! — Семену хотелось плакать.

— Да, — снова подтвердил Он. — И вы служите мне. Я вдруг подумал. Ты же ничего не знаешь о Боге… То есть вообще ничего не знаешь. Тебе кажется, что все это так возвышенно. Всемогущество, сила, знание, воля, мысль. Все так. Верно. И сила, и воля… Но ты даже не можешь себе представить, о чем думаю я. И что я чувствую.

Он замолчал, глядя в пол. Казалось, что его облик тает, растворяется. Липинский даже испугался, что Он сейчас исчезнет, заволновался, принялся лихорадочно искать какую-нибудь фразу, нужное слово. Но Он остановил Семена.

— Не говори ничего. Не надо. — Вздох, и Липинский неожиданно близко увидел перед собой его глаза — В мире было множество достойных людей. Некоторые из них говорили очень умные вещи. Когда ты рождаешься на свет, ты готов поверить в то, что мир вокруг тебя идеален. Или стремится к идеалу. И твои родители, эти полубоги, что дали тебе жизнь, они непостижимы, сильны, и нет в них греха. А потом, со временем, ребенок вдруг видит, что мир вокруг несовершенен, и тот миф, что он нарисовал себе о родителях своих, просто ложь. И тогда он начинает ненавидеть своих родителей. Ненавидеть за обман, за собственный обман. Это называется эдипов комплекс. Страшная и злая шутка природы. Ведь ребенок подобен своим родителям. Он об этом знает. И, глядя на их несовершенство, он вдруг понимает, что неидеален сам!

— Но ты же Бог… — прошептал Семен.

— Да. И меня сделали им такие, как ты. Именно такие, как ты, сделали меня подобным вам. Я такой же, как вы. Я бог денег. Ваш бог. Ваше отражение! Могучее, сильное, безжалостное, корыстное и себялюбивое! Но я не виноват в этом. Таким меня сделали вы!

— Люди… — хотел что-то сказать Липинский

— Не люди!!! — страшно закричал Он. — Не люди, а вы!!! Не люди! Не надо валить на остальных то, что сделано тобой. Те, другие, остальные, простые люди, — это только энергия, силы хаоса, движение… Они вкладывают в деньги то, что у них есть. Но формировали меня вы. Это вы сделали из людских мыслей, идей, сил божество по образу и подобию своему. Почему же я должен любить вас? Зачем мне жалеть вас? Посмотри на меня. Я — это ты. И ты обречен до конца своих дней молиться мне. Все вы. Но должен ли я любить вас за это? Нет…

Липинскому стало трудно дышать. Он рванул ворот рубашки. Но воздух показался ему неожиданно густым, будто мед. В горле все горело огнем. Через гул и грохот в ушах с трудом пробивались его слова. Все, что мог сейчас видеть Семен, это разгневанные, страшные глаза Бога.

— Подобные тебе! Слышишь?! Теперь я ненавижу вас. Потому что противен себе! Противен себе, но я Бог! И ты ничего не знаешь о гневе Божьем!

— Подставил… — прохрипел Липинский. — С русскими…

— А ты как думал? — поинтересовался Он, наклонился к хрипящему Семену ближе. — Ничего личного? Это же… бизнес!

Липинский почувствовал, как что-то прохладное и липкое льется на щеку изо рта.

«Пена, — неожиданно ясно подумал Семен. — Я пеной исхожу…»

Как с грохотом вылетела дверь и в комнату ворвалась встревоженная не на шутку охрана, Семен Липинский уже не слышал. Он уплывал куда-то в темноту. Далеко-далеко. Ему казалось, что он плывет на индейском каноэ и кто-то сильный и молчаливый сидит на веслах.

«Так и буду плыть… — спокойно думал Семен, глядя в темноту неба. Высоко-высоко проплывали звезды. — Так и буду плыть…»

Глава 55

Из дневников:

«Если христиан будет большинство будет Страшный суд. Если иудеи все под себя подомнут — придет Мошиах Если исламисты захватят мировую власть — „будет по-ихнему"».

Утро третьего дня началось со взрывов. Дымные хвосты РПГ перечеркнули площадь. Часть из них не долетела до здания, часть взорвалась на баррикаде. Но несколько огненных стрел вонзились в крышу гаража, пробили ее и взорвались внутри. Вслед за этим мятежники дали еще один залп, уже более слабый, по основному зданию. Группа внешнего наблюдения сообщила, что осаждающие в спешном порядке минируют подъезды к площади и отводят основные силы.

— Бред какой-то, — развел руками Константин. Он безуспешно пытался выйти на связь с кем-нибудь из внешнего мира. Однако все линии были обрезаны. Над Управлением ОЗГИ повис купол радиомолчания. Даже старинный чудо-телефон не работал. Техники разводили руками.

— Это не бред, — покачал головой заместитель Лукина Анатолий Илюшин — Они нас отрезают. Хотят сделать так, чтобы мы как можно дольше не высовывали отсюда нос. Поэтому и стреляли не в основное здание, а в гараж.

— Кстати, что там сейчас?

— Огненный кошмар. — Илюшин потер отросшую щетину. Лукин был человеком подтянутым, всегда аккуратно одетым и чисто выбритым. Его заместитель не шел с ним ни в какое сравнение. — Можно сказать, что автомобилей у нас нет. Хорошо, если удастся пожар локализовать.

Орлов вздохнул:

— Получается, что им необходима наша пассивность. Но чего они боятся?

— Вероятно, что-то изменилось.

— Да, но не могут же они надеяться на то, что мы так и будем сидеть тут!

— Надеяться можно на что угодно, — кивнул Илюшин. — Хотя я, если честно, уже ни на что не надеюсь.

Константин прищурился:

— С какой это стати?

Анатолий пожал плечами, вздохнул:

— А какие у нас есть варианты? ОЗГИ настроила против себя всех. Даже простых людей, не говоря уж о ментах и военных.

— Так уж и всех?

— Да, всех. Простому человеку очень удобно проскочить на красный свет, а потом, если уж не повезло, отстегнуть постовому. А благодаря нашим стараниям теперь у нарушителя сплошные геморрои. А мент еще и масла в огонь подольет: «Я б взял с тебя полста, да вот, видишь, прижали нас, давят за каждую копейку». Получается, как бы не сам гаишник наказывает, а мы, озгисты на него давим. Мы виноваты.

— Закон есть закон.

— Конечно. — Илюшин саркастически кивнул. — Только кому от этого легче?

— Ну, мне, например, легче, — ответил Орлов. — Я на красный свет не езжу. Скорость не превышаю. По поддельным документам через границу не катаюсь. Наркотики не покупаю и не продаю. Мне легче.

— Так ты пойми, раньше милиция за каждую ерунду копейку трясла: нет у тебя при себе огнетушителя или просрочен он на три дня, заплати… А теперь ведь все то же самое, только на каждую мелочь — акт. На каждые полсантиметра — штамп. Чуть превысил, чуть нарушил… А как жить в таком городе, как Москва, и не нарушать? Хотя бы по мелочи! По-человечески!