Борис Ельцин: от рассвета до заката - Коржаков Александр - Страница 18

А мы 19-го благополучно добрались до Белого дома и спокойно в него зашли. Вокруг стояли только танки, войск не было. Боевые машины заняли позиции за Калининским мостом. Кстати, именно эта бригада танкистов перешла на сторону защитников Белого дома и отказалась стрелять. Хотя я лично видел, что у них, в стоящих неподалеку грузовиках, лежали боевые снаряды. Белый дом планировали сначала обстрелять, а потом взять штурмом.

С танкистами и их командирами я разговаривал. С одним подполковником у меня состоялась слишком уж обстоятельная беседа. Он плевался на Горбачева, поливал путчистов и считал, что военных, выгнанных на городские улицы, подло подставляют. Я спросил его:

— Ребята, а для чего же вы приехали?

— Нам приказали.

— А стрелять будете?

— Да пошли они куда подальше. Не будем стрелять.

Сразу же после нашего приезда в Белый дом был создан штаб обороны. Его возглавил А. В. Руцкой. В штаб вошли и другие военные. От нашей службы — Геннадий Иванович Захаров. Странная вещь — судьба. Сначала Захаров участвовал в обороне Белого дома, а потом, в 1993 году, предложил план, как этот дом захватить.

Вечером к Белому дому подъехали десантники на боевых машинах. Но еще до того, как машины приблизились, мне передали, что Коржакова разыскивает на баррикадах генерал-майор Лебедь. Наверное, я был единственным человеком, которого он знал лично по учениям в Тульской дивизии.

Александра Ивановича я обнаружил без труда: вокруг него собралась небольшая толпа и он разъяснял людям обстановку. Ему, как военному, задавали многократно один и тот же вопрос: зачем приехали десантники? Лебедю трудно было полемизировать с эмоциональными защитниками Белого дома. Заметив меня, он облегченно вздохнул:

— Ну вот, Александр Васильевич пришел…

Меня тогда на баррикадах знали в лицо и сразу поняли: раз я вышел за Лебедем, значит, поведу его к президенту. Александр Иванович объяснил, что послан Павлом Грачевым. Пока обстановка неясная, еще не решено, будет штурм или нет, но Грачев прислал десантников по просьбе президента. Их части расположились в районе метро «Аэропорт», а Лебедь подъехал на рекогносцировку местности.

Он просил меня об одном — устроить ему личную встречу с Борисом Николаевичем. Я провел его в свой кабинет и напоил чаем. Потом пошел к Ельцину и рассказал о Лебеде, который прибыл по приказу Грачева и просит о конфиденциальной беседе.

Посоветовавшись, решили устроить встречу в задней комнате кабинета Ельцина — это помещение было тщательно проверено — его не прослушивали.

Борис Николаевич позволил и мне присутствовать при разговоре. Всего же я дважды в дни путча устраивал встречи Ельцина с Лебедем.

Президент проговорил с Александром Ивановичем минут двадцать. Генерал пояснил, что сейчас он намерен охранять Белый дом от беспорядков, от разграбления. Ему доложили, будто государственное имущество интенсивно растаскивают. Правда, он воочию убедился, что слухи эти не соответствуют действительности. Все подъезды здания — под охраной, внести ничего нельзя, не то чтобы вынести.

Борис Николаевич разрешил Лебедю подвести к зданию роту десантников. Для этого защитники разгородили баррикады и впустили их за оцепление. Машины расставили по углам Белого дома, в них сидели только боевые экипажи. А всех свободных от службы солдат я разместил в спортзале — он находился в двухэтажном здании неподалеку от Белого дома, рядом с горбатым мостиком. Потом, после путча, возникла другая версия: дескать, эта рота была «троянским конем». Ее специально подпустили поближе, чтобы легче стало штурмовать. Но я и сейчас не думаю, чтобы Лебедь в той ситуации мог вынашивать иезуитские планы.

Всю первую осадную ночь я занимался солдатами. Организовывал питание, познакомился с младшими командирами, объяснял обстановку в стране. Из спортзала много раз поднимался к Ельцину.

Пошел дождь, пиджак на мне промок, и я не заметил, как простудился. К утру поднялась температура, но все мое лечение сводилось к тому, что я трогал рукой лоб и констатировал: сильный жар.

Защитники Белого дома постоянно подозревали друг друга в измене — одна группа людей считала, что другую непременно кто-то подослал. Ситуация действительно оставалась сложной. Но я доверял Лебедю, верил его слову офицера и видел, в каком настроении пребывают солдаты вместе с младшими офицерами. В их поведении не чувствовалось ни угрозы, ни скрытого коварства. Мы договорились, что они вливаются в оборону дома и поддерживают общественный порядок. Десантники, кстати, и не стремились во что бы то ни стало проникнуть в Белый дом. Наоборот, они образовали лишь внешнее кольцо защиты. Лебедь, как профессионал, положительно оценил организацию обороны и помог нашим военным несколькими практическими советами.

Каждую ночь Ельцин проводил на разных этажах — от третьего до пятого. С 19-го на 20-е Борис Николаевич спал в кабинете врача — туда поставили кровать, окна кабинета выходили во внутренний двор, поэтому в случае перестрелки не стоило опасаться случайной пули или осколка. В ведомстве Крючкова прекрасно знали схему расположения всех помещений и могли предположить, что Ельцин будет спать в задней комнате своего президентского кабинета.

Когда темнело, в здании гасили свет, а там, где без ламп было нельзя, соблюдали светомаскировку. Коридоры Белого дома перегородили мебелью. Шкафы, столы, кресла валялись перевернутыми — если начнут штурмовать, рассуждали мы, то не так уж легко будет бежать в темноте, ноги можно переломать. А нам будет проще отбиваться. На пятом, президентском, этаже около каждой двери выстроили целую систему баррикад — мы их называли «полосой препятствий».

Незадолго до путча только что образованная Служба безопасности президента наладила хорошие отношения с Министерством обороны. Не на самом высшем уровне, а пониже. Г. И. Захаров как-то съездил к Игорю Николаевичу Родионову (после выборов 96-го его назначили министром обороны России) и попросил помочь с обучением личного состава: пострелять из гранатометов, из огнеметов «Шмель». Это страшное оружие! Родионов, возглавлявший тогда Академию Генерального штаба, рискуя должностью, не отказал нам и создал все условия для тренировки навыков.

…Про простуду я почти забыл, только кашлял и потел. Регулярно выходил проверять посты вокруг Белого дома. Где-то перекусывал, с кем-то пил чай. То к Руцкому заглядывал, то с ребятами из своей службы сидел. Отвечал по телефону, в штаб обороны наведывался. Прилечь хотя бы на пару минут не удалось.

В те дни Геннадий Бурбулис попросил себе охрану, и я выделил ему двух человек. Но когда опасное время миновало, отнять охранников уже было невозможно. Только после увольнения Бурбулиса с поста госсекретаря сняли охрану. Но Гена нанял частную и не расстается с телохранителями по сей день.

У Бурбулиса функционировал идеологический штаб — туда приходили артисты, писатели, журналисты. С Хасбулатовым я тоже общался по разным вопросам — он меня принимал без очереди, сразу откладывал любые дела. И никто даже представить не мог, что пройдет всего-то два года, и мне придется арестовывать многих в этом же Белом доме. Мы все сдружились как-то быстро и отчасти случайно. Зато разошлись по объективным причинам.

Много раз я выходил за оцепление и беседовал с танкистами, десантниками, офицерами. По настрою военных понял: никто из них не собирался штурмовать Белый дом. ГКЧПисты могли рассчитывать только на «Альфу».

У защитников же Белого дома, наоборот, настроение было решительным, но не злобным. Многие из них пели у костров, выпивали, чтобы согреться, закусывали. За эти три дня съели астрономическое количество еды. Около баррикад дымили полевые кухни. Кооператоры организовали буфеты. Злата — жена народного артиста России Геннадия Хазанова — работала тогда в гостинице «Мир». У нее была своя маленькая коммерческая фирма, и она одной из первых стала кормить защитников Белого дома бесплатно. На протяжении трех дней никто за питание денег не брал. Опять ирония судьбы — боролись против коммунистов в настоящих коммунистических условиях.