Садовник - Кортес Родриго - Страница 5

Дверь дрогнула, падре отскочил в сторону, дождался, когда ее откроют, и, отбросив дворецкого в сторону, ворвался в полутемную переднюю.

— Где… сеньор Рохо?..

— Спит… — удивленно ответил дворецкий.

— Буди, ради всего святого, что у тебя еще осталось… — выдавил падре, прошел в гостиную и рухнул в кресло у камина.

Когда сеньор Рохо услышал эту странную весть, он решил, что падре свихнулся. Он еще раз переспросил, уверен ли падре Франсиско в том, что тела сеньоры Долорес Эсперанса в склепе нет, но когда услышал эти подробности об оставленном в двери ключе, вдребезги разбитой тяжелой мраморной крышке и выломанном пруте ограды, о найденном в кустах шиповника тоненьком черном лоскутке, — по спине алькальда пробежал мертвящий холодок.

— Черт побери! — растерянно пробормотал он и упал в кресло рядом с падре. — Только этого мне не хватало!

— Ради всего святого! — взмолился падре. — Зачем же такие слова?

— Извините, ваше преподобие…

Алькальд взглянул на календарь. Было 9 апреля 1931 года, и это означало, что до муниципальных выборов осталось ровно три дня.

Кто, как не алькальд, знал, какое влияние в городе имеет семья полковника Эсперанса, и кто, как не алькальд, мог представить, какими неприятностями грозит происшедшее и падре Франсиско, и начальнику полиции, но главное — лично ему, алькальду. Потому что, если тело не будет найдено и возвращено в семейную усыпальницу, а преступники наказаны, причем в кратчайшие сроки, можно забыть не только об этих выборах, но и вообще о собственной политической карьере.

Надо было действовать — энергично и с толком.

Сеньор Рохо спешно отправил дворецкого поднимать на ноги начальника полиции, а сам послал Паблито за одеждой на второй этаж и, не стесняясь присутствия духовного лица и не прекращая выяснять обстоятельства дела, начал одеваться. Обстоятельства выяснялись пренеприятные.

Во-первых, кто бы ни были неведомые налетчики, они имели доступ к ключам от склепа — либо в храме, либо в доме Эсперанса. И то и другое пахло скандалом.

А во-вторых, это определенно не были грабители могил, коих в последнее время благодаря так называемым археологам, а проще сказать, безбожникам, развелось чересчур много. Впрочем, даже если бы склеп посетили грабители, это вызвало бы небывалый скандал. Но исчезло тело!

Алькальд вдруг вспомнил, как ему рассказывали друзья из Сарагосы, что еще недавно, каких-нибудь двести лет назад, в Испании похищались тела для медицинских опытов, и ему стало нехорошо. Представить себе, что тело благородной сеньоры, возможно даже частично обнаженным, ляжет на мраморный стол, чтобы предстать перед любопытными взглядами десятков так называемых «ученых», а то и студентов, он не мог.

Впрочем, была еще одна возможность, но о ней алькальд даже подумать боялся.

Дело в том, что совсем недавно сеньор Эсперанса поднял плату за землю, и в результате кое-кто из арендаторов оказался на грани разорения. И как бы ни хотелось сеньору Рохо ошибиться, но похищение мертвого тела из фамильного склепа семьи Эсперанса более всего походило на месть — изощренную и жестокую.

Алькальд вздохнул. Времена менялись, и менялись не в лучшую сторону. А уж швали всякой поразвелось! Он вдруг вспомнил, что на днях порассказали ему друзья из тайной полиции Сарагосы, и зябко поежился. Все эти анархисты, бомбисты, коммунисты… жгут на площадях портреты государя, требуют прав на автономию и разводы. От этой публики можно ждать чего угодно! А уж для того, чтобы можно было покрасоваться перед «народом» и утереть нос власти, они мать родную из могилы вытащат, не то что богатую и уже в силу этого ненавистную сеньору Долорес.

Когда по единственному в городе мосту прямо над головой Себастьяна провели первую отару овец, он поднялся и внимательно оценил свое укрытие. Оно никуда не годилось: отец нашел бы его здесь мгновенно.

Себастьян тщательно осмотрел подходы к мосту, прикинул расстояние до ближайших зарослей, снова оглядел опоры моста и удовлетворенно улыбнулся. Лежащие на опорах дубовые балки были достаточно широки, не менее полутора его локтей шириной. Когда-то на них крепился настил, но после позапрошлогоднего наводнения опоры укрепили, нарастили, а сверху положили еще один ряд балок и новый настил. Но и старые балки остались, и сеньора Долорес на такой балке превосходно умещалась.

Себастьян быстро подтащил волокуши поближе, напрягся и поставил их почти стоймя. Размякшее от жары тело сеньоры Долорес тут же провисло, но, привязанное к жердям крепкими, скрученными из ее собственного платья шнурами, не падало. Он приподнял нижнюю часть волокуш и, кряхтя от натуги, в два приема затолкал свой груз на балку. Осторожно поправил его, убедился, что отсюда тело сеньоры никуда не денется, и сам забрался на соседнюю балку. Повернулся на бок, поджал колени к животу и закрыл глаза.

Вчера вечером отец повез продавать очередную партию винного спирта, и Себастьян знал: раньше ночи он уже не вернется и сына не хватится. А вот необходимость вернуться до вечера, чтобы успеть полить цветы, беспокоила его очень сильно. И если бы не сеньора Долорес… Себастьян грустно вздохнул. Он не мог оставить старую сеньору одну.

Когда начальник городской полиции лейтенант Мигель Санчес прибыл в дом алькальда, там уже все поднялись. Жена сеньора Рауля Рохо, не видевшая мужа таким возбужденным с 1923 года, когда положение королевского дома пошатнулось и на помощь короне пришел генерал Примо де Ривера, не на шутку встревожилась, разбудила детей и прислугу.

Так что, когда к дому подъехала вызванная из гаража машина алькальда, во дворе собрались все, кто был в доме. Но сеньор Рохо этого, казалось, даже не заметил; лишь стремительно забрался на заднее, пассажирское, сиденье служебного «Шевроле» и раздраженно указал начальнику полиции на место рядом с собой:

— Садитесь, Мигель.

— Что случилось, сеньор Рохо? — насторожился начальник полиции. Никогда прежде алькальд не снисходил до того, чтобы ездить с ним в одной машине.

Алькальд сокрушенно покачал головой. Этого сопляка Мигеля Санчеса прислали к нему в город из Сарагосы четыре месяца назад, когда прежний начальник полиции скоропостижно скончался, и сеньор Рохо имел все основания полагать, что он еще хлебнет горя с этим молокососом.

— Тело сеньоры Долорес пропало, — сквозь зубы процедил он.

— Как пропало? — растерялся лейтенант Санчес. — Куда оно могло пропасть?

— Не знаю! — раздраженно вспыхнул алькальд. — Вот вы мне и скажете, куда именно!

— Кто сообщил? — мгновенно взял себя в руки молодой начальник полиции.

— Падре Франсиско. Четверть часа назад у меня был. Сказал, мраморная крышка усыпальницы разбита, а тела нет.

У лейтенанта перехватило дыхание. Он старался не торопиться с выводами, но предчувствия были самыми нехорошими.

— А где падре сейчас? — холодея, спросил он. — И вообще, хорошо ли он осмотрел место происшествия? Да и кому нужен труп?

— Вот вы это и выясните, — буркнул алькальд. — Я сам еще не все понял.

Оба умолкли, и лейтенант Санчес, действительно еще слишком молодой для должности начальника полиции, пусть и маленького провинциального городка, подумал, что с таким отношением алькальда ему здесь не удержаться. Примерно то же думал и сеньор Рохо, хотя гораздо больше его заботили далеко идущие политические последствия преступления. Кто бы ни были эти похитители, они ударили его в самое сердце.

Машина протряслась по булыжной мостовой несколько кварталов, быстро пересекла окраинные застройки, и вот уже впереди показалась и начала расти серая громада храма. Шофер подъехал к храмовой ограде, но впервые алькальд не хлопнул его по плечу, приказывая остановиться, и впервые его автомобиль непочтительно пересек границу священной земли и встал прямо напротив лавровой аллеи.

Алькальд спрыгнул на выложенную тесаным камнем дорожку и молча стремительным шагом направился к фамильному склепу Эсперанса. Сдвинул в сторону скорбно замершего у входа падре Франсиско, отметил взглядом открытую дверь и вставленный в замочную скважину большой узорный ключ, перекрестился и решительно шагнул внутрь.