Пациентка - Кортес Родриго - Страница 23

— Чего ты все время боишься?

Нэнси видела каждое его движение: и эти мгновенно поползшие вверх брови, и эту внезапно возникшую окаменелость лица, и даже сбежавшую по виску бисеринку пота. Но пока Джимми молчал — слишком долго, чтобы суметь сделать вид, что этот вопрос к нему не относится.

— Это ты насчет Роуз? — наконец-то сумел он взять себя в руки.

— Перестань, Джимми. При чем здесь Роуз? Это насчет тебя.

Джимми прокашлялся, как бы обдумывая ответ, неторопливо прошел в холл, включил свет и замер. Он видел, что в холле чего-то не хватает, чего-то крупного, из мебели, но чего именно, сообразить не мог.

— Слушай, Нэнси, — болезненно скривился он. — Видит бог, у меня сейчас голова совсем другим занята. Давай завтра поговорим.

Нэнси оставалось лишь развести руками. Завтра так завтра.

Бергман пошел на это без особого желания — мальчишек было жаль. Действительно жаль. Но сделать какой-либо обманный маневр было необходимо, а потому через пару часов после разговора с мэром он устроил местным журналистам хорошую пресс-конференцию, на которой и заявил, что все трое погромщиков задержаны, а значит, вскоре состоится суд, и закон восторжествует. Ни о страшно убитом четвертом мальчишке, ни о жуткой судьбе колумбийской проститутки Марии Перес в городе пока, слава богу, еще не знали.

Но Бергман понимал, что это — полумеры и кланы готовятся к войне. Поэтому, как только пресс-конференция завершилась, он вызвал к себе заместителей, распорядился перетащить в свой кабинет картотеку и папки с агентурными сведениями и принялся перебирать документы, определяя ключевые действия будущей широкомасштабной полицейской операции «Сеть».

Первыми и главными жертвами должна была стать мелкота — итальянские распространители наркотиков и колумбийские сутенеры и курьеры. Понятно, что надолго никого из них задержать не удастся, но Бергман справедливо рассчитывал вынудить некоторых из них дать показания на следующее звено — ступенькой выше. А главное, подобная акция должна была резко приостановить ритмичный, размеренный ход теневого бизнеса и заставить и колумбийцев, и итальянцев отвлечься от мыслей о разборках.

Да, это был «цирк», показательный номер фокусника, — вовсе не рассчитанный на полное истребление мафии и на деле призванный лишь на время переключить внимание кланов. Но Бергман знал, что если все пойдет именно так, как он задумал, то война может и не состояться. По крайней мере в ближайшие год, а то и два.

— Школьников брать будем? — стремительно сортируя списки будущих задержанных, осторожно поинтересовался один из заместителей.

Бергман задумался. Часть старшеклассников — человек восемь-десять давно ходили под итальянцами. Понятно, что доказать это будет сложновато, но припугнуть всех их стоило — пусть и на время.

— Позвони директору школы, — распорядился он. — Пусть подготовит личные дела всех, кто хоть как-то замечен в связях или имеет отношение к конфликтам с ними.

На следующий день, в первый день весенних школьных каникул Нэнси пригласил к себе директор школы мистер Джон Кейси.

— Вы в курсе, что ваш сын устроил вчера драку с Рикардо Маньяни? — сразу перешел к делу директор.

Нэнси вспомнила огромный лиловый синяк на оба глаза, с которым вернулся из школьного парка Джимми, и счастливо улыбнулась.

— В общем, да.

— И вас это не тревожит? — заметил ее настроение директор.

— Совершенно, — еще шире улыбнулась Нэнси. — Я уверена, что мой сын отстаивал справедливость. А по этим вашим братьям Маньяни давно уже все исправительные учреждения тоскуют.

— Но драку-то затеял ваш сын… — резонно заметил директор.

— Ну и что? — пожала плечами Нэнси. — Когда я училась в школе, у нас все время кто-нибудь дрался.

Мистер Кейси досадливо поморщился.

— Когда вы учились в школе, миссис Дженкинс, у директоров не было многоуровневой балльной системы оценок эффективности обучения и воспитания.

Улыбка Нэнси сразу сошла на нет. В этой жутковатой фразе явно чувствовался какой-то подвох.

— И что?

Мистер Кейси подошел к высокому, до потолка, стеллажу и не без труда вытащил толстенную светло-коричневую картонную папку.

— Это — личное дело вашего сына. Не желаете ознакомиться?

Нэнси пожала плечами и пододвинула папку к себе. Открыла, принялась листать… большей частью это были обычные доносы — первый симптом полного поражения системы образования.

— И что теперь? — настороженно поинтересовалась она.

— Пока ничего, — развел руками директор, — но все идет к тому, что ваш сын — заметьте, сын полицейского — не сможет учиться в нашей школе.

— То есть? — удивилась Нэнси.

Директор самодовольно улыбнулся и прошелся по кабинету.

— А вы думаете, Бергман за просто так дела всех проблемных учеников у меня затребовал? Причем невзирая на положение родителей…

— Бергман? — обомлела Нэнси. — А зачем ему эти дела?

Директор приостановился перед ней и с лживой печалью во взгляде вздохнул.

— Ах, миссис Дженкинс, у нас в школе после этого выстрела все вверх дном перевернулось!

Нэнси прикусила губу. Она совершенно не рассчитывала, что ее выстрел в Тальбота обернется против ее сына. Но и неправой себя отнюдь не считала.

— Дожили! — пробормотал директор. — Наркотики, рок, порнография! Если так пойдет, скоро ученики в преподавателей начнут стрелять! — он приосанился. — Если мы, конечно, не примем вовремя свои меры.

Он снова стал ходить по кабинету и что-то говорить, а Нэнси следила за его перемещениями взглядом и думала. Она видела, что за лживой заботливостью директора лежит самый обыкновенный страх за свое положение — тот самый страх, о котором ей говорил чертов Левадовски, и тот самый глубоко запрятанный страх, которому директор так и не в силах посмотреть в глаза. Пожалуй, только поэтому он и пытается запугать других.

— Ситуацию можно как-то исправить? — резко оборвала она директорский монолог.

— Что? — приостановился мистер Кейси и вдруг улыбнулся. — Ах, да… разумеется, можно. Если родители перестанут смотреть на проделки своих отпрысков сквозь пальцы. И учтите, еще одно нарушение, и дело вашего сына ляжет на стол начальника вашего мужа.

Нэнси не могла определить, насколько серьезна угроза мистера Кейси, но прекрасно понимала, что Рональд сорвется еще не раз — просто чтобы отстоять свою с таким трудом отвоеванную у братьев Маньяни свободу. И отворачиваться от этой угрожающей перспективы она не собиралась, что бы там ни говорил чертов Левадовски.

Она дождалась ночи, уложила детей спать и глянула на часы. До возвращения Джимми со службы оставалось около часа — то, что надо.

Нэнси вышла в гараж, достала и бросила на сиденье «Форда» купленный ей мамой, а потому ни разу не надеванный черный, пуритански глухой спортивный костюм, отыскала серую, почти бесцветную спортивную шапочку Рональда, кинула в салон короткую, но увесистую монтировку, завела машину и, не теряя времени, выехала к школе. Остановилась на том же самом, совершенно открытом месте и юркнула в кусты. Прокралась несколько метров и замерла. Джимми вместе с напарницей сидели в полицейской машине и о чем-то напряженно разговаривали.

Нэнси улыбнулась. В крайнем случае у нее будет понятное алиби обычной ревнивой жены. Она вытащила костюм из сумки, спокойно, никуда не торопясь, влезла в него и крадучись прошмыгнула к дверям школьного спортзала. Огляделась по сторонам, сунула монтировку в неширокую щель между дверью и косяком и, затаив дыхание, с усилием нажала.

Дверь застонала. Нэнси нажала еще раз, и еще — до хруста. Трясущимися руками рванула дверь на себя и черной тенью скользнула внутрь. На подгибающихся ногах взбежала по лестнице на второй этаж, с замирающим от ужаса сердцем взломала дверь директорского кабинета, кинулась к шкафам и начала судорожно сваливать личные дела учеников в одну кучу — в центре пола. Вытащила спрятанную в серебристом сапоге старую зажигалку Джимми и щелкнула.