Переступить черту (сокращ.) - Паттерсон Джеймс - Страница 3

Шона кивнула. Ей четыре года, и она самая тихая и послушная из детей.

— Ну так вот, ваша задача — следить, чтобы в кошачьей миске всегда была вода. Ах да, и послушайте меня все, ребятки, — продолжала Мейв. — Еще пара вещей, пока я про них не забыла. В нашей семье принято отмечать дни рождения. Сколько бы вам ни было лет — четыре года, четырнадцать или сорок, — собирайтесь вместе в этот праздничный день. Будем держаться друг за друга, идет? Ну а пока вы живете под одной крышей, вы должны хотя бы раз в день есть за одним столом. Пусть даже кошмарные хот-доги перед проклятым телевизором, главное, чтобы вместе. Поняли? Трент, ты меня слушаешь?

— Хот-доги перед телевизором, — повторил, улыбаясь, Трент. — Люблю хот-доги и телевизор люблю.

Мы все рассмеялись.

— А я люблю вас, — сказала Мейв, и я увидел, что веки ее устало смыкаются. — Я так горжусь вами. И тобой тоже, Майкл.

Мейв приближалась к могиле с достоинством, которого я в людях никогда даже заподозрить не мог, — и она гордится нами? Мной? Мне хотелось завыть во весь голос, пробить кулаком стену. Но я снял с жены бейсболку и нежно поцеловал ее в лоб.

— Ладно, ребята. Маме нужно отдохнуть, — сказал я, изо всех сил стараясь, чтобы голос мой не сдавило так же, как сдавило сердце. — Пора идти. Эскадрон, по коням!

Когда Аккуратист вылез из машины на Пятой авеню и стал подниматься по каменным ступеням собора Святого Патрика, было три сорок пять.

Войдя внутрь, он присел на скамью у исповедальной кабинки. Минуту спустя показался священник лет сорока. Увидев ледяную улыбку Аккуратиста, отец Патрик Макки прищурился, чтобы получше его разглядеть. Аккуратист поднялся со скамьи и проскользнул в дверь исповедальни.

— Слушаю тебя, сын мой, — произнес священник за перегородкой.

— Северо-восточный угол Пятьдесят первой и Мэдисон, — сказал Аккуратист. — Через двадцать минут будьте там, иначе вам не поздоровится.

Но прошло все-таки не двадцать, а почти тридцать минут, прежде чем отец Макки открыл дверцу фургончика Аккуратиста. Теперь на священнике была синяя лыжная куртка и джинсы. Он извлек из-под просторной куртки картонный тубус.

— Раздобыли! — сказал Аккуратист. — Отлично.

Священник кивнул и оглянулся на собор.

— Нам лучше уехать, — сказал он.

Десять минут спустя фургончик остановился на пустыре. Аккуратист сдернул крышку с картонного цилиндра.

В тубусе оказались старые, ветхие чертежи. Аккуратист провел пальцем по одному из них, ткнул в середину схемы. Вот оно! Значит, это были не просто слухи. Все так и есть. И теперь она в его руках — последняя деталь шедевра.

— Кто-нибудь знает, что они у вас? — спросил Аккуратист.

— Никто, — ответил священник.

Аккуратист долго сидел неподвижно, не в силах оторвать глаз от чертежа. Однако в конце концов он достал из-под сиденья кольт 22-го калибра с глушителем. Два хлопка пистолета были почти беззвучными, однако отцу Макки показалось, что в голове у него взорвалась граната.

Аккуратист свернул чертежи и убрал их в тубус.

«Шедевр, — думал он, — шедевр в процессе его сотворения».

В тот вечер дети, вернувшись домой, развили бешеную деятельность. Из каждой комнаты несся вместо звуков телевизора или электронной пальбы приятный деловитый шум.

Плеск воды свидетельствовал о том, что Джулия наполняет ванну для Шоны и Крисси. Брайан сидел в столовой, разложив на столе карты и обучая Трента и Эдди игре в очко.

— Раз, — долетал до меня из кухни голос шеф-повара Рикки, намазывавшего ломти хлеба джемом, — два, три…

Джейн сидела на полу своей комнаты, разложив вокруг карточки с вопросами на одной стороне и ответами на другой, и готовила Фиону и Бриджет к поступлению в колледж, хотя ожидаемое событие могло произойти не ранее 2014 года.

Никто не жаловался и не ныл.

Добавьте к списку качеств моей жены блестящий ум. Она понимала, как тяжело сейчас детям, какими заброшенными они себя чувствуют, вот и дала им то, что способно заполнить эту пустоту. Жаль только, что мою пустоту заполнить нечем.

Поспрашивайте родителей, и многие скажут вам, что самый трудный момент наступает, когда детей пора укладывать спать. К этому времени все, в том числе и родители, становятся усталыми, раздраженными, а неугомонность детей быстро порождает крики, угрозы и наказания. Не знаю, как Мейв справлялась с этим. Это одно из тех занятий, которые пугали меня сильнее всего.

Но в этот вечер, в восемь, я вошел в комнату девочек и застал Крисси, Шону, Фиону и Бриджет уже в постелях, а Джулия как раз закрывала книжку о приключениях свинки Оливии.

— Спокойной ночи, Крисси, — сказал я, целуя девочку в лоб.

И так далее, по кругу. Мальчишки тоже уже легли.

— Спокойной ночи, Трент, — его я поцеловал в бровь, — ты здорово поработал сегодня.

И, уже стоя в дверях, я обернулся к ним и сказал:

— Без вас, ребята, я бы не справился.

— Мы знаем, пап, — ответил с верхней койки Брайан. — Ты не волнуйся. Мы тебя прикроем.

Я вышел в коридор, постоял немного возле детской. Раньше в это время я возвращался с работы домой, и из приоткрытой двери гостиной лился теплый желтый свет. Мейв читала, устроившись в кресле. А в этот раз я смотрел на погруженную во мрак комнату и, кажется, впервые в жизни понял, что такое темнота.

Я вошел в гостиную, включил свет. Я сидел в тишине, медленно обводя гостиную взглядом, и вспоминал. Вот обои, которыми мы сами оклеили стены. Вот семейные фотографии, сделанные Мейв и ею же вставленные в рамки.

После того как мы удочерили Джулию, Мейв ушла из больницы, чтобы проводить с ней побольше времени, и нашла другую работу — уход за жившим на Вест-Энд-авеню стариком. Мистеру Кесслеру стукнуло девяносто пять, человеком он был озлобленным, сердитым на современный мир и на все, что в нем имелось. Однако Мейв усмирила его — добротой и состраданием. Она вывозила его в кресле в парк, чтобы он погрелся на солнышке, научила его помнить о том, что он жив, даже если ему того и не хочется.

Под конец он буквально преобразился, забыл о злости и даже помирился с жившей отдельно от него дочерью.

А после его смерти выяснилось, что квартиру свою он завещал Мейв, в ней-то наша семья теперь и жила. И Мейв вместо антиквариата, на котором, похоже, помешалось большинство наших соседей, наполнила ее детьми. Через четыре месяца после переезда мы усыновили Брайана. А еще через полгода — Джейн. И пошло, и пошло…

Я понимаю, «святая» — слово довольно избитое, однако, пока я сидел здесь один, перебирая в уме все, чего сумела добиться Мейв, это слово то и дело всплывало у меня в голове.

Когда затрезвонил дверной звонок, сердце у меня буквально подпрыгнуло. Я решил, что это какой-нибудь подвыпивший гость случайно перепутал двери: наши соседи Андерхиллы частенько устраивали шумные вечеринки. И, добравшись до двери, раздраженно дернул ее на себя.

Однако, увидев за дверью молодую блондинку в мятых джинсах, темно-синей куртке, да еще и с рюкзаком, я понял, что она вряд ли собралась на коктейль.

— Мистер Беннетт? — произнесла она, опуская рюкзак на пол. — Я Мэри-Кэтрин. Добралась наконец.

Говорила она с приятным ирландским акцентом, и я подумал: наверное, какая-то родственница моей жены.

— Добрались? — не без опаски повторил я.

— Я — помощница по хозяйству, — ответила Мэри-Кэтрин. — Нона сказала, что обо всем с вами договорилась.

Помощница по хозяйству? Нона? Тут до меня дошло, что Нона — это мать Мейв.

— Видите ли, я не совсем понимаю, о чем вы говорите.

Мэри-Кэтрин приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать. Потом закрыла.

— Прошу прощения, что отняла у вас время, сэр, — проговорила она наконец и подняла с пола рюкзак. — Похоже, произошла какая-то ошибка.

Когда она подошла к лифту, рюкзак выскользнул из ее руки. Я вышел в коридор, чтобы помочь ей, и только тут заметил на полу кучу писем и газет. Я давно не разбирал почту, и Андерхиллы сваливали мою корреспонденцию в коридоре под наш общий столик, чтобы не сдвигать свою коллекцию старинных щипцов для орехов.