Переступить черту (сокращ.) - Паттерсон Джеймс - Страница 27

Я смотрел на алтарь и думал о нашем еще не законченном деле.

Мы знали — когда, где, что, почему и как. Единственное, чего мы не знали, — это кто. Этот человек разработал блестящий план и вместе с тем был способен на звериную жестокость. Это человек с сильной волей, решил я, и, кроме того, на пути к собственной цели он ни перед чем не остановится.

В ходе осады они убили пятерых. Двое спецназовцев погибли во время перестрелки в туннеле. Священник получил пулю в висок — «случайно», если верить Джеку. Джона Руни застрелили в упор.

И наконец, мэр. Почему они до смерти искололи Эндрю Турмана ножом? Ожоги на руках мэра показывают, что его еще и пытали. Почему для убийства мэра они избрали особый способ? Сводили с ним личные счеты?

У этого имелась какая-то причина. Я просто не знал какая.

Перед тем как уйти из собора, я постоял немного перед рядом поминальных свечей в часовне Девы Марии. Я зажег по одной в память о каждом из убитых и еще одну — в память о Мейв. Потом преклонил колени, закрыл глаза и прижал к ним стиснутые кулаки, чтобы не дать волю слезам.

«Мейв, милая, — как молитву, повторял я. — Мне тебя страшно не хватает».

Я по-прежнему ждал известий от Лонни насчет отпечатков. Вернувшись в кабинет, я налил себе чашку кофе, постоял с ней у окна, ожидая звонка и глядя на городские крыши.

Нам еще предстояло уточнить по этому делу очень многое. Мы знали изготовителей оружия, оставленного преступниками в соборе, возможно, это даст нам что-нибудь. Мы собрали гильзы и использованные обоймы. Они стреляли резиновыми пулями. И это было интересно. Преступники принесли с собой оружие, которое обычно используется для разгона толпы.

Когда два часа спустя на моем столе зазвонил телефон, я уже по уши погрузился в протоколы опроса заложников.

— Прости, Майк, — сказал Лонни. — Ничего нам отпечатки не дали. У покойного не было преступного прошлого.

Когда я опускал трубку на аппарат, мне показалось, что я расслышал надменный смешок Джека.

Глава 10

Когда я на следующее утро пришел на работу, на моем столе трезвонил телефон. Я снял трубку и услышал знакомый голос:

— Это Кэти Калвин из «Таймс». Я могу поговорить с детективом Беннеттом?

Мне сразу же захотелось бросить трубку на рычаг, но я все же передумал и довольно резко ответил:

— Беннетт слушает. Хотя, если честно, я устал от наших с вами игр, Калвин.

— Майк, — живо отозвалась она. — Прошу вас, позвольте мне извиниться за ту статью. Вы же знаете, какое тогда царило безумие. Редактор требовал материала, и я… Хотя о чем тут говорить? Оправдаться мне нечем. Я набезобразничала, и мне очень стыдно за это. Я в долгу перед вами. Я слышала, вы понесли большую утрату. Примите мои соболезнования.

Я молчал. Говорила она искренне, и все же с ней надо быть настороже. Она выставила и меня, и все Управление круглыми идиотами. Но с другой стороны, если репортер «Таймс» перед тобой в долгу, это может оказаться весьма кстати.

— Приношу свои извинения, Майк, — повторила она. — Я чувствую себя последней сволочью.

— Что ж, по крайней мере с самооценкой у вас теперь все в порядке, — заметил я.

— Я знала, что в конце концов мы с вами подружимся. А звоню я вот почему: я брала интервью у попавших в заложники знаменитостей. Разговаривала с активистом борьбы за гражданские права, преподобным Соллстисом, и знаете, что он мне сказал?

Неистовый в обличениях Соллстис был известен главным образом одной чертой характера. Ненавистью к копам.

— Считайте, что я затаил дыхание, — сказал я.

— Он говорит, что, по его мнению, преступники были копами, — сообщила Калвин. — Вот я и решила поделиться с вами этой новостью. И сказать заодно, что печатать подобную чушь я отказываюсь. Хорошо? Видите, я не такая уж и плохая.

— Хорошо, — ответил я. — Спасибо за звонок.

Положив трубку, я откинулся на спинку кресла, обдумывая выдвинутые Соллстисом обвинения. Что именно ему известно? И насколько это важно? Я перезвонил Калвин и получил от нее номер его телефона.

Откладывать разговор на потом я не стал.

— Здравствуйте, ваше преподобие. Я детектив Майкл Беннетт из Управления полиции Нью-Йорка. Расследую захват собора. Мне сказали, что у вас есть информация по этому делу.

— Ха! — выпалил Соллстис. — Я знаю, чем вы там занимаетесь. Волынку тянете. Норовите замять эту историю. Послушайте, милейший, мне все известно. Я знаю копов. Только профи вроде вас могли обращаться с нами так, как это делали вы. Вы, копы, провернули все дельце, а теперь хотите упрятать концы в воду.

Могло ли это быть правдой? Весьма и весьма сомнительно.

Однако Соллстис поставил передо мной два серьезных вопроса. Откуда преступники знали о тактике осады? И почему все выглядело так, точно им заранее было известно о каждом нашем шаге?

На самом деле на острове Райкерс, что в Бронксе, стоит не одна тюрьма, а десять, и вмещают они до семнадцати тысяч заключенных. Райкерс смахивает на маленький город со своими школами, спортивными площадками, церквами и мечетями, продуктовыми магазинами, парикмахерскими и даже мойкой для машин.

Я приехал туда на следующее утро, с утра пораньше. Идея пришла мне в голову ночью, теперь же у меня появилась возможность проверить ее.

В восемь с минутами я уже оказался на территории тюрьмы. Меня провели в небольшую комнату для свиданий. И следующие несколько часов я просидел в ней, побеседовав за это время с десятками заключенных. Я проигрывал им сделанную во время переговоров запись голоса Джека, рассчитывая, что кто-нибудь из них слышал его во время прежних своих отсидок.

Однако ни один из семидесяти девяти заключенных, приходивших ко мне в эту тесную комнатку, ничем меня порадовать не смог. Представляете, как я себя чувствовал?

Так было, пока не появился восьмидесятый мой гость, Тремейн, костлявый тюремный «старожил» лет примерно сорока. И вот он-то сказал, что вроде бы слышал раньше голос Джека:

— Наверняка не скажу, но может быть.

Возвращаясь с Райкерса, я позвонил Лонни и попросил его прогнать отпечатки пальцев убитого бандита по базам данных, в которых хранятся сведения о людях, работавших в органах правопорядка нашего города, штата и страны в целом.

Час спустя у меня в кабинете запищал факс. Мне показалось, что прошел месяц, прежде чем из этой машины с гудением выполз листок бумаги. Я осторожно, чтобы не смазать еще свежую краску, поднял его с лотка.

А потом уже не смог оторвать от него глаз — не от фотографии, с которой мне улыбался мертвый теперь преступник, а от стоявшего под ней текста. Невероятно! — думал я.

Я набрал номер Уилла Мэттьюса и, когда нас соединили, сказал:

— Это Беннетт. Похоже, мы их нашли.

Когда мы выехали за черту города, пошел снег. Вереница из восьми машин — седанов ФБР и фургончиков особого подразделения нью-йоркской полиции — мчалась по Вестчестерскому лесу, однако ехали мы вовсе не в домик, в котором жила бабушка Красной Шапочки.

На повороте к Плезантвиллу мы покинули магистраль и покатили на запад, к Гудзону. И наконец, проехав вдоль взъерошенной ветром реки, остановились у высокой бетонной стены, увенчанной рядами колючей проволоки. К ней была привинчена вывеска: «ИСПРАВИТЕЛЬНОЕ ЗАВЕДЕНИЕ „СИНГ-СИНГ“».

Я вылез из машины, постоял немного у тюремной стены. Воздух здесь был холодный, и он, как показалось мне, стал еще холоднее, когда охранник, несший дежурство на башне, резко повернул в мою сторону закрытое темными очками лицо. Дуло болтавшейся у него на груди винтовки грозно поблескивало.

Сколько времени мы провели, пытаясь отправить этих бандитов за решетку, думал я, вглядываясь в тюрьму особо строгого режима. И нате вам, они за решеткой уже и были.

Отпечатки пальцев погибшего в автомобильном салоне преступника принадлежали Хосе Альваресу, охраннику, работавшему в «Синг-Синге» и уволившемуся оттуда полгода назад.