Ангел-истребитель - Кортес Донн - Страница 40

Четвертым предметом был элемент паззла, картон под толстым слоем пластика-ламината. В уголок вдавлено металлическое колечко – для того, видимо, чтобы подвешивать к ключам. Не было никакой возможности определить, что изображала картинка в целом; цветные пятна и несколько полос. И вновь Никки не могла сказать, кто покрыл эту вещицу ламинатом – Штольц или его жертва. В любом случае это было сделано, чтобы защитить элемент: его владелец всегда мог сунуть руку в карман и прикоснуться к гладкой поверхности пластика рядом со связкой ключей, она напоминала ему о... О чем? О решенной головоломке – или об оборванной жизни?

Впрочем, какая разница?

Пятым предметом был Смарф – крошечная фигурка из синей пластмассы. Она была здорово потерта, нарисованные глаза совсем поблекли; кто-то очень долго носил ее в кармане, всегда держал при себе. Подарок от ребенка?

И последний предмет – маленькая алюминиевая бирка с выдавленным серийным номером и словами: "Город Портленд". Собачий паспорт.

Никки бегло осмотрела ее, перевернула. На обороте было выгравировано слово "РОЗИ".

Она постаралась представить, как Штольц таскает в кармане эту бирку, крутит ее в пальцах в минуты стресса. Вновь и вновь переживает свое преступление, фантазирует о следующем. Но у Никки не было того дара, каким владел Джек, она не умела взглянуть на окружающие ее вещи глазами убийцы; в ее сознании всплывали лишь образы виденных ею собак. Большие псы и маленькие шавки, лающие, подпрыгивающие, бегающие вокруг. Никки стало любопытно, какой породы была эта Рози, давно ли она умерла.

Она пробежала пальцем по тугой связке амулетов на браслете, слушая их знакомое бренчание. У нее были все возможные виды амулетов – сердечки, фигурки богини, листочки трилистника и черепа. Некоторые были подарены, другие она купила сама. Когда люди спрашивали о них, в ответ она пожимала плечами и жаловалась на свое суеверие.

В итоге она собрала всю коллекцию обратно в пакетик, сунула его в сумочку и вышла из кафе.

Вопросы лучше оставить Джеку.

Прежде чем избавиться от тела Штольца, Джек сфотографировал его.

"Волчьи угодья" работали на основе взаимообмена; информация за информацию. Если Джеку нужны детали, которые привели бы его к другим членам Стаи, ему придется заплатить за них, – а для этого годилась лишь одна валюта.

Он сделал множество снимков крупным планом.

Джек неплохо управлялся с фотоаппаратом, даже выполнял какие-то профессиональные заказы, прежде чем решил сосредоточиться на скульптуре. Он всегда предпочитал снимать статичные объекты, а не людей или природу: ему нравилось точно выверять освещение, угол и задник, не отвлекаясь на изменчивые формы, продиктованные движением. У каждого предмета, который ему приходилось снимать, имелась своя история; фотографу нужно было только найти способ рассказать ее, сделать очевидной.

Тело Штольца было хроникой боли. Ссадины, ожоги, порезы... и каждый – веха на пути разрушения. Не воли самого Штольца, нет; его собственный страх скомкал ее практически сразу.

То была хроника эрозии. Эрозии Джека.

Чем больше вопросов он задавал, тем яснее ему становилось, что Штольц не лжет.

Но он не прекратил пытки.

Джек сказал себе, что это необходимо – ему нужно быть абсолютно уверенным. Все это могло оказаться игрой гениального актера. Всего одна ложь, и он попадет в западню, а его секрет станет известен Стае.

Но тело Штольца поведало иную историю.

Джек помнил каждую ступень, значение каждой раны. Это был пейзаж потерь, разрушенная крепость тайн, которую он взял приступом. Он помнил свои ощущения на каждом этапе... и то, как в определенный момент перестал чувствовать вину.

Он все еще щелкал затвором фотоаппарата, когда в подвал спустилась Никки.

– Ты собираешься что? – переспросила Никки.

Джек изучал режущую кромку диска пилы.

– Собираюсь отправить Гурману мозг Штольца.

– Гурману? На хрен тебе Гурман? Давай нажмем на этого треклятого Патрона!

Никки вышагивала взад-вперед по пыточной камере. Тело Дорожного Патруля с распухшим, багровым лицом все еще было привязано к стулу.

– Я пока не придумал, как до него добраться, – сказал Джек. – У Гурмана крайне специфические вкусы. Он не упустит шанса проглотить мозги Следователя.

– Джек, я начинаю подозревать, что мозги Следователя уже кто-то проглотил. Ты хотел размяться с этим неудачником... – сказала она, указывая на привязанный к стулу труп, – ...отлично, я могу это понять. Но мы говорим сейчас о засранце, убившем твою семью!

– Да, – тихо ответил Джек. – И теперь я убиваю тех, кто близок ему...

Замерев, Никки с недоверием уставилась на него.

– Так вот чем ты занят, да? Ты воображаешь, что уничтожение Стаи заставит Патрона страдать? Это полная чушь, Джек, и ты сам это знаешь. Для начала, счастливое семейство-серийных-убийц было манией Джинна-Икс, а он уже отправился на Грандиозный Концерт Курта Кобейна на небесах. Во-вторых... Господи боже, Джек, Патрон плевать хотел на всех и каждого. Он шелестит оторванными частями тел, как писатели – исписанными страницами. Он самый больной долбаный монстр из всех, на кого мы только натыкались... и мне уже начинает казаться, что в нем больше отваги, чем в тебе.

– Это не конкурс на лучшую песню. Это процесс уничтожения.

– Даже слышать не хочу, Джек. Может, когда мы вдвоем гонялись за ними и убивали по одному, это и было правдой. Но теперь они знают. Черт побери, они уже пытались расправиться с тобой...

– И теперь думают, что им это удалось. – Джек начал отворачивать зажим, крепивший лезвие пилы. – Но мы их перехитрили. Победа за нами, а их ряды редеют.

– Прекрасно. Стало быть, они слабеют, а мы становимся сильней. Мы оставили их в дураках, и сейчас ты, наверное, даже чувствуешь азарт. Ты уверен в себе и в своей силе. Но это ненадолго, Джек... нельзя медлить, надо идти дальше.

Он снял лезвие, выбрал другое, с зубцами побольше.

– Обязательно. Я просто хочу быть уверен, что мы все сделаем правильно...

– Правильно? Правильно? – расхохоталась Никки. – Джек, неужто у тебя есть книжка "Погоня за серийными убийцами для чайников", о которой ты ничего мне не говорил? Я-то воображала, что мы пишем ее сами, по ходу пьесы.

Джек выровнял лезвие, затянул крепеж.

– Никки, ты же знаешь, как это работает. Надо иметь терпение.

– Теперь все иначе, Джек. Разве ты не понял? Мы больше не занимаемся ловлей на живца... Мы выслеживаем этих ублюдков. И они это знают.

– Говорю тебе, они думают, что я погиб...

– И сколько пройдет времени, прежде чем они убедятся в обратном? Ты и правда считаешь, что сможешь вечно водить этих ребят за нос?

Опустив пилу, Джек пристально посмотрел на Никки.

– Не вечно. Но достаточно долго.

Она покачала головой.

– Не знаю, Джек. Не могу понять, то ли ты настолько сосредоточен, что не собираешься менять своих планов... то ли просто не хочешь поймать Патрона.

– Думаешь, мне страшно?

– В том, чтобы чего-то бояться, нет ничего плохого, Джек. Мне только не понятно, чего ты боишься.

Ноутбук на столе издал короткую трель.

– Входящее сообщение, – сказал Джек. – Кто-то хочет пообщаться с Джинном-Икс.

– Давай, трепись со своими дружками, – бросила Никки. – Просто постарайся не забыть, кто ты такой на самом деле.

И размашистым шагом вышла из камеры.

ПАТРОН: Где ты пропадал, милый мальчик? Мы по тебе соскучились.

ДЖИНН-ИКС: Врубись, какой-то отморозок угнал мой велик. Я разбирался со страховкой, с копами, со всяким таким дерьмом.

ПАТРОН: Понимаю. Довольно печально, не правда ли, – когда у тебя отнимают что-то дорогое?

ДЖИНН-ИКС: Ну да, если я найду урода, сверну ему шею.

ПАТРОН: Не хочу показаться циничным, но... это весьма маловероятно, не так ли? Некоторые вещи если исчезают, то уже навсегда. Лучше смириться и жить дальше.