Талисман - Андерсон Кэтрин - Страница 4

— Не стреляй, — снова предостерег Том. — У этого воина впереди изогнутое копье с белым флагом. Не знаю, чего им надо, но драться они не собираются. Ты знаешь язык команчей?

— Ни одного слова, — ответил Генри.

— Я знаю несколько слов. Если они ведут торговлю, они, вероятно, говорят по-английски, но если они не занимаются этим делом, нам остается надеяться на то, что мой индейский не подведет нас. — Том выплюнул жеваный табак на пол, вымытый Рейчел. Затем он закричал: — Что вам надо?

Нервы Лоретты были настолько напряжены, что при звуке его голоса она подскочила. При виде лужицы слюны и табака на полу у нее возникло ощущение тошноты. Она что, лишилась рассудка? Что из того, что пол потеряет свою белизну? Ведь оглянуться не успеешь, и он может быть сожжен дотла. Она услышала плач Рейчел, негромкие всхлипывания. Ужас. Его металлический привкус вызвал сухость во рту.

— Что привело вас сюда? — снова крикнул Том.

— Хитес! — отозвался низкий голос. — Мы пришли как друзья, Белые Глаза.

Двигавшийся впереди воин опережал своих товарищей футов на двадцать, высоко держа изогнутое копье таким образом, чтобы укрепленная на нем пыльная белая тряпка была хорошо различима. Он гордо восседал на своем черном жеребце, расправив прямые коричневые плечи. Ноги, обутые в кожу, плотно прижимались к конским бокам. Порыв ветра растрепал его волосы цвета красного дерева, бросив прядь на его бронзовое, чеканное лицо.

При первом взгляде Лоретте показалось, что он чем-то отличается от других. Пристальнее всмотревшись, она поняла почему. Он несомненно был смешанного происхождения, верхом держался прямее остальных, кожа была светлее. Если бы не загар и длинные волосы, он вполне мог бы сойти за белого. Однако все остальное — от жестокой усмешки до совершенного искусства верховой езды, как если бы он и конь составляли одно целое, — изобличали в нем дикаря.

Том Уивер насторожился.

— Черт… Генри, ты знаешь, кто это?

— Я надеялся, что мне показалось.

Лоретта подвинулась чуть ближе, чтобы получше разглядеть. Затем на нее словно обрушился удар. Охотник. Она слышала его имя, произносимое шепотом и со страхом, слышала ужасные истории. Но до этого момента она не верила в его существование. Синеглазый метис, один из самых хитрых и коварных противников, с какими приходилось сталкиваться солдатам армии Соединенных Штатов. Теперь, когда Север ослаб в войне против Юга, поселенцы остались без кавалерии, с помощью которой они могли обороняться от Охотника и его мародеров, и налетчики наносили удары все глубже в населенную часть страны, продвигаясь на восток. Некоторые утверждали, что он опаснее чистокровных команчей, так как обладает умом белого человека. Как бы злобен он ни был, рассказывали, что он щадил женщин и детей. Было ли это случайностью, преднамеренными действиями или ложью, выдуманной симпатизирующими индейцам, никто не знал. Лоретта склонялась верить последнему. Индейцы были не лучше диких зверей, убийцы все до одного.

— Что тебе надо? — крикнул Генри. — Корова дает много молока. Позади дома два мула и лошадь.

Запахом страха веяло от потной рубашки дяди Генри, запахом острым и стойким. Ухватившись за пояс, индеец вытащил чтогто оттуда. Подняв высоко то, что вытащил, он устремил взор прямо на окно, у которого стояла Лоретта. Ею овладело странное ощущение, что он видит ее. Что-то золотистое струилось у него между пальцами, мерцая в косых лучах солнца.

— Пена, — закричал он. — Вы называете это медом. Пошлите ко мне женщину, чьи волосы я держу.

— О Боже милостивый, — прошептал Том.

Не в силах отвести глаз от золотых прядей, струившихся между коричневыми пальцами метиса, Лоретта сжала дрожащей рукой горло. Это не может происходить на самом деле, подумала она. Через минуту я проснусь. Это просто дурной сон.

— Их больше пятидесяти на одного, — сказал Генри. — Что мы станем делать, черт возьми?

Том заерзал у окна.

— Даже если бы их было сто на одного, ты не можешь послать к нему девушку.

— Лучше одна она, чем все мы. — Струйка влаги стекла с носа Генри, и он быстро вытер нос своим белым рукавом. — Я должен думать об Эми и Рейчел. Ты знаешь, что эти дикари могут сделать с Эми, Том.

— А как насчет Лоретты?

Лоретта оперлась рукой о стену. Он хотел ее? От страха ноги у нее стали, как ватные. Нет, я не пойду, подумала она. Затем она вспомнила, какое белое лицо было у Эми, когда она закрывала люк. Сто команчей против трех винтовок? Все в доме погибнут, включая Эми. И она была уверена в том, что смерть девочки не будет быстрой. Дядя Генри прав: лучше одна жизнь, чем пять.

Лоретта повернулась к своей тете. Кожа Рейчел стала белой, как алебастр. Взоры их голубых глаз встретились. Затем Рейчел отвела взгляд к кровати. Этот взгляд оказался для Лоретты тем самым толчком, в котором она нуждалась. Она сделала шаг в направлении к двери, окутанная туманом нереальности. Последние семь лет пришли к своему трагическому завершению.

На этот раз она не собиралась праздновать труса. Надо сделать для Эми то, что для нее сделали родители. Второй шанс. Сколько раз в ночных кошмарах она находила в себе силы и мужество открыть цистерну, выйти и помочь матери? Сколько раз, очнувшись от этих кошмаров, просила Господа простить ее за то, что была смелой только в своих снах? Теперь у нее появилась возможность заслужить это прощение.

Когда Лоретта приблизилась к двери, Том закричал:

— Нет! Ты жалкий трус, Генри. Ты посылаешь туда эту девочку, но ты не проспишь спокойно ни одной ночи всю оставшуюся жизнь.

Лоретта коснулась двери и застыла. Через щели до нее доносился звон колокольчиков, веселый звук, такой же неуместный, как веселая музыка на похоронах. Она осенила себя крестом и, зажмурив глаза, попыталась вспомнить слова покаянной молитвы, но все слова перемешались у нее в голове.

— Генри, не надо, — умоляла Рейчел. — Лоретта, не открывай дверь. Если им нужна женщина, пойду я.

— Ты им не нужна, — резко ответил Генри. — Кто-то из них на днях высмотрел Лоретту у реки и пришел за ней. Они пристрелят тебя сразу.

Рейчел резко повернулась к мужу.

— Эта девушка дочь моей сестры. Я никогда не прощу тебя, если ты пустишь ее туда.

— Тебе не надо этого делать, Лоретта, — уговаривал Том. — Есть кое-что похуже смерти, и это как раз такой случай.

Лоретта замерла в нерешительности. Затем дверь заскрипела на кожаных петлях и чуть приоткрылась. Луч солнца осветил ее лицо. Она шагнула за порог. Пусть лучше я, чем кто-нибудь другой. Еще один шаг. Пусть лучше команчи возьмут меня, чем Эми. Теперь, после первых нескольких шагов, это уже не казалось таким трудным. Она сделала глубокий вдох и вышла на крыльцо. Дверь захлопнулась, и засов со стуком встал на свое место. Путь назад был отрезан.

Глядя на нее непроницаемым взором синих глаз, воин на черном жеребце заставил животное сделать шаг вперед. Этим взглядом он пригвоздил ее к тому месту, где она стояла. В течение времени, показавшегося ей вечностью, он изучал ее, не двигаясь, не произнося ни слова, и не опуская копья.

Мужество Лоретты испарилось, и сильная дрожь пробежала по телу. Он заметил эту дрожь и окинул девушку взглядом с ног до головы. Он уделил внимание бедрам, задержав взгляд с оскорбительным презрением, затем переместился выше, к груди. Унижение жгло ее щеки.

— Кимах. — Он произнес это слово с шипением, но в ее ушах оно прозвучало резко, как винтовочный выстрел, сотрясая воздух. Лоретта подпрыгнула, смятение и безумный страх исказили черты ее лица. Она не знала языка ко-манчей и не имела никакого представления о том, чего он хотел от нее. Она только понимала, что он убьет ее, если она рассердит его. Ее дрожащие колени ударялись одно о другое со звуком, подобным барабанной дроби. Его губы скривились в ухмылке. — Иди вперед, чтобы команч мог рассмотреть тебя.

Не чуя ног под собой от страха, Лоретта споткнулась на ступенях крыльца, чуть не упала, но сумела удержаться на ногах. По коже у нее бежали мурашки от взглядов двухсот человек, наблюдавших за нею. Когда она приблизилась к команчу, он отъехал в сторону. Конусообразные медные колокольчики сверкнули на фоне кожаных мокасин. Его взгляд был осязаем, словно дотрагивался до нее.