Игры третьего рода - Долинго Борис - Страница 61

– Не могли бы вы обрисовать примерную ситуацию? – как бы невзначай поинтересовался майор. – Что у вас происходило с самого начала? Как складывалась тактическая и стратегическая обстановка, так сказать? Чтобы мы представляли, с кем нам вместе с вами придётся бороться.

Президент помрачнел, но потом важно кивнул, словно что-то вспомнил. Он несколько дежурно улыбнулся и пустился в разглагольствования, пространно излагая собственное видение ситуации, сложившейся в Зоне, образованной Барьером на южном побережье Нигерии.

Как показалось россиянам, так называемый президент представлял собой нечто вроде мелкого царька, желавшего стать Наполеоном данной ограниченной местности, но в определённом уровне образованности отказать ему, конечно, было нельзя. Он служил в корпусе нигерийского министерства иностранных дел в Абудже, а в момент Катастрофы оказался с деловым визитом в Порт-Харкорте, главном городе штата Риверс.

В целом, как и следовало ожидать, когда исчезла связь с центральным правительством страны, по всей Зоне быстро разразились межклановые и межплеменные стычки. На этот участок попали столицы трёх штатов Нигерии, поэтому после катаклизма в условиях изоляции от остального мира выжившее руководство каждого из них стало претендовать на управление сразу всей территорией.

Аканде начал принимать активное участие в деятельности местных властей по наведению порядка и восстановлению разрушенного хозяйства, но не сошёлся амбициями с местными лидерами. Уцелевшие руководители штата Риверс видели в нём столичного человека и не позволяли занять то положение, к которому устремился сам доктор, считавший, что в силу многих причин он должен играть более заметную роль. Положение усугублялось ещё и тем, что сам Букар происходил из народности хаyса, а большинство крупных администраторов штата составляли люди народности йорyба.

Разногласия с местным руководством привели к тому, что на второй год после Катастрофы доктор Букар Аканде вынужден был покинуть Порт-Харкорт. Он подался в район городков Опобо и Экет, где у него нашлись кое-какие выжившие дальние родственники и друзья, и именно там организовал собственный отряд. Подобных формирований возникало хоть пруд пруди, но всем не хватало оружия, и многие очень быстро рассеялись, были захвачены в плен или просто уничтожены более сильными группировками.

Доктор Аканде, судя по всему, оказался не самым заурядным организатором, поскольку в конце концов ему удалось сделаться президентом так называемой Независимой Республики Южного Побережья или НРЮП. Эта республика, которая им же и была создана, судя по всему, являлась изначально сборищем людей, захвативших небольшой гарнизон в Экете.

Сейчас, после четырёх лет кровавой междоусобицы и разыгравшихся эпидемий, населения осталось мало – насколько можно было судить, куда меньше в процентном отношении, чем в районе Нового Екатеринбурга. Большинство техники было выведено из строя или просто выработало ресурс из-за плохого технического обслуживания и нехватки запчастей.

Тем не менее боевые действия всё ещё продолжались, хотя и достаточно вяло, большей частью в виде отдельных коротких стычек. Клан полковника Мбадинуи из Порт-Харкорта под скромным и непритязательным названием «Фронт национального спасения» (Аканде произносил сокращение данной фразы на английский манер, как «энэсэф», а его приверженцев по-русски обозвал «энэсэфцами») владел несколькими нефтяными скважинами и имел много оружия, правда, только лёгкого стрелкового. Естественно, нефть привлекала ещё две группировки (кроме «революционеров» самого Аканде), враждовавших с полковником Мбадинуи: подразделения Чёрных Пантер из Уйо и некий «Дивизион свободы» из Умуахиа.

Само собой, следовало понимать так, что из всех местных предводителей только доктор Аканде стремился к истинному миру и благоденствию для многострадального народа Нигерии (или, точнее, того, что от неё здесь осталось), тогда как все остальные местные лидеры якобы погрязли в мракобесии и удовлетворении собственных алчных интересов и похотей.

Аканде так и сказал – не «прихотей», а «похотей». Возможно, дело было в его не слишком совершенном знании русского языка, но Домашников не стал поправлять президента: вполне вероятно, что и похоти тоже удовлетворялись, как же без этого?

Гончарову данная ситуация живо напомнила всё, что происходило после развала Советского Союза в некоторых районах Средней Азии и особенно на Кавказе. Пока сильная рука Москвы держала местных глав кланов и племён в достаточно жёсткой узде, там царило относительное спокойствие. Но как только кнут «большого брата» ослаб, а потом и исчез, так называемые местные «вожди» подняли головы. Под лозунгами свободы, независимости и счастья для народа они готовы были этот самый народ утопить в крови. И что характерно – в первую очередь, в его собственной. А если можно было грабить соседа – то грабили.

Косвенно напрашивался вывод, что президента Аканде никто из противоборствующих на данный момент сторон серьёзно не воспринимал, и он сильно рассчитывал сыграть роль «тёмной лошадки», дождавшись, когда три более сильных группировки измотают или уничтожат друг друга, нарушив некое «динамическое равновесие». Появление Гончарова на мощном бронетранспортёре с хорошим вооружением давало шанс неожиданного удара по укреплениям полковника Мбадинуи, за что президент и ухватился.

Услышав, что в составе экипажа есть два человека, хорошо разбирающихся в автомобилях и двигателях, Аканде обрадовался ещё больше, а майору стало понятно, что теперь их просто так отсюда никто не отпустит, и визит на «чёрный континент» может затянуться. Александр подумал о том, что почти утопическое предложение Домашникова вряд ли стоило принимать, но теперь отступать было уже поздно.

Слушая рассказы доктора Аканде, Гончаров осознал, что все стычки, которые до сего дня происходили в Зоне Нового Екатеринбурга, являлись детскими забавами по сравнению с потоками крови, пролившимися на этом куске нигерийской территории.

Одним из бредовых допущений Аканде, по крайней мере на словах, была гипотеза, что причина Катастрофы кроется в каких-то научных и военных экспериментах, проводившихся в развитых странах и, в первую очередь, в США. Майор с сомнением хмыкнул, а вот Пётр только согласно кивнул: он, следуя плану вытянуть из нигерийца как можно больше информации, всячески выказывал уважение и восхищение проводимой президентом политикой.

– Все беды Африки от белых! – важно провозгласил Аканде, развивая очередную мысль.

– М-м, – с сомнением протянул Гончаров, – ну тогда вы нас должны расстрелять на месте. Ведь мы самые что ни на есть белые, как ни крути.

– О! – Президент воздел руки к небу, проглядывающему сквозь ветви деревьев в проёме люка. – Я же имею в виду белых из Америки и Европы, а не из России. К России и СССР у меня особое отношение: русские всегда были друзьями африканцев.

– А что, господин президент, тут у вас в округе какие-нибудь англичане или американцы остались? – как бы между прочим поинтересовался Пётр.

– Здесь поблизости точно нет. Все либо сами не выжили в тропиках без своих лекарств, кондиционеров и унитазов, либо их поубивали и принесли в жертву…

Он споткнулся и поспешно пояснил:

– Знаете ли, например, люди полковника Мбадинуи практикуют жертвоприношение в качестве устрашающих мер. И при этом утверждают, что это их противники якобы возрождают древние африканские культы.

– А ваши подчинённые не страдают подобными пристрастиями? – прямо спросил майор.

– Вы зря так говорите, – укоризненно покачал головой Аканде. – Как вы могли подумать, чтобы я, выпускник Университета дружбы народов в Москве, допустил бы такое?! Я могу понимать разумные пределы необходимости.

В чём состоят такие «разумные пределы» и что это за «необходимость», он не объяснил, но внимательно посмотрел поочерёдно на майора и Домашникова:

– Надеюсь, вы так не думаете?

Пётр энергично помотал головой, а Гончаров развёл руками, словно и ответить-то на подобное не мог ничего.