Игры третьего рода - Долинго Борис - Страница 32

Вокруг висела тишина, нарушаемая лёгким шуршанием травы на слабом ветерке, острее дававшем почувствовать прохладу: термометр показывал всего плюс пять градусов. Корпус БТРа ещё отдавал тепло жаркого лета земной Зоны, а люди потянулись за бушлатами.

– Не хватало ещё простыть на фиг, – проворчал Исмагилов: он не любил холод и терпеть не мог зиму, хотя и прожил всю жизнь на Урале, где, как известно, был в этом смысле не Ташкент.

Домашников раскрыл личный вещмешок, в котором нашлась потрёпанная, но ещё вполне крепкая куртка-»аляска» с большим капюшоном, на затёртой оранжевой подкладке.

– Телогреечку армейскую тебе, значит, западло носить? – съязвил майор. – А нам, вообще-то, выдали всё офицерское!

Домашников хмыкнул с какой-то легкой грустью, словно оправдываясь:

– Я к этой куртке привык – все годы со мной пережила. – Он горько вздохнул. – И всех…

Гончаров молча похлопал Петра по плечу, словно говоря: «Да ладно, дружище, я же шучу».

Облачившись в соответствующую местному климату одежду, Пётр достал из кармана заранее припасённое тёмное стёклышко и посмотрел на светило – местное солнце имело выраженный синеватый оттенок.

– Проверь-ка уровень фона, – посоветовал Домашников майору. – Только учти, ДП-3Б хорошо прогреть надо.

Гончаров чертыхнулся в досаде, что сам сразу не догадался замерить радиацию, и полез внутрь.

Он пощёлкал тумблерами бортового рентгенометра и через какое-то время сообщил:

– Лампочка горит – радиация выше нормы. Чуть больше ноль одного рентгена в час. Хм, это вроде как не мало, насколько я понимаю.

– Да уж, – проворчал Пётр, – раза в четыре выше нормы. Правда, ещё чёрт его знает, какая у прибора погрешность. По паспорту я смотрел – плюс-минус десять процентов, но кто его поверял хоть раз за все годы? Тем не менее можно считать, что повышенный фон радиации тут есть: либо солнышко имеет такой спектр, либо просто что-то «светит» на местности. Ты прибор не выключай, пусть работает.

– Вот дерьмо! – с чувством сказал Фёдор. – И так тундра какая-то, да ещё радиоактивная!

– Как считаете, может, стоит вернуться? – спросил Альтшуллер и добавил: – Нет, я не за себя беспокоюсь – мне-то всё равно, а вот вы все мужчины молодые, понимаете? Зачем вам радиацию хватать?

Домашников кривовато улыбнулся и немного подумал, прикидывая в уме.

– В среднем за простой рентгеновский снимок, скажем, лёгких, мы получали, если мне память не изменяет, где-то пять-шесть рентген. Но это, конечно, локально, а тут будет на всё тело светить, значит, за десять часов мы словим порядка одного рентгена, если фон не изменится.

– Так-так! – покивал Гончаров. – По армейским боевым дозам допускалось получить пятьдесят рентген, и это за один раз, моментально! Значит, нам пока можно выполнять задачу.

– Это – в Красной Армии норма была пятьдесят, а у американцев, например, в два раза меньше, как нам говорили, – напомнил Домашников.

– Долбаные америкосы, – ввернул Фёдор, выставивший голову из люка водителя, – жалеют своих бойцов.

– Точнее – жалели, – поправил Пётр. – Теперь им, скорее всего, тоже не до жалостей. Да и вообще: будем считать, что просто солдаты у них более хлипкие.

Он повернулся к Александру:

– Правильно рассуждаешь, командир, мысль твою я понял. Накопительным порядком можно без сильного ущерба получить дозу и побольше. Но даже по американской норме, у нас есть двести пятьдесят часов – десять с половиной суток. Времени до хрена. Правда, если солнце поднимется выше и радиацию создаёт именно оно, то может стать жарче как в прямом, так и в переносном смысле.

– Вы, Петя, имеете в виду, что фон может ещё повыситься? – сообразил Альтшуллер.

– Именно, Семён Ефимович, – кивнул Домашников. – Тогда время нашего относительно безопасного пребывания тут сократится.

– Но пока примем за основу, что какое-то время тут можно спокойно находиться, – заключил майор. – Так что выполним план: обследуем территорию в радиусе десяти километров от Арки.

– Кстати, я посмотрел на компас – работает, – доложил Исмагилов. – Ориентироваться сможем легко. Как считаете, Александр Яковлевич: отъедем на десяток километров и пройдём по кругу?

– Фёдя, ещё раз напоминаю: я командир, но мы договорились, что зовём друг друга по именам.

– Тогда почему вы меня всё время зовёте Семёном Ефимовичем? – вставил старик.

Гончаров мгновение смотрел на Альтшуллера.

– Вы хотите, чтобы я звал вас Сеней? – совершенно серьёзно спросил он.

– Ну, если не Сеней, то хотя бы просто Семёном, – немного грустно улыбнулся бывший режиссер. – Понимаете, Саша, здесь, в ином мире, все мы дети Земли, а значит, братья, прошу прощения за высокопарные слова.

Несколько секунд все молчали. Унылая, как будто нарисованная серыми красками на серой бумаге равнина словно подтверждала слова Семёна Ефимовича: единственными яркими пятнами здесь сейчас являлись они сами и их БТР, если можно было назвать таковым цвет «хаки», да синюю на оранжевой подбивке куртку Петра.

– Хорошо, – очень серьёзно сказал майор. – Член экспедиции Семён Альтшуллер, займите место в бронетранспортёре, мы отправляемся.

– Вы только не подумайте, что я не уважаю дисциплину, Саша… – стал оправдываться Альтшуллер. – Я готов исполнить любое ваше приказание как командира.

– Ни секунды не сомневаюсь! Иначе вас, Семён, здесь бы не было, – снова совершенно серьёзно заверил Гончаров.

– Значит, идём по установленному маршруту? – уточнил Исмагилов.

– Конечно, будем действовать, как условились… – кивнул майор и добавил: – А потом посмотрим.

Пётр быстро взглянул на него и понимающе-удовлетворённо улыбнулся.

– Слушайте, – вдруг вспомнил он, – а где же наша камера-зонд?

Домашников спрыгнул на серую траву и заглянул под БТР.

– Вот он, тут! – радостно сообщил он, вытаскивая из-под колёс целую и невредимую ёмкость для забора воздуха. – Чуть-чуть на неё не наехали. Тут и все гайки и камни валяются. Ну, значит, моя гипотеза переноса верна!

Он бросил камеру на всякий случай внутрь машины, и пока Александр перед отправкой в путь ещё раз осматривал местность в бинокль, проверил, есть ли на здешней Арке рисунки. Оказалось, что рисунок есть и уже знакомого типа и размера – сто шестьдесят на сто шестьдесят миллиметров. Судя по всему, места расположения «ворот» в иные миры отмечались теми же символами в виде глубоко выдавленных микроскопических четырёхконечных звёздочек – двух синих и одной красной. Таким образом, можно было заключить, что и в этом мире экспедиция тоже находилась в ограниченном Барьерами квадрате, полностью подобном земной Зоне.

– Смотри-ка, всё верно, – пробормотал Пётр, внимательно рассматривая рельефный, словно выгравированный рисунок.

Если судить по схеме, других «ворот» тут имелось только двое, и все располагались очень далеко друг от друга. Аналогичным образом здесь обозначалось и то, что можно было интерпретировать как реки, озёра и, вообще, рельеф местности. У южного края Зоны находилось то ли море, то ли огромное озеро – край Зоны отрезал от него часть, и одна из звёздочек-ворот лежала, если верить карте, прямо посреди водного пространства.

– Полагаю, что работает тот же принцип, что у нас дома, – сказал Домашников. – Арка, одним словом, «Переход», возле которого мы сейчас находимся, отмечены красным вкраплением. Мы попали почти в центр данной Зоны, и, судя по масштабу, до ближайших «ворот» километров семьдесят.

– Слушай, – озадаченно сказал Гончаров, – а как же Арка стоит в море, если это море?

– Ты меня спрашиваешь? – выгнул брови Пётр. – Действительно, странно, но, может, там остров какой-то?… Хотя на карте нет, но, возможно, он просто маленький. Или, скажем, те Ворота, что на море в одном мире, открываются в моря других миров. В противном случае при включении где-то на сушу лились бы потоки воды… Хотя, хм, нелогично как-то, как же тогда с центрами масс?… Интересно бы это место обследовать!

– А зачем нам пока другая Арка? – спросил Семён Ефимович. – Мы же именно через эти «ворота» будем возвращаться…