Бойцы Данвейта - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 20

– Не возьму, – буркнул Вальдес, подводя итог дискуссии. Инга вздохнула и отпустила его руку.

Маленький белый плуми появился вновь, промчался над ними стрелой, сделал изящный пируэт и приземлился на плече Вальдеса. Острые коготки покалывали сквозь рубашку, от дракончика исходило тепло – температура тела плуми была много выше человеческой.

Вальдес осторожно погладил летающую ящерку. Глаза у Инги распахнулись.

– Как… как это у тебя получается? Ты его приручил?

Раздражение оставило Вальдеса.

– Наследственный талант, – объяснил он. – Мы рыбаки и морские фермеры, мы понимаем всяких неразумных тварей. Бабка говорила с птицами, с дельфинами, даже с хищными косатками… – Плуми, прикрыв глазки, замер под его рукой. – Это у нас от прадеда, от Коркорана.

– Он в самом деле твой прадед?

– Ты не веришь, тхара? Тогда спроси у Кро Лайтвотера. Вождь его знал. Его, прабабку Веру и их обеих дочерей. Коркоран точно мой предок.

– Я не сомневаюсь. Но… – Инга обняла колени, уткнулась в них подбородком и опустила взгляд. – Я учила историю, и у меня хорошая память. Пол Коркоран родился в год Вторжения, почти сто восемьдесят лет назад. Тебя и его разделяют пять или шесть поколений, а не три. Может быть, он твой прапрапрадед?

– Прадед, я ведь ясно сказал!

Вальдес насупился. Далеко зашла беседа, подумалось ему, слишком далеко от текущих событий. Так бывает с женщинами – глазом моргнуть не успеешь, а они уже копаются в твоей родословной и семейных делах.

Он ни с кем не обсуждал проклятие Вальдесов – если их генетическую особенность можно было счесть проклятием. Надежда, его бабка и старшая дочь Коркорана, стала женой Иниго Вальдеса в девятнадцать лет, но первого и единственного ребенка они дожидались два десятилетия. Сын Николай, отец Вальдеса, женился в шестьдесят на юной девушке и ждал прибавления семейства до семидесяти двух. Правда, потом посыпалось: первым – сам Сергей, и вскоре два брата и две сестренки. Причины этой странной аномалии медики были не в силах объяснить; сошлись на том, что в их семье бывают долгожители, созревающие поздно, что проявляется по-разному у женщин и мужчин. Действительно, бабушка Надя прожила сто одиннадцать лет без всяких имплантов, ничуть не состарилась и погибла за год до рождения Вальдеса во время страшной бури. Не такой удивительный возраст, как у Кро Лайтвотера, но все же весьма почтенный… Отцу Николаю исполнилось сто четыре, однако выглядел он лет на сорок и от старческих недугов не страдал. Физиологи, генетики, врачи называли такую особенность синдромом Евы Бернштейн [15], но, как множество других ученых терминов, это ничего не объясняло, лишь маскируя их незнание.

Возможно, этот дар пришел от Пола Коркорана, имевшего странные таланты – в том числе такие, которые сделали его великим флотоводцем. Определенного ответа не существовало, так как адмирал погиб в сражении с фаата в 2167 году, когда ему еще не исполнилось восьмидесяти. С передачей проклятия по наследству дела обстояли ясней: у обеих сестер Вальдеса, уже замужних, с ребятишками не задержалось. Но собственная его судьба и судьбы братьев были неясными. На братьев он надеялся больше, чем на себя; как-никак, они жили на мирной Земле, а не мочили дроми с риском переселиться в Великую Пустоту.

Маленький дракончик взлетел с его плеча как со стартовой площадки и исчез в густой листве. Инга сидела, не поднимая глаз; похоже, до нее дошло, что для беседы подходит не всякая тема. Но все-таки она не уходила, и Вальдес чувствовал, как в этом молчании, в тишине клонившегося к закату дня, текут меж ними токи – незримые, ощутимые лишь для него, но заменяющие слова. На аллее, за стволами байготов, похожих на голубые кипарисы, показался Кро Светлая Вода в сопровождении серебристого Второго – этот серв-Регистратор заведовал складами и мастерскими. Они остановились у шахты «Ланселота», в тени носового конуса, и Вальдесу показалось, что там затеян спор. Спорили, однако, на индейский манер, с непроницаемыми лицами и скупыми жестами. Наконец Второй совсем по-человечески кивнул, и оба зашагали в сторону подземных мастерских.

– Они совсем как люди, – сказала Инга.

– Это, тхара, особая модель. Они рассчитаны на контакты с нами и очень адаптабельны – перенимают мимику, жесты, интонации, – отозвался Вальдес. – Те, что летают с караванами, выглядят совсем по-другому.

– И ведут себя иначе, – добавила Инга и вздохнула. – Не понимаю я наших Хозяев, Сережа. Зачем мы им? Для чего наемники, хапторы, дроми, люди? Они могут целое войско сервов наделать. Чем плохи боевые роботы? У нас ведь есть такие, да? В космическом флоте?

– Есть. – Вальдес кивнул. – Ты слышала о теореме Глика-Чейни? Ее еще называют Первой теоремой психокибернетики? Слышала, нет? Она утверждает, что искусственный разум с высоким интеллектом не способен к убийству и уничтожению. Есть определенный порог, выше которого нельзя поднять интеллект боевого робота, иначе он станет профессионально непригоден. А война такое сложное занятие, что требует отличных мозгов… Вот и получается, что туповатые роботы лишь помощники в бою, но не самостоятельная сила. Лоона эо это понимают. Их сервы не тупые, и потому не бойцы.

– Но они могли бы попытаться… У них больше знаний, чем у нас.

– А еще больше было у даскинов, создателей квазиразумных тварей, способных к ментальному обмену. Об этих ты слышала наверняка – бино фаата нашли их в каком-то заброшенном мире и теперь используют на всех уровнях технологии. Такой мозг, управляющий огромным кораблем и целым флотом модулей, тоже огромен, однако убивать не может. Он способен к уничтожению и убийству только в контакте с фаата, с живым разумным существом.

Инга обдумала эту мысль, потом, приложив к щекам ладони, повернулась к Вальдесу. В глазах ее стыла печаль.

– Тогда кто же такие мы, Сережа? Люди, фаата, кни'лина, хапторы, дроми, все остальные? Мы существа с высоким интеллектом, однако можем убивать и делаем это с охотой… Мы летаем к звездам, но несем в чужие миры смерть, разрушение и горе – то же, что принесли на Землю фаата в год Вторжения… Мы разумны, однако…

Он вскинул руку, прервав ее:

– Кроме интеллекта и разума есть подсознание, есть эмоции и чувства. Одни подчиняются логике, другие мы не способны объяснить логически, не можем запрограммировать, и это фундаментальный запрет. Самопожертвование ради хозяина-человека, верность, преданность, долг – с этим нет вопроса, это скорей порождено разумом, не чувством. Но страх, жестокость, храбрость, ненависть, любовь не имеют алгоритмов, и никому не известно, как заложить их в искусственный мозг. Если бы такое удалось…

Вальдес замолчал, пытаясь найти подходящие слова.

– Если бы удалось… – повторила Инга. – Что было бы тогда?

Он поднялся и пожал плечами:

– Не знаю, тхара. Наверное, то был бы не робот, а настоящий человек.