И придет большой дождь… - Коршунов Евгений Анатольевич - Страница 30

Погромы случались почти каждые семь-десять лет регулярно, организованные по навсегда отстоявшемуся плану. Сначала люди эмиров принимались нашептывать на базарах, будто южане хотят насильно обратить всех в христианство. Затем шли разговоры, что неплохо бы южан заставить вернуть все, что они нажили здесь, на Севере. И наконец, в один и тот же час, в один и тот же день муллы в мечетях призывали правоверных к резне инаковерующих.

Именно об этом думал майор Нначи, пока военный врач обрабатывал его раны. Он уже оделся, когда из штаба бригады принесли запись радиопередачи из Луиса.

Молоденький офицер-связист был взволнован: в Луисе создано новое, Военное, правительство во главе с генералом Дунгасом. Министры арестованы.

— Мы победили! — воскликнул он восторженно. Нначи пристально посмотрел на юношу.

Он много раз говорил Даджуме и другим своим товарищам-офицерам, что к восстанию нужно готовиться более серьезно, вовлечь в организацию больше людей. По крайней мере, им самим было необходимо получше все продумать, а главное — наметить твердую программу действий.

Но офицеры были молоды и горячи. Им хотелось действовать: скорее, скорее, скорее!

Лейтенант ждал ответа.

— Из Луиса просят скорее сообщить, принимаем ли мы их предложения, — сказал он.

Нначи опустил голову.

Может быть, именно в этот момент, глядя на сияющего лейтенанта, он понял, что восстание не удалось. Он держал сейчас в своих руках огромный край — две трети страны; он мог двинуть свои войска на Луис. Но при всем этом он чувствовал себя одиноким и беспомощным перед лицом людей, уже праздновавших победу, победу, которой не было и не могло быть… Как не хватало сейчас, например, всеобщей забастовки, такой, какая была несколько лет назад и чуть не привела к падению свергнутого ныне правительства! Как не хватало отрядов, сформированных профсоюзами, — вооруженных рабочих, знающих, за что они борются!

Но сейчас было уже поздно об этом думать. Луис ждал, Луис требовал ответа. Ответа ждали и офицеры, собравшиеся в штабе бригады, когда Нначи пришел туда.

Комната, в которой обычно проводились оперативные летучки, была полна дыма. Два десятка молодых людей в военной форме вскочили и вытянулись, когда вошел командир. Он молча прошел к столу, сел и устало махнул рукой. Офицеры стали рассаживаться, стараясь не шуметь, пряча в кулаках не-докуренные сигареты: они уже знали о предложении генерала Дунгаса.

Нначи обвел их взглядом. Вот майор Мухамед, сын одного из могущественнейших владык саванны, лучший игрок в гольф на всем Севере. Кутила, не брезгующий и наркотиками. Рядом с ним — капитан Браун, метис, сохранивший фамилию своего отца-англичанина. Ограниченный, но честный и преданный долгу. Дальше — майор Эйдема, выходец из Поречья, лейтенант Ония, совсем еще мальчик, майор Нзеку, увлекающийся военной теорией и мечтающий писать книги… И все они ждут.

Нначи потер затылок, шею ломило, она казалась деревянной.

— Что будем делать, друзья? — спросил тихо майор и опустил глаза.

— Генерал Дунгас — старший по званию! — сейчас же вскочил майор Мухамед. — Мы обязаны подчиняться его приказам. Мы добились свержения продажных политиканов и теперь обязаны объединиться, чтобы страна шла путем подлинной демократии.

Мухамед обвел собравшихся победоносным взглядом. Нначи поморщился — его давно уже раздражала страсть этого офицера к высокопарным речам.

И все же в словах Мухамеда было то, с чем он не мог не согласиться: ненавистное правительство свергнуто, а генерал Дунгас… Он порядочный человек, хоть и не пошел с ними. Обстоятельства все равно привели его к руководству страной.

— Генерал пользуется в стране авторитетом, — словно прочитав мысли Нначи, рокочущим басом загудел майор Эйдема. — И если так все уж получается…

Он неуверенно оглянулся на своих товарищей.

— Что получается? — взорвался лейтенант Ония. — И мы все это затевали лишь для того, чтобы политикан в военной форме сменил политиканов в штатском? Произошел переворот, переворот, а нам нужна революция! Народ приветствовал нас, нам можно опереться на него, договориться с профсоюзами о совместных действиях!

— Это будет уже не революция, а бунт! — жестко отрезал Мухамед. — Северные эмиры и так уже озлоблены убийством премьера провинции. Они не потерпят, чтобы босоногие оборванцы решали будущее страны! — Мухамед презрительно оттопырил нижнюю губу, его тонкое, породистое лицо, сохранившее черты далеких предков, пришедших под знаменами ислама из Аравии, было холодно и надменно. — Страна будет расколота, брат пойдет на брата, Гвиания погибнет, — твердо чеканил он слова. — Единство нации может сохранить лишь твердая и авторитетная власть…

«А он не так-то прост, — думал Нначи, слушая майора. — Или кто-то говорит его устами. Неужели же феодалы уже готовятся? »

Мысль о погроме опять всплыла из подсознания. Да, вспыхни погром — и страна развалится на части, если только не будет сильной руки, способной не допустить гражданской войны.

— Господин майор, вас срочно вызывает Игадан!

Офицер, дежуривший в центре связи, стоял на пороге, глаза его возбужденно блестели. Было видно, что он уже успел поговорить с радистами Даджумы.

Нначи вскочил, резко отброшенный им стул с грохотом упал.

— Прошу подождать, — торопливо сказал он уже на бегу. — Это майор Даджума…

До комнаты, где размещались связисты, было всего несколько шагов. Нначи чуть не споткнулся о какой-то зеленый ящик, стоявший у порога, и только тут перевел дыхание. Решетчатые жалюзи на окнах затеняли помещение. На тяжелых стальных стойках матово поблескивали стекла приборов, нежно-зеленые зигзаги плясали на осциллографах.

Радисты, человек пять, в расстегнутых полевых куртках столпились вокруг своего товарища, поймавшего наконец Игадан Он сидел на вертящемся металлическом табурете, наушники с широкими резиновыми подкладками плотно сжимали его Курчавую голову, он держал микрофон у самого рта и изо всех сил кричал что-то на языке племен Поречья.

Кто-то увидел вошедшего командира, ткнул радиста в бок Тот вскочил, поспешно сдирая наушники, вытянулся, хотел было отрапортовать, но Нначи сразу же взял наушники… Эфир оглушил его шумом, что-то пронзительно свистело, слышался треск атмосферных помех.

— Майор Нначи слушает! — закричал он, силясь перекрыть какофонию, царящую в эфире. — Кто у аппарата?

Голос Даджумы был еле слышен. Он ругался, крыл техников и радистов, грозу, бушевавшую в Игадане, какое-то предательство.

Радисты стояли вокруг Нначи, вытянув шеи и впившись него глазами, словно стараясь прочитать на его лице свою судьбу.

— Ваше превосходительство! Командиры первой и второй бригад сообщили, что завтра прибудут в Луис!

Генерал облегченно перевел дух.

«А все-таки они молодцы, эти майоры!» — в который раз подумал он и с неодобрением окинул взглядом полную фигуру дежурного офицера, стоявшего навытяжку у порога его кабинета: тот был известен своей тупой педантичностью. Офицер не уходил, словно дожидаясь чего-то.

— Что еще? — сухо спросил его Дунгас. Офицер чуть замялся, потом набрался храбрости.

— Пришел Джеймс Аджайи, ваше превосходительство! Генерал поморщился.

— Вы разве не знаете, что существует приказ: всех бывших министров сразу после ареста отправлять в казармы?

— Но мистер Аджайи не арестован. Он пришел сам и хочет обязательно поговорить с вами.

— Да? Занятно! О чем же со мною хочет говорить этот прохвост?

Дежурный угодливо улыбнулся.

— Ладно, ведите его сюда да вызовите охрану. Отсюда он отправится прямо в казармы!

Офицер щелкнул каблуками, распахнул дверь. Джеймс Аджайи появился на пороге в то же мгновение, как будто бы подслушивал за дверью. Генерал в первый момент не узнал его.

В кабинет вошел человек, ничего общего не имеющий с прежним царственно-важным министром информации. Нынешний Аджайи как-то осунулся, живот, обычно привольно распущенный, втянулся, подобрался. Вместо дорогих, расшитых вручную белых одежд на нем была грубая солдатская рубаха защитного цвета и потрепанные спортивные брюки.