Скиталец - Ковальчук Игорь - Страница 21

На утоптанную траву ложилась резная тень от листьев винограда, по крепко вкопанным шестам тянущегося к небу. Джиованна расстелила покрывало прямо на земле, ловко управляясь левой рукой, и аккуратно поставила поднос. Оплетенная соломкой фляга кьянти, стопка горячих лепешек, колбаски, жареные перцы и кружочки моркови, соленый овечий сыр, большой кусок пирога с эндивием, спелыми оливками и изюмом… Это был замечательный ужин. Улыбающаяся итальянка с поклоном подала Серпиане тонкостенный глиняный бокал, и та, растерявшись, взяла его.

— Попробуйте, — предложила итальянка. — Лучшее кьянти из того, что могут предложить в деревенских трактирах. Густое и сладкое. Попробуйте, синьора.

— Ана! — Из-за угла трактира вывернул Трагерн и замахал рукой. — Иди успокой своего жеребца!

— Что такое? — Девушка вскочила, едва не плеснув себе на юбку вином. — Он разносит конюшню?

— Пока нет. Но есть уже отказывается.

— Вот капризная скотина, — пробормотала Серпиана, сунула Дику свой бокал и побежала кормить жеребца, которого называла Адэурон.

Джиованна проводила ее взглядом и прыснула.

— Что ж за конек такой? — спросила она.

— Арабский, — объяснил Дик. — Породистый и в самом деле очень капризный.

— Это тот черный красавец с длинной гривой? Я сперва решила, что он твой.

— Я подарил его невесте.

— Она все еще твоя невеста? Ты так долго терпишь? — Итальянка залилась смехом. — Вас, французов, не поймешь.

— Я англичанин.

— Ах, да. Я помню.

— А ты, я вижу, пристроилась, как я и предполагал.

— Ты был прав. Нашелся и на меня охотник. — Она вновь рассмеялась. Похоже, в этот солнечный день у нее было не менее солнечное настроение. — Даже не один. Видел бы ты, как я выбирала. Когда сперва за меня посватался наш деревенский бортник, мать меня ругала: мол, выходи, пока зовут, кому ты, порченая, нужна.

— А что не пошла?

— Да он дерется больно. Его жена рассказывала. Ее в прошлом году на кладбище снесли.

— Да уж…

— Дело, конечно, житейское, но он мне не нравился… А потом, когда уже сразу трое посватались, мать по-другому заговорила. Сам знаешь, как бывает. Тут уж она стала носом вертеть и выбирать, мол, тот нехорош, этот нехорош. — Джиованна хохотала неудержимо. — Ты же понимаешь, в деревне вести быстро разносятся. Уже через пару дней все знали, сколько за мной приданого будет. Все твое золото, деньги большие.

— Ну-ну…

— А потом ко мне посватался Виченцо. Он славный… Я его спрашиваю: как же так, мол, ты, такой видный, красивый парень, возьмешь в жены порченую девицу? А он мне: ты ему, мол, на один раз досталась, а мне на всю жизнь, так кто в выигрыше? Я уж так смеялась…

— Ты и сейчас не умолкаешь, — подбодрил ее Дик. Поднял кубок. — За тебя и твою удачу.

— Да уж. Виченцо оказался парень с головой. На мое приданое купил эту таверну и привел ее в порядок. Заглянешь внутрь, увидишь.

— Так, значит, тебе попался неревнивый итальянец? Я думал, это невозможно.

— Ну уж… — Она опять засмеялась. — Он не то чтобы совсем неревнивый. Он спокойный.

— Наверное, это лучше всего. — Дик задумался. — Я очень рад за тебя. Должно же хоть кому-то в этом мире везти.

— А тебе — не везет? — Она лукаво наклонила головку и стала похожа на любопытную сойку.

— Мне? — Он ненадолго задумался. — Мне — везет. Но речь не обо мне. Ты слышала о судьбе короля Ричарда?

— Риккардо? Конечно. Кто же не слышал? По всей Италии идет молва о его пленении. А мы в трактире новости узнаем первыми.

— Возможно, ты слышала что-то такое, о чем не слышал я. Ты сможешь мне помочь?

— Я буду рада тебе помочь, воин. Кстати, ты ведь даже не назвал мне своего имени. Как тебя зовут?

— Ричард.

— Как твоего короля?

— Мать не знала, как меня назвать. Назвала в честь отца.

Джиованна, которой он так бездумно на ночной дороге от аббатства до маленькой калабрийской деревеньки по первому движению души рассказал свою историю, понимающе покивала.

— Да, конечно, понимаю. Если б я родила, тоже назвала бы Риккардо. Я рада буду тебе помочь. Рас скажу все, что знаю.

— Я хочу найти его, понимаешь?

— Понимаю.

— Я хочу его вытащить… Так о чем ты слышала?

— Я слышала, что короля взял в плен герцог Леопольдо из Австрии.

— В Вене, так?

— Ты уже что-то об этом слышал?

— Ну… Кое-что. Как с ним обошлись?

— Я слышала, герцог обошелся с ним почтительно, хоть и велел его запереть и сторожить лучшим воинам. Днем и ночью. Его поместили на самом верхнем этаже донжона. Там на окнах были решетки, но слуги едва не каждые полчаса проверяли, не подпилил ли он. Но яства подавались самые отборные. И даже служанок отправляли самых красивых. Самых сочных. Стражники только облизывались.

— А король?

— А король выбрал самого крепкого слугу и избил его. Слуга потом умер. Видно, государь пар выпускал. Впрочем, его тоже можно понять.

— Боже мой, откуда ты все это знаешь?

Джиованна таинственно улыбалась:

— Трактирные хозяйки всегда все знают… Ладно, у нас останавливался один из рыцарей австрийского герцога. Он ехал на Сицилию, к королю Танкреду, с каким-то тайным поручением.

— Продолжай.

— Вот… Ну а потом о пленении короля Риккардо узнал император, кесарь Германский. Он потребовал к себе герцога Австрийского, — а тот его вассал, ты помнишь, — и заявил, что лишь император может держать в заключении короля. Герцог сделал вид, что согласен с таким странным рассуждением, но при этом выговорил себе долю выкупа. Риккардо тогда перевезли из Вены па берега Рейна — название замка вот запамятовала; может, муж помнит. А потом император…

— Генрих?

— Он самый. Отправил королю Франции, Филиппо-Аугусто, письмо, в котором объявлял об этом.

— Думаю, Филиппу известие понравилось.

— Еще бы. Он все возится с нормандскими графствами, и ему очень надо, чтобы английский король там не появлялся. Филиппо предложил императору огромную сумму — ту же, которую император потребовал от матушки английского короля как выкуп, — если Риккардо передадут под его надзор. Сердце Дика екнуло.

— Генрих согласился?

— О, он созвал… consiglio…

— Совет? Сейм?

— О, сейм. Он созвал сейм. Обсуждение шло день и ночь. Император изложил основания — просьбы французского короля, обвинение Риккардо в убийстве маркиза де Монферра, обида, которую он нанес австрийскому герцогу, перемирие с сарацинами…

— Понимаю. Вспомнить можно было многое.

— И придумать тоже. И вот… riunione… reunione… [15]Да, собрание. Собрание решило, что Риккардо подлежит имперскому суду по возводимым на него обвинениям, но в выдаче королю Французскому отказали. Правда, Филиппо не растерялся. Получив отказ, он заявил, что больше не признаёт английского правителя своим вассалом, вызывает его на бой и объявляет ему войну. И даже нарочного отправил к пленнику, чтобы сообщил об этом.

— А он шутник…

— Почему же? — захохотала Джиованна. — Все сделал как надо. Но как бы там ни было, своего врага он не заполучил.

— Ну и слава богу!

Джиованна с любопытством смотрела на собеседника.

— Это так страшно?

— Если и есть кто-то, кто метает королю Филиппу жить в свое удовольствие и подгребать под себя Францию, то это только мой король. Ты понимаешь, живым он бы оттуда не вышел.

— Ты думаешь, будет лучше, если выйдет? Говорят, он уже разорил свою страну…

— Зато, как только его не станет, в Англии ко всему прочему начнется еще и хаос. Представляешь, что будет там твориться?

— Нет.

— И я не представляю. И не хочу. Так что лучше я его выручу.

— И правильно, — покладисто согласилась Джиованна. — Он тебя тогда пожалует. Не меньше, чем баронством.

— Он меня уже пожаловал графством.

— Ну так тем более! Сейчас, попытаюсь припомнить, что за замок… Эр… Ур… Дюр… Помню только, что заканчивается на «штайн».