Дурдом - Рясной Илья - Страница 8

Шеф все-таки двинул шашку по моей подсказке… И проиграл партию в четыре хода.

Курляндский расплылся в улыбке и, довольно потерев руки, кивнул мне:

— Молодец, Гоша. Приходи в любое время, на кого хочешь санкцию получишь.

— А я тебе еще линию по алкоголикам дам, — сообщил шеф мрачно.

Я заискивающе протянул ему видеокассету, и он тут же размяк.

— Подарок, — сказал я. — В продажу еще не Поступала. Братишка на телевидении стащил.

— Молоток у тебя брат, — оценил шеф. — Ну, рассказывай, зачем пришел.

Я изложил жгучую историю об исчезновении псих-больных и высказал предположение, что тут не обошлось без чьей-то вражьей руки.

— И что ты, братец Лис, предлагаешь? — в голосе шефа я не различил никакого энтузиазма.

— Для начала создать следственно-оперативную бригаду.

— Георгий, а психзаболевания через рукопожатия не передаются? — заботливо осведомился шеф. — А воздушно-капельным путем? На тебя что-то неважно действует общение с контингентом.

— Но ведь психбольные пропадают.

— Мало ли. На то они и психи, — вставил словечко Курляндский. — Одни пропадают. Другие порнографические и сутенерские газеты издают. Кстати, я позавчера одну такую закрыл.

— Так чего мне делать? — возмутился я. — Обо всем забыть?

— Как забыть? — вскипел шеф. — Работать надо. Я твоей интуиции доверяю. У тебя «нюх, как у собаки, а глаз, как у орла» — в «Бременских музыкантах» поют".

Трудись, Георгий.

— Ценное пожелание.

— Знаешь что, сходи к Дормидонту Тихоновичу Дульсинскому.

— К кому?

— К тому профессору, с которым мы тебя познакомили в театре. Лучше него в повадках ненормальных никто не разбирается. Шеф протянул мне черную лакированную визитку, где серебряным тиснением перечислялись многочисленные, и далеко не все, звания и достижения профессора

Дульсинского, а так же его телефоны.

— Он никогда не отказывал нам в помощи…

Я вернулся в кабинет и первым делом стал названивать по телефонам, указанным в визитке. По третьему телефону я дозвонился, Представился. Профессор вспомнил меня сразу. И действительно согласился помочь, назначил встречу у себя на квартире в восемь вечера.

В назначенное время я был на месте. Жил профессор на улице Тверской в сталинском доме, увешанном мемориальными досками.

Открыл мне голубоглазый телохранитель и шофер. Я умудрился вспомнить, что кличут его Марсель Тихонов, — в театре он торчал за спиной профессора, как бульдог, готовый вцепиться в любого при первом опасном жесте в отношении хозяина. Роль дворецкого он исполнял на пять баллов — естественно и спокойно. Он взял из моих рук портфель и поставил его в стенной шкаф, подал мне мягкие пушистые тапочки, слегка поклонился, махнул рукой в сторону комнаты и древесностружчатым голосом проскрипел:

— Вам туда. Ждут.

С высокого лепного потолка свисала старинная фарфоровая люстра, стеклянные двери с бронзовыми ручками как нельзя лучше гармонировали с массивной антикварной мебелью и тяжелыми красными бархатными портьерами. В обстановке комнаты чувствовались стиль и богатство. Это тебе не примитивные импортные мебельные поделки предмет обожания новой русской буржуазии.

— Мои предки славились отменным вкусом, — профессор заметил, что на меня произвела впечатление обстановка квартиры.

Он взял меня мягко под локоть, предварительно стряхнув с моего пиджака невидимую пылинку, и провел к креслу.

— Мой прадед исцелял человеческие души еще при царе. И дед занимался тем же. И отец. Все были в почете потому что дело свое знали. Вот они.

Он взмахом руки обвел вывешенные на стенах, очень неплохо исполненные портреты.

— Этот — кисти Нестерова, — сообщил мне пррфе сор. — А это — Налбандян. А этот портрет, на который ваш покорный слуга, исполнен Ильей Сергеевичем Глазуновым.

— Да-а… — я уселся в кресло. Напротив меня устроился профессор.

Голубоглазый зомби вкатил в комнату столик на колесах, на котором дымился серебряный кофейник, а также в обилии были закуски, фрукты, возвышалась бутыка коньяка.

— Настоящий армянский коньяк. Коллекционный, профессор провел пальцами по бутылке.

Голубоглазый зомби Марсель разлил по чашкам кофе плеснул в специальные коньячные рюмки коньяк и, повинуясь кивку хозяина, плавно удалился.

— За продолжение знакомства, — профессор поднял рюмку.

Я проглотил обжигающую жидкость. Коньяк на самом деле был отменный, нисколько не напоминал те cyppoгаты, нахально именуемые «Наполеон», «Метакса», которыми полны ларьки и магазины. Теперь долька лимончика к нему. Прекрасно! Я почувствовал, что мне здесь хорошо

— Что вас привело ко мне? — перешел к делу профессор.

— Дело несколько странное, — начал я. — Хотелось бы услышать ваше мнение.

— Весь внимание, — добродушно улыбнулся он, поощряя меня начать рассказ.

Он действительно очень внимательно выслушал мой рассказ, поглаживая края рюмки холеными пальцами. Он лишь пару раз перебил меня и задал толковые уточняющие вопросы.

— Каково ваше мнение? — спросил я, завершив повествование.

— Для мнения слишком мало информации. По-моему, вы излишне драматизируете ситуацию. Люди с нездоровой психикой обычно существуют в разладе как с окружающим миром, так и с самими собой. Пытаясь уйти от травмирующих внешних обстоятельств и от себя, они нередко считают, что их спасет перемена мест. И тогда они становятся бродягами.

— Почему сразу столько народу подалось в бродяги?

— Кто ж знает. Может, на них повлияли вспышки на солнце или лунные циклы. Я на практике убедился — мои пациенты очень чувствительны к гелиобиологическим и астрологическим факторам. А еще на них действует биоэнергетическое состояние общества. Их нервы обнажены.

— Я не психиатр. Но я достаточно опытный сыщик.

Тут что-то другое. Более приземленное… И опасное. Профессор в ответ только пожал плечами.

— Дормидонт Тихонович, вы столько лет имеете дело с миром сумасшедших. Наверняка должны ходить какие-то слухи, истории, сплетни, которые кажутся на первый взгляд досужими. Должна быть какая-то зацепка.

— Эта область полна тайн, — кивнул задумчиво профессор. — Пограничье. Грань иных миров. Возможно; психиатрия — дверь не только во внутренние пространства, но и в какие-то объективные реальности… Конечно, общаясь с больными, да и с коллегами, услышишь немало всякой чепухи. Мой хороший знакомый, главврач подмосковной детской психиатрической лечебницы, утверждает, что к нему в последнее время поступают с ошибочным диагнозом шизофрения дети, контактирующие с иным разумом. Он уверен, что они говорят правду. И якобы над больницей зависали НЛО. Как вам?

— Ему самому надо лечиться.

— Так ли?.. Ходит, конечно, немало сплетен. В основном пустяшных. Например, о «чистильщиках».

— О ком?

— Якобы существует секта, готовящаяся к концу света и объявившая войну бесовской рати. Она проповедует очищение мира от приспешников Сатаны. Испокон веков считалось, что психически нездоровые люди одержимы бесами. Как легче всего избавиться от такого беса?

— Убить того, в ком он сидит, — завороженно кивнул я.

— Впрочем, молодой человек, все это слухи. Слова, в которых вряд ли есть хоть крупица правды.

— Вы с большей готовностью поверите в НЛО над детской психбольницей?

— Почему бы и нет.

— Я больше верю в злодеев, чем в зеленых человечков.

— Такова ваша профессия.

Профессор так и не смог конкретно вспомнить, что еще слышал о «чистильщиках» и откуда. Мы посидели еще некоторое время, уговорили-таки бутылку коньяка. Отказавшись от предложенной машины с шофером, я вышел в синий летний московский вечер.

До станции метро «Пушкинская» было несколько остановок на троллейбусе. Я решил одолеть это расстояние пешком, немножко проветрить затуманенную армянским коньяком голову. Москва готовилась к ночной разудалой жизни. Вылезали из «Тойот» и «Ниссанов», расползались по кабакам и дискотекам новые русаки, нервно озирались «съемные» дамы, ищущие кавалера на один вечер, раскручивались колеса рулеток, давая разгон темным человеческим страстям. Смешивались коктейли, кололся лед, охлаждалось пиво, припускались осетры и жарились молодые поросята. Впереди — разгульная, бездумная, пошлая и веселая московская ночь…