Морф - Клименко Анна - Страница 40

А если не только поэтому? Тогда — что?

Неужели его настолько впечатлило бегство Ирбис Валле?

…Так или иначе, Хаэлли по-прежнему не мог принять факта ее смерти. Странная девчонка, которая бежала от одной беды, чтобы тут же попасть в другую. И теперь… Все, что осталось от непостижимой и совершенно непредсказуемой леди Валле — вышитый талисман на шее, светящийся в ночи золотисто-желтым.

Он поймал себя на том, что с новой силой возненавидел авашири, и это тоже казалось странным: ненавидеть всех людей за то, что трое из них лишили жизни одну девицу. Сколько их было таких, никем не запомненных, никому не нужных? Зарезанных, задушенных, сброшенных с городской стены? Не счесть. Но на тех эльфу было наплевать. А вот печальная судьба леди Валле засела ржавым гвоздем меж лопаток, причиняя почти такую же боль, как и отсутствие рядом живого Фиальвана. Стены Шварцштейна давили, его светлости ничего не стоило довести Хаэлли до зубовного скрежета, от тревожно-жалких взглядов Ассии хотелось забраться на самую высокую смотровую башню и там удавиться. А Ирбис Валле продолжала незримо преследовать его, протягивая тускло поблескивающий камнями талисман.

И Хаэлли не выдержал. Просто пошел и сказал барону, что должен уйти, потому что… потому что настало время. Лерий Аугустус оторвался от счетов, несколько мгновений мрачно взирал на эльфа, затем тяжело сказал:

— Садись.

Время было позднее, в кабинете барона тихо потрескивали свечи. Огоньки отражались в черных глазах его светлости, и казалось, что и глаза у барона — вовсе не глаза, а раскаленные уголья. Он положил крупные руки на кипы бумаг, задумчиво склонил голову к плечу — совсем как грифон, присматривающийся к беззащитной добыче.

— Ты не умеешь лгать, Хаэлли, — сказал барон, — ты в самом деле собираешься уйти, потому что так нужно? Или у тебя вдруг проснулось подобие совести, и ты проникся теплыми чувствами к убитой тобой вышивальщице?..

Хаэлли сжал зубы. Желание врезать по наглой и самоуверенной физиономии авашири оказалось столь сильным, что он вцепился в собственный пояс и застыл, боясь пошевелиться. Да, да! Его светлость, этот презренный авашири почти угадал. И если бы эльф заговорил, то он сказал бы многое — о том, что ему тошно находиться рядом с человеком, который приказывает убить девушку только за то, что она его провела, о том, что ему до смерти надоело жрать из посуды, по которой по ночам снуют тараканы, о том, что все авашири не могут вызывать никаких чувств, кроме ненависти. Почему? Да потому что они… такие, какие есть, их сердца — дыра для сброса нечистот, и они стремятся уничтожить любое пятнышко света в своем царстве зловонного мрака.

— Я должен уйти, потому что пришло время, — непослушными губами повторил Хаэлли, глядя в пустоту прямо перед собой.

— Тебя позвали соплеменники? — в голосе барона слышалось сомнение.

— Да, — просто ответил эльф.

— А не боишься, что тебя прикончат, а?

Хаэлли только плечами передернул.

— Я не боюсь смерти, ваша светлость. Я знаю, что со мной будет после, и потому не боюсь.

— Ты счастливое существо, — задумчиво проворчал барон, — а я вот боюсь. Наверное, потому что не знаю, что дальше? Как ты думаешь?

— Я не понимаю вас, — откровенность авашири сбивала с толку, и Хаэлли насторожился, пытаясь понять, к чему клонит собеседник.

— Ты в самом деле убил магичку? — вдруг прищурился Лерий Аугустус и еще больше стал походить на грифона, но теперь уже замершего перед прыжком.

— Да, — деревянным голосом ответил Хаэлли, — она умирала… медленно и мучительно. Как вы того и хотели, ваша светлость.

Плечи барона расслабились, и он откинулся на спинку кресла.

— Что ж, Хаэлли. Уходи, если так надо. Удачи, однако, я тебе желать не буду, потому что ежели она тебе будет сопутствовать, то, значит, наш Хайо просто слеп.

— Благодарю, — Хаэлли поднялся. Последние слова Лерия удивили его, поди пойми этих людей, что они имеют в виду.

Свечи, роскошный кабинет и барон — все медленно и неотвратимо уплывало в прошлое, тут бы снова ощутить себя свободным — но Хаэлли не мог. Просто не мог, и все тут. Стоя на пороге своей маленькой спальни, эльф снова думал о морро, о Фиальване, о стреле из зарослей и… о девчонке, так глупо пропавшей. Он тряхнул головой, отгоняя наваждение, а затем принялся собираться в путь.

***

А несколько дней спустя, во сне, к нему пришел младший брат. Риальвэ. Это тоже было странно и удивительно, учитывая, что в последний раз братья виделись как раз перед отбытием Хаэлли в Дом Охоты. Он даже не представлял себе, как сейчас выглядит Риальвэ, но вот ведь чудо — в сновидение протиснулся вполне взрослый эльф, который был его младшим братом.

Время превратило щупленького мальчишку в цветущего мужчину. Прозрачную зелень глаз Риальвэ унаследовал от матери, иссиня-черные волосы — от отца. Широкоплечий и высокий, истинный глава Рода, Риальвэ смерил старшего брата холодным взглядом.

— Ну, здравствуй, Хаэлли.

— Это сон, — вовремя сообразил тот, — как ты здесь очутился?

— Охота была на тебя посмотреть, — нехорошо усмехнулся Риальвэ, — каким ты стал, брат мой.

— Ты мог бы это сделать раньше, — недоуменно пробормотал Хаэлли, — почему же пришел только сейчас?

— Потому что именно сейчас настало время, когда ты мне нужен меньше всего.

Риальвэ неожиданно крутнулся вокруг себя, резко выбрасывая вперед руку, а Хаэлли огорошенно уставился на рукоять кинжала, торчащую чуть ниже правого подреберья. Печень. С такой раной долго не живут. Но почему, почему?!!

— Ты мне не нужен, брат! — зло рявкнул Риальвэ и рассыпался серой трухой.

А Хаэлли проснулся, судорожно хватая воздух и шаря взглядом по изысканному плетению еловых ветвей над головой. В правом боку неприятно и непривычно покалывало.

Потом эльф сел и, закутавшись плотнее в плащ, задумался. Определенно, такой сон не мог быть просто мимолетным сновидением. Это был Знак, знак судьбы, взгляд самой Миенель-Далли на свое преданное дитя. Такой сон могли бы истолковать жрецы, но где ж их взять в самой сердцевине людских земель? Внезапно к нему закралась мысль о том, что стрела в легкое могла оказаться приветом от Риальвэ, но Хаэлли тут же отмел ее: глупо так думать. К чему Риальвэ предпринимать попытки устранить старшего брата, принадлежащего Дому? Риальвэ, у которого есть все: богатства Рода, могущество главы Рода, и, самое главное, возможность иметь наследников? Правда, Дом настолько старательно ограждал своих птенцов от соблазнов и интриг эльфийского двора, что Хаэлли понятия не имел, как обстоят дела в его бывшей семье.

«Мы чисты помыслами и принадлежим истинному свету», — торопливо, как будто оправдываясь перед самим собой, подумал охотник, — «подлость — это удел авашири».

Придя таким образом к некоторому согласию с самим собой, Хаэлли поднялся и двинулся дальше на восток. По большому счету ему только и оставалось это бессмысленное блуждание по измельчавшему и болеющему всеми возможными недугами лесу; морро ушел в земли авашири, а Хаэлли вовсе не собирался отступать от ранее намеченного плана.

…А потом у эльфа появилось очень ясное, продирающее до костей ощущение слежки. Кто-то шел следом, и этот кто-то был не авашири — последние передвигаются по лесу с грацией кабана, продирающегося сквозь колючки. Хаэлли не дал себе времени на раздумья, нырнул в сторону, под защиту корявых дубов, и очень вовремя: коротко и зло просвистев, в кору ткнулся отравленный дротик. Хаэлли опередил собственную смерть на волосок.

Мысли текли быстро и легко. Тело, превосходно подготовленное лучшими мастерами Дома, уподобилось стальной пружине. И пока незадачливый убийца застыл, размышляя, что делать дальше, Хаэлли уже возвращался назад, змеей скользя меж деревьев. Впрочем, нападавший тоже свое дело знал: за время, пока охотник достиг его позиции, он плавно и неслышно переместился куда-то вверх, в густую развесистую крону, и замер. Хаэлли едва не рассмеялся: глупо думать, что воспитанник Дома не доберется до врага, затаившегося в листве. Эльф остановился на миг, вовремя пригнулся, едва не получив в глаз второй дротик, а потом, уже не сомневаясь, прыгнул.