Морф - Клименко Анна - Страница 17

— За эти годы, что он жил в Талье, я научилась его ненавидеть, — пробормотала она, опуская глаза, — прости, но в этом вся правда.

…Потом они сидели на кухне, и Шерхем большими глотками пил обжигающий чай, а Наллис говорила, говорила… Как только она умолкла, Шерхем отставил чашку.

— Странно, почему он и тебя не убил, — задумчиво пробормотал он, — если видел.

— Ну, знаешь ли, мне и этого довольно, — она отодвинула волосы; на скуле багровел кровоподтек, — я так и думала, что уже не очнусь. А на вид такой хлипкий паренек… Рожица смазливая, как у девчонки. И потом, Шер, он вернулся вдруг сегодня утром. Может, хотел довести дело до конца.

— Вернулся? — Шерхем подобрался на стуле, пальцы нервно забегали по столешнице, — где его видели?

— У городских ворот видели, — проворчала Наллис, — но люди опознали его. Он теперь в крепости, в подземелье. Поутру должны повесить.

— Он бы просто так не дался, — задумчиво проговорил Шерхем, — ты ничего не путаешь?

— Да это точно он. Он! — последнее слово она почти выкрикнула. Затем поднялась со стула и суетливо начала подливать гостю чай. Руки дрожали, и глиняная крышка чайника противно дребезжала.

— Так, — сказал Шерхем, поднимаясь, — примерно ясно. Скажи-ка, милая Наллис… А где здесь кладбище?

Охнув, женщина осела на стул. Ее лицо побелело так, что стали видны редкие веснушки.

— Ты… — прошипела она, — ты… этого не сделаешь.

Шерхем пожал худыми плечами.

— А тебе, Наллис, до полудня не советую выходить из дому. Так, на всякий случай.

Она с силой провела пальцами по лбу, мрачно уставилась на него.

— Я только одного не понимаю, как это тебе удается. Ты же не некромант! А создатели талисманов магию мертвых воплощать не умеют, это всем известно.

— Ну, есть вещи, о которых женщинам знать вовсе необязательно, — Шерхем усмехнулся, — так где оно, кладбище?

***

…Свет факела показался невыносимо ярким, так что в первые мгновения я почти ослепла и зажмурилась. В душе мелкой букашкой копошилась надежда: вот он, мой шанс! Я смогу, обязательно смогу убедить вновь прибывшего в своей невиновности, иначе и быть не может. Но для того, чтобы кого-то в чем-то убеждать, надо выглядеть уверенно, а у меня — ох-хо-хох — слишком болели ребра, и прочие места, по которым прошлись сапожищами. Поэтому видок был еще тот — как у грязного, облезлого, подобранного на помойке кошака.

Щурясь, я оглядела начальника гарнизона: солидный такой мужчина, упитанный, но не жирный. К тому же, совсем не старый — смоляная бородка клинышком, гладко зачесанные назад волосы. Огромный и пышный, как торт, кружевной воротник. Только вот лицо его мне совсем не понравилось, на нем как будто застыло выражение этакой слащавой снисходительности, из-за которого совершенно не поймешь, о чем по-настоящему думает этот субъект.

Наверное, мне следовало бы подняться на ноги. Я так и поступила, придерживаясь за мерзкую наощупь стену. И тогда мой потенциальный спаситель изволил заговорить. Голос, кстати, у него тоже оказался чересчур сладким и приятным, как будто в чашку чая сыпанули стакан сахара.

— Гийом сказал, ты хотел сообщить что-то важное, — сказал он, — ну так говори, у меня не много времени на болтовню.

— Ваше… ээ… — я с ужасом поняла, что не знаю, как величать мою единственную надежду, замялась, а потом решила не мелочиться, — ваша светлость, вы рискуете повесить невиновную!

— И это все? — он приподнял холеную бровь, — я это почти каждый день слышу…

— Нет-нет, не все, — у меня сердце как будто в прорубь упало, когда я увидела что этот субъект приподнялся со стула, — умоляю вас, выслушайте! Я Ирбис Валле из семьи Валле, что в долине Вагау, и даже если вы мне не поверите, то я, как маг клана холода, имею право на суд и следствие магов!

— Валле, Валле… Да, припоминаю, — теперь он нахмурился, и голос утратил прежнюю слащавость, сделавшись холодным и острым как бритва, — так ты утверждаешь, что из клана магов холода? Это могут подтвердить? Если действительно все так, как ты говоришь, то виселица, пожалуй, останется пока что невостребованной. Скажи, кто-нибудь может подтвердить, что ты из клана холода?

— Любой маг-прознатчик, — я пожала плечами, — или пошлите гонца в Вагау. Семья Валле живет под Изброном, мой отец — Морис Валле. Да и… Ваша светлость, я не убивала. Никого. Сегодня первая ночь, которую я провожу в Талье…

— Погоди-ка, — моя «надежда» откашлялся в кулак, — ты что, девица?

— Угу, — я уже привыкла не удивляться.

— И что тогда означает весь этот… богомерзкий маскарад?

— Ваша светлость, вам ли не знать, что одинокой девушке нынче опасно разъезжать по дорогам?

Он кисло улыбнулся, а затем, подумав о чем-то, пробурчал:

— Девица из семьи Валле и не должна разъезжать в одиночестве. Сам не понимаю, почему должен слушать все эти россказни…

И он поднялся, собираясь уходить. Моя последняя надежда на спасение таяла как туман пополудни, уплывала, как сорвавшаяся с крючка рыба… И я, превозмогая режущую боль в груди, метнулась к нему и вцепилась в бархатный рукав. В шею кольнуло острие меча — а ну, на место, отойди! — но я и не думала сдаваться. В конце концов, если меня швырнут на место, в вонючий угол камеры, это будет означать одно: смерть на виселице. И, давясь слезами, я принялась умолять «его светлость» не торопиться. Да, я призналась в том, что меня вышибли из клана. В том, что, охр побери, это случилось из-за моего никчемного дара вышивальщицы. Но я же все равно маг! И, следовательно, судить меня тоже должны с участием магов, я ведь очень хорошо знала этот пункт недавней буллы королевского магистра!

Он хмыкнул и методично, один за другим, разжал мои пальцы.

— Вышивальщица, говоришь? А не лжешь ли ты, чтобы спасти свою шкуру?

— Ваш… светлость, — я окончательно раскисла, захлюпала носом, — я могу… доказать… Охр возьми, вы же знаете, что у меня в сумке было! Если только ее не сперли ваши…

— Не смей возводить напраслину на гвардейцев его величества!

Начальник гарнизона возвышался надо мной как смотровая башня Оссена, и в его темных глазах зловещими огоньками отражался свет факела. У меня, кажется, начиналась самая обычная женская истерика; я плакала навзрыд и не могла остановиться, пыталась вытереть слезы, но, похоже, только размазывала их по грязным щекам.

— Э-э, Гийом, — наконец протянул «его светлость», — отведи эту особу в мои покои. Я лично буду ее допрашивать.

Челюсти Гийома дрогнули и снова задвигались, перемалывая неведомый мне продукт.

— Руки вязать? — деловито осведомился он у глубоко задумавшегося командира.

— А? Что? Нет, конечно же, нет, — «его светлость» развернулся на каблуках и вышел вон.

***

Гийом оказался на диво добродушным субъектом, и за те полчаса, которые заняла дорога к покоям «его светлости», мне была прочитана не только краткая лекция по истории города Тальи, но и пересказаны примерные биографии покойного Улли Валески и начальника гарнизона. Болтовню стареющего солдата можно было свести к следующему: Талья относился к числу тех замечательных городов, о которых мало кто знал в столице, Улли Валески прожил здесь несколько лет и успел снискать всеобщее уважение своими замечательными магическими товарами, а начальник гарнизона Лерий Аугустус был человеком весьма могущественным, но при этом ухитрился обзавестись не менее могущественными врагами. Один из этих врагов погиб недавно при очень странных обстоятельствах. Кто-то проник в его замок, перерезал половину прислуги, а затем добрался и до самого господина Ариаса. Ну, и лекарь его личный тоже не уцелел… А что самое страшное, так это то, что убийца еще и изуродовал трупы. Бр-р-р-р, страх и ужас. Да, кстати. У Валески в самом деле есть незамужняя сестра, Наллис, которая — будь на то ее воля — уже давно стала бы замужней. Богатые невесты нынче редкость. Сколько Наллис лет? Ну-у, об этом не принято спрашивать у женщин, но вроде как едва четвертый десяток разменяла. Так сказал Гийом. А я уже ничему не удивлялась, вспоминая добрую Минерву, которая оказалась совсем не той, за кого себя выдавала.