Агентство «Аргентина» - Сербжинская Ирина - Страница 24

— В приют, в приют. Соловьев этот — малолетний хулиган, позор нашей школы! Я давно его на педсовет вызвать собираюсь, пропесочить, как следует! Все замечания от него — как от стенки горох!

— Да какой он…

— И даже родители от него в Африку сбежали!

Директор покачал головой.

— Я бы, Алиночка, и сам от такого ребенка сбежал! — признался он. — Ты знаешь, что он вчера в кабинете зоологии натворил? Поймал в аквариуме лягушек, отнес в школьную столовую…

— Знаю, знаю, — тяжело вздохнула Алина-барракуда, которой пришлось под визг поварих собственноручно вылавливать половником живых лягушек из бака с холодным компотом.

— Я с тобой, Алиночка, во всем согласен. Хулиган! Пусть посидит в приюте, под надзором милиции, над своим поведением подумает, а когда бабушка из больницы выйдет и его из приюта заберет, мы его сразу же на педсовет вызовем! Пропесочим и…

— Это уж ты…

Директор подлил ей чаю.

— Ты кушай, кушай. Хорошие конфеты, импортные.

Алина покосилась на коробку.

— По-твоему, приют — это единственный выход? Ты не подумай, — спохватилась она. — Мне этого разгильдяя совсем не жалко! Но…

Директор развел руками.

— Куда его девать, Алиночка? Родителей нет, родственников нет, классная руководительница отсутствует!

— И что? — недовольно пробурчала Алина-барракуда.

— Приют, — со вкусом повторил директор, делая вид, что всецело поглощен разворачиванием конфетного фантика. — Гляди, Алиночка, трюфель! Сейчас, конечно, таких трюфелей, как раньше, не делают, но…

И он пустился в долгое обстоятельное повествование о том, какие трюфеля бывали раньше и о том, что нынешние конфеты — совсем не то, потому что содержат они не качественный шоколад, а одну только неполезную гадость.

— А вот в тех трюфелях такой шоколад был, ты не поверишь! — благодушно журчал директор, словно совершенно позабывший о малолетнем хулигане Соловьеве.

Алина закрыла глаза, мысленно повторила про себя рецепт салата «Парижские тайны» (это всегда успокаивало) и уставилась на директора.

— При чем тут классная руководительница?!

Директор неохотно прервал увлекательный рассказ.

— Да так… к примеру, если б она в школе была, я б попросил ее… ты точно не хочешь этот трюфель? Гляди, какой свежий!

Алина-барракуда в очередной раз попыталась успокоиться. Для начала она мысленно пожелала директору подавиться конфетой, а затем повторила про себя рецепт салата — два раза подряд.

— О чем попросил?

— Ну, не знаю, — директор погрузился в размышления, не забывая, однако, зорко поглядывать на Алину. — Домой к себе его взять, что ли…

Она подскочила на стуле.

— Куда? Куда?!

— Ты, Алиночка, не волнуйся. Тебя-то попросить об этом я не могу, — голосом гипнотизера вещал директор. — Зачем тебе такая обуза, правда? Я бы, например, ни за какие коврижки! Да что там, даже за годовую премию — и то не согласился бы! Так что, оформляй-ка его в приют. Прямо вот сейчас и займись!

Алина-барракуда посмотрела на директора круглыми глазами, потом перевела взгляд на портрет великого педагога Макаренко, висевший над директорским столом.

Некоторое время она созерцала прославленного корифея молча, как бы освежая в памяти его новаторские и необыкновенно эффективные педагогические методы, блестяще зарекомендовавшие себя в колонии для малолетних преступников, которую, как известно, и возглавлял Антон Семенович Макаренко.

Затем она пододвинула к себе коробку конфет и, в глубокой задумчивости, принялась лихорадочно уничтожать их одну за другой, не замечая вкуса. На десятой конфете директор слегка заволновался: неужели его блестящий и тщательно обдуманный план не сработает?

Но тут Алина-барракуда положила обратно надкушенный трюфель и мрачным голосом произнесла:

— Ладно. Одна неделя — это не так уж долго… всего семь дней. Вытерплю.

Директор подавил вздох облегчения, вытащил из коробки очередную салфетку и промокнул лысину.

— Но…

— Что, Алиночка?

— Мне нужен отгул! Понимаешь? Отгул. И немедленно!

Директор задумчиво отхлебнул остывший чай.

— Зачем тебе отгул?

Скрывать Алине было нечего и она ответила прямо:

— Хочу напиться.

— Напиться?!

— У меня почти неделю будет жить пятиклассник Соловьев. Ребенок! Мне даже как-то не по себе, — призналась она, дожевывая последнюю конфету из коробки. — Сам знаешь, когда детей много и они в классе — это одно. А когда ребенок дома и ты с ним один на один… — Алина покачала головой. — Думаешь, легко будет?

— Ты справишься! Заодно и по географии его подтянешь. Но отгул? — директор замялся. — Конец четверти, Алиночка, столько дел, не до отгулов! У тебя, кстати, и ведомости не все заполнены, я проверял. И потом, — он блеснул очками. — Зачем тебе напиваться? Ты же женщина!

— И что? — мрачно спросила она. — Я хочу успокоиться, нервы в порядок привести.

Директор задумался.

— Может быть, ты просто поплачешь? — с надеждой спросил он. — Прямо тут, в моем кабинете? Это очень успокаивает, все учительницы говорят. А я могу выйти на это время. Поплачешь — и никаких отгулов! А?

Алина хмыкнула. Последний раз она плакала около двадцати лет назад, когда разбушевавшийся попаданец-зомби прокусил ей ногу, но об этом учительница географии решила директору не сообщать.

Она с сожалением посмотрела на пустую конфетную коробку и поднялась.

— Плакать я не буду. Лучше пойду, сообщу Соловьеву радостную весть. Пусть он плачет!

О том, что ждет его в ближайшее время, Алина сообщила Соловьеву голосом тролля, привыкшего каждый день завтракать маленькими детьми. Однако вредный пятиклассник вместо того, чтобы испугаться, почему-то обрадовался, чем расстроил Алину-барракуду неимоверно.

…Конечно, события в школе, где трудилась, воспитывая подрастающее поколение, Алина, происходили незаурядные (поразительно, как быстро разлетаются новости! Поглазеть на пятиклассника Соловьева сбежались все ученики, от мала до велика, солидные девятиклассники даже пожимали ему руку и сочувственно похлопывали по плечу), но и в кофейне «Последний белый слон» тоже было нескучно.

Черный ворон Дэберхем, сидя за окном на цветочном ящике, сначала постукивал клювом в стекло, безуспешно привлечь внимание Ньялсаги, уткнувшегося в ежедневник, потом перелетел на веранду — постучать в другое окно, а заодно отвязаться от рыжего бездомного кота, который намеревался изловить птицу. В конце концов, Дэберхем, потеряв терпение, устроил такую безобразную драку с котом, что Ньялсага, услыхав шум, очнулся, глянул в окно и выскочил на веранду с проворством молодого лепрекона.

Когда же кот был с позором изгнан, а Дэберхем, торжествуя победу, улетел с поля брани, Ньялсага вернулся в кофейню, сел за стол и вытащил из кармана мобильный телефон.

Белокурая девушка-официантка принесла кофе.

— Ваши друзья скоро подъедут? — поинтересовалась она, угощая Лукерью сухариком. — Приготовить для них пиццу?

Ньялсага поморгал глазами, соображая.

— Что? А… нет, не нужно. Они ненадолго.

Когда девушка отошла, он покачал головой.

— Прорицатели, Лукерья, иной раз прямо в тупик ставят своей осведомленностью. Вот, помню, знал я одного гоблина, тоже провидца, так он…

Собака демонстративно зевнула: историю про гоблина-провидца она слышала так часто, что знала наизусть.

— Не хочешь слушать — не надо! — сказал задетый таким отношением Ньялсага.

Первым примчался Бахрам: он круглосуточно находился в полной боевой готовности и втайне очень гордился тем, что где бы не находился, добирался до кофейни «Последний белый слон» ровно за пятнадцать минут.

Ява частенько недвусмысленно намекал о больших неприятностях, которые грозят тому, кто гоняет по городу с такой скоростью, но Бахрам, имеющий обширные знакомства среди дорожных патрулей, неприятностей не боялся. Зато он всегда прибывал первым! Если же Ява или Алина, по чистой случайности, опережали его, Бахрам не на шутку расстраивался.