Бегство Джейн - Филдинг Джой - Страница 7

Джейн не знала истоков этой мудрости, но она показалась ей ничуть не хуже всякой другой мудрости, поэтому она взялась за телефон, набрала номер коридорного и заказала стейк и овощной салат. Ей понадобилась одна секунда, чтобы ответить, что к жареной картошке она предпочитает сметану и что вместо красного вина ей следует принести минеральную воду. Она решила, что не придерживается вегетарианской диеты, и подумала, что если она так голодна, то вряд ли она страдает пищевой аллергией. Она слишком сильно хотела есть, чтобы что-то подобное могло случиться.

Коридорный попросил подождать двадцать минут. Двадцати минут Джейн хватит, чтобы помыться перед обедом. Она прошла в ванную, обложенную белой плиткой, оставив плащ у двери на высокой спинке деревянного стула.

«Как здорово было бы просто исчезнуть, — думала она, пока струйки воды, как слезы, текли по ее щекам. — Мой разум покинул меня, пусть вместе с ним уходит и тело. Что я сделала, кто я? Может, мне стоит порадоваться, что я не знаю этого? Может быть, тот ужас, от которого я убегаю, стоит того, чтобы держатьсяот него подальше?»

Конечно, для кого-то она пропала. Конечно, кто-то где-то ищет ее, зная, где ее искать, не больше нее самой. Ее родители или муж, если у нее был муж. Ее босс или сотрудники; ее учителя или ученики; ее друзья или ее враги; может быть, ее разыскивает и полиция. Можно с уверенностью сказать, что ее ищут. Почему бы ей не пойти в полицию и не поинтересоваться этим?

В конце концов, сказала она себе, все разрешится само завтра утром. Услышав стук в дверь, она вышла из ванной. Джейн завернулась в полотенце, поверх полотенца накинула плащ и в таком виде пошла к двери. Она знала, кто стучит, но тем не менее спросила едва слышным, внезапно охрипшим от волнения голосом, кто это.

— Коридорный, — последовал ожидаемый ответ.

— Одну минуту. — Голос зазвучал тверже.

Ее взгляд упал на стопку денег на кровати, когда она уже бралась за ручку двери. Джейн похолодела. Какое-то мгновение она обдумывала возможность бесшабашно оставить все как есть, позволив ничего не подозревающему коридорному войти и поставить ее обед напротив кровати, на которой с царственной небрежностью разложены стопки банкнот, и понаблюдать за его реакцией при виде этого богатства. Сделает ли он вид, что деньги вовсе не существуют, или заметит их, но отнесется к этому, как к само собой разумеющемуся, дескать, нет ничего более нормального, чем небрежно бросить на кровать десять тысяч долларов. Эка невидаль! Все так делают.

В дверь постучали второй раз. Как долго она стоит в раздумье? Джейн машинально взглянула на часы, потом вспомнила, что сняла их вместе с одеждой, вспомнила, что ее одежда кровавой кучей лежит на полу.

— Подождите одну секунду! — отозвалась она, схватила скомканную одежду и запихала ее в шкаф, надела на запястье часы, сняла с себя полотенце, накрыла им доллары; из пачки долларов взяла одну купюру и зажала ее в руке.

К двери она подошла запыхавшись, как будто пробежала перед этим марафонскую дистанцию. От нее потребовались почти нечеловеческие усилия, чтобы открыть дверь, отступить на шаг и впустить в комнату пожилого джентльмена. Ее взгляд метался между ним и кроватью; но на его лице ничего нельзя было прочесть — оно оставалось непроницаемым, даже если он и заметил ее нервозность или удивился тому, что плащ надет явно на голое тело. Коридорный был сосредоточен на тележке, которую вкатил в номер.

— Где поставить обед? — поинтересовался он приятным ровным голосом.

— Пожалуйста, поставьте сюда, по-моему, здесь будет очень удобно, — показала она на столик около окна, удивляясь непринужденности своего голоса.

Он поставил поднос с обедом на столик, а она быстрым движением сунула ему в руку стодолларовую бумажку, сказав, что сдачу он может оставить себе. Казалось, он колеблется. Но он просто неодобрительно смотрел на ее кровать.

Душа ее ушла в пятки, и, чтобы не упасть, ей пришлось ухватиться за край стола. Заметил ли он деньги? Может, он увидел на полотенце их влажные очертания, как увидели вещее сердце в рассказе Эдгара Аллана По?

— Я пришлю кого-нибудь перестелить вам постель, — сказал он.

В ее голосе неожиданно появились визгливые нотки, она истерично закричала: «Нет!», приведя и себя и его в изумление. Она прокашлялась, рассмеялась, пробормотала что-то насчет того, что у нее много работы и что она не хочет, чтобы ей мешали. Он поклонился, положил деньги в карман и поспешно ретировался.

Джейн выждала несколько минут, открыла дверь и повесила на ее ручку табличку «Не беспокоить». Она подошла к столику, сняла с блюда серебряную крышку и принялась за еду. После нескольких глотков почувствовала, что к ней возвращается безмерная усталость. Она пошла к кровати, пьяная от утомления. Не удосужившись убрать или хотя бы сдвинуть в сторону деньги, она упала на кровать, не сняв плаща, и заползла под теплое тяжелое синее одеяло. Последней мыслью перед тем, как она заснула, было, что, когда она проснется, все вещи вновь обретут смысл и вообще все будет в порядке.

Но, когда она на следующий день в шесть часов утра открыла глаза, ничто не изменилось. Джейн так и не вспомнила, кто она.

3

Первые часы после пробуждения были самыми тяжелыми. Джейн очень надеялась на целительную силу сна, но ее надеждам не суждено было сбыться. Проснувшись, она убедилась, что восстановления памяти не произошло. От отчаяния и безнадежности ее охватил приступ тошноты; она еле успела добежать до туалета, где ее вырвало остатками вчерашнего ужина. Она была несказанно удивлена, когда через некоторое время к ней вернулся аппетит. На завтрак она заказала апельсиновый сок, булочку и кофе. Вместе с завтраком ей принесли свежую утреннюю газету. Внезапно ее охватил страх. Она переводила взгляд с газеты на телевизор и обратно, боясь включить телевизор или развернуть газету.

А чего она, собственно, боялась? Неужели она всерьез рассчитывала увидеть на первой полосе свой портрет размером в целую страницу? Или, может, она подсознательно надеялась стать сенсацией программы Опры Уинфри?

Против воли Джейн схватила пульт телевизора и нажала кнопку. Со страхом, смешанным с любопытством, она почти жаждала увидеть на экране свое лицо крупным планом. Вместо этого появилась хорошенькая блондинка лет двадцати, которая жизнерадостным голосом читала новости, где ничего не было сказано об исчезновении хорошенькой брюнетки лет тридцати. От приторно-сладкого голоса Джейн чуть было снова не вывернуло наизнанку. Потом блондинка пропала и какой-то мужчина из Северной Каролины рассказывал о том, что много лет назад он был свидетелем того, как великий Элвис убирал мусор, зарабатывая себе на жизнь.

В утренней газете тоже не было ничего интересного: никаких упоминаний о сбежавшей из местной тюрьмы преступнице, ни о бродившей по улицам Бостона сумасшедшей, ни о розыске некой женщины, которую полиция хотела бы допросить как свидетельницу; не было в газете и репортажа с места какого-нибудь леденящего душу преступления или бедствия. Там не было ровным счетом ничего.

Ей пришло в голову, что, возможно, она не была жительницей Бостона. Если, допустим, она только что приехала в Бостон, то в местных газетах вообще было бессмысленно что-либо искать. Но, с другой стороны, кровь, когда она ее обнаружила, была еще не запекшейся и не засохшей. Значит, что бы с ней ни произошло, это случилось и очень недавно и очень близко отсюда.

Она вспомнила о листке бумаги, найденном в кармане плаща: «Пэт Рутерфорд, к. 31. 12.30». Может быть, в газете что-нибудь написано про Пэта Рутерфорда? Она внимательно, от корки до корки перечитала газету, но ничего не нашла. Если ее платье было испачкано кровью Пэта Рутерфорда, то он либо благополучно поправился, либо тело его до сих пор не найдено.

Решив, что из газеты она, пожалуй, ничего не узнает, Джейн сосредоточилась на телевизоре, методично переключая каналы. Таким образом она посмотрела массу передач от «С добрым утром, Америка» до программы «Сегодня». С ней пообщались Фил, Опра, Салли Джесси и Джеральдо. Она открыла для себя множество интересных вещей. Оказывается, на свете существуют лесбиянки — любительницы группового секса и клептоманы-трансвеститы; что в мире есть целая армия юных девушек, которые до тринадцати лет ухитрились родить по несколько детей; кроме того, выяснилось, что многие мужья не желают заниматься любовью со своими женами. Теперь она знала все это совершенно точно, прямо из первых рук, так как все вышеперечисленные представители рода человеческого сами рассказывали о своих горестях, изливая их на Салли Джесси, Джеральдо, Опру и Фила, а заодно и на всех зрителей Национального телевидения. Все тайны человеческого бытия перестали быть тайнами, такое понятие, как интимность личной жизни было решительно уничтожено.