Христос приземлился в Гродно. Евангелие от Иуды - Короткевич Владимир Семенович - Страница 32

— Понял, — сдавленным голосом проговорил Братчик. — Отвязывайте, что ли.

— Ну вот, — примирительно сказал Лотр. — Так оно лучше. Правда и талант — это оружие слабых. Потому они их и требуют. Да ещё с дурацкой стойкостью.

Отвязанный Братчик сплюнул.

— То-то вы, сильные, закрутились, как на сковородке.

— Ничего, — снисходительно пропел Лотр. — Думай что хочешь, лишь бы танцевал по-нашему, пан Христос.

Между тем ворота догорали. Пунцовела раскалённая бронзовая чешуя. Створки почти обвалились. Шипел пар, на который лили воду.

— Малимончики, — невесело шутил Клеоник. — «Христо-о-с! Христо-о-с!». Если вы уж так верите, что Христос, так чего же пятки свои потрескавшиеся поджарить боитесь?

— Хватит тебе, — мрачно бросил Гиав Турай. — Надеяться — оно нужно, но волю Божью испытывать — дело последнее.

За воротами всё ещё ошалело лязгали мечи. Стража, закованная в сталь, гибла, не пуская осаждающих со стен.

— Пошли! — сказал кузнец.

Мещане с бревном двинулись прямо в пар и дым. Ударило в огонь бревно. Взвился фонтан искр. Полетели головешки и угли.

...Корнила, уже без стрелы, ворвался снова в пыточную:

— Гибнем!

— А вам за что платят? — спросил Жаба.

— Из последних сил бьёмся! Изнемогаем! — прохрипел сотник. — Скорее, вот-вот ворвутся.

— Ну вот, — сказал Лотр. — Тут дело важное, роли распределяем, а ты — не спросив, а ты — без доклада.

Корнила жадно хватал воздух.

— Так вот, пан Христос, — невозмутимо возгласил Лотр. — Одно перед тобой условие: через месяц кровь из носа, а вознесись. Чтоб восшествие на славу было.

— Я, может, и раньше.

— Э, нет! Пока не переделаешь всех дел своей Церкви — и не думай. Ты, Корнила, за ним следи. Захочет, холера, раньше вознестись — бей его, в мою голову, и тащи сюда.

— Это Бога?

Лотр покраснел:

— Ты что, выше святого Павла? — гаркнул он. — А Павел «раздирал и рвал на клочья церковь, входя в дома и таща мужчин и женщин, отдавая их в темницы».

За низким лбом сотника что-то ворочалось. Скорей всего, непомерное удивление.

— Да ну?

— Наставники наши говорят! Наместники Божьи! Исполнители Его воли! Первые проводники Церкви на земле!

— Странно...

— Именем Христа клянусь.

Сотник вытянулся:

— Слушаюсь.

— Следи. И смотри, чтоб не прельстил тебя философией и пустым искушением.

По лицу сотника было видно, что прельстить его какой бы то ни было философией невозможно.

— Эти философы имеют наглость о жизни и смерти рассуждать. А жизнь и смерть — это наше дело, церковного суда дело, сильных дело. И это нам решать, жизнь там кому или смерть, и никому больше...

Лотр обвёл глазами бродяг. Увидел Роскаша, который держался с тем же достоинством, горделиво отставив ногу.

— Значит, так, — сказал Лотр. — Ты, Богдан Роскаш, за шляхетскую упёртость твою, отныне — апостол Фома, Тумаш Неверный, иначе называемый Близнец.

Красное, как помидор, лицо «апостола Тумаша» покраснело ещё больше:

— Мало мне этого по роду моему.

— Хватит. Лявон Конавка, рыбак.

— А! —Табачные глазки недобро забегали.

— Тебя из рыбаков чуть ли не первого завербовали. Быть тебе Кифой, апостолом Петром.

Конавка почесал лысину, начинавшую просвечивать меж буйных кудрей, льстиво усмехнулся:

— А что. Я это всегда знал, что возвышусь. Я ж... незаконный сын короля Алеся. Кровь! Так первым апостолом быть — это мне семечки.

— Брат его, Явтух... Быть тебе апостолом Андреем.

Стройный «Андрей» судорожно проглотил слюну.

— Ничего, — успокоил Лотр. — Им также поначалу страшно было.

Лотр крепко забрал в свои руки дело, и Босяцкий ему не мешал. Выдвинул идею, спас всем шкуры — и достаточно. Теперь, если Ватикан окажется недоволен, можно будет сказать, что подал мысль, а дальше всё делал нунций. Если будут хватать, Лотр воленс-ноленс заступится за монаха — одной верёвкой повязаны. А заступничество Лотра много чего стоит. Могучие свояки, связи, богатство. Капеллан внутренне улыбался.

— Сила Гарнец, — продолжал Лотр.

Гаргантюа плямкнул плотоядным ртом и засопел.

— Ты Яков Зеведеев, апостол Иаков.

— Пусть.

— Они тоже рыбачили на Галилейском море.

— Интересно, какая там рыба водилась? — спросил новоявленный апостол Иаков.

Вопрос остался без ответа. Нужно было спешить. Лотр искал глазами похожего на девушку Ладыся.

— А брат твой, по женоподобству, Иоанн Зеведеев, апостол Иоанн, евангелист Иоанн.

Умствующие глаза Ладыся расширились.

— Приятно мне. Но чёткам-то меня выучили, а прочему ни-ни. И никого не успели за то время. Другие начали первые буквы, а я тут проповедовать начал. Так я даже не знаю, как «а» выглядит. Ни в голове этого у меня, ни...

Лотр улыбнулся:

— Они, рыбаки, думаешь, очень грамотные были?

— Тогда пусть, — закатились юродские глаза.

— Значит, вы — Зеведеевы, — с неуловимой иронией заключил Босяцкий.

Раввуни воздел глаза вверх.

— Ваанергес, — по-древнееврейски высказался он. — Бож-же мой!

— Правда твоя, — согласился Босяцкий. — Очень они звучны. «Сыновья грома».

Лявон Конавка — Пётр — льстиво засмеялся:

— А что? Уж кто-кто, а я это знаю. С ними в одном шалаше ночевать невозможно — такие удоды.

— Хватит, — перебил его Лотр. — Акила Киёвый.

Телепень колыхнул ржавыми волосами, добродушно усмехнулся, понял: на костёр не поведут.

— Эва... я.

— Ты с этого дня — Филипп из Вифсаиды. Апостол Филипп.

Тяжело зашевелились большие надбровные дуги.

— Запомнишь?

— Поучу пару дней — запомню. Я способный.

— Ты, Даниил Кадушкевич, служил мытарем — быть тебе, по роду занятий, евангелистом Матфеем. Апостолом Матфеем.

Сварливые, фанатичные глаза зажмурились.

— Ты, лицедей Мирон Жернокрут, отныне Варфоломей.

— Кто? — заскрипел Мирон.

— Апостол Варфоломей, — разъяснил Лотр. — За бездарность твою. Тот тоже у самого Христа учился, а потом в Деяниях его и словом не помянули.

Лотр рассматривал бурсацкую морду следующего.

— А ты, Якуб Шалфейчик, апостол Яков. Иаков Алфеев меньший.

— Какой я тут меньший. Я тут выше всех. Максимус. — И обиженно смолк.

Бургомистр Устин смотрел на фокусника. Правильно-круглая голова, вскинутая в безмерной гордости. Верхняя губа надута.

— Этому, Яну Катку, — встал бургомистр, — по самовосхвалению его, нужно Ляввея дать.

— Правда что, — сказал Болванович. — Ляввей, прозванный Фаддеем. Апостол Фаддей. А поскольку в Евангелиях разночтения — кто в лес, кто по дрова, то он же Иуда Иаковов, он же Нафанаил. Видишь, имён сколько!

— Спасибо, — поблагодарил Каток. — Я почти удовлетворён.

Михал Ильяш глядел на Лотра чёрными хитрющими глазами. Улыбался.

— Ты, Михал Ильяш, с этого часа Симон Канонит, в прошлом Зилот. Потому как «нет в нём хитрости».

Нависло молчание. Раввуни глядел Лотру в глаза. Кардинал искривил в усмешке рот:

— Ну а тебе, Раввуни, и Бог велел быть Иудой из Кариота.

— Почему?

— А потому, что ты здесь, пожалуй, единственный, кто до тридцати считать умеет.

— Я...

— Сомневаешься? Ну и хорошо. По ходу дела перекуешься, поверишь в свои способности... пан апостол Иуда.

Иудей вздохнул:

— Ну что... Ну, спасибо и на этом... Не я один... И не в первый раз я за этого босяка отвечаю.

Лотр встал, и за ним поднялись остальные.

— Всем, кто ещё связан за дурную привычку давать волю рукам, всем этим, кто хорошо дрался, развяжите руки. И идём к воротам. — Отыскал глазами Корнилу: — Иди вперёд. Постарайся упорядочить энтузиазм, сотник.

Судьи откинули капюшоны, сбросили чёрные мантии. Стража сняла со стен факелы.

В их трепетном свете шествие потянулось к дверям.

Глава 11

«...И ПАДУТ ПЕРЕД НИМ НАРОДЫ».