Отпусти - это всего лишь слово (СИ) - "Сан Тери" - Страница 37

   Два слова - два выстрела.

   В какой-то момент, когда у человека превышен определённый болевой порог, ощущения отключаются. Мой психологический порог оказался превышен.

   Душа замёрзла превратившись в криоген. Я не чувствовал руки, она онемела, я не понимал: зажата бритва в кулаке или выпала? Стермался посмтреть... А вдруг она лежит на полу... Не дай бог он это увидит. Случится большой размохровый пиздец.

   Жизнь моя...ты разлеталась на осколки, а всё о чём я мог думать: бритва на полу...или в руке?

   Как выразилась бессмертная героиня, Маргарет Митчелл размышляя, что делать с трупом: Она ощулала себя настолько безумно усталой, что сил ни на что иное больше не оставалось.

    " Я не могу думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра".

   Подростки не хрупкие и не ранимые существа, просто они, не прогнозируют последствия как взрослые, живут одним днём.

   Мой один день из жизни здесь и сейчас разбился вдребезги.

   Не хотелось представлять и понимать мелочность собственных чувств с позиции масштаба десятилетий . Хуёво и гандонно мне было именно сейчас!

   Пора уходить. Надо подняться, но сделать это так, чтобы Вольх не увидел. Сейчас это единственное, что занимало моё сознание. Ладонь ощулалась мокрой, скользкой, горячей - полыхала огнём, что - то там дёргало внутри, пульсировало, но не болело: просто дёргало.

   Когда я выливал на Вольха ушат дерьма, убрал руку за ручку дивана, сразу убрал, чтобы он не видел происходящего, не поинтересовался, почему собственно я так странно держу кулак.

   Между примыкающим к столу диваном, образовывалась удобная ниша углом, в которой стояла тумбочка с пепельницей и прочей байдой. Вот туда я собственно и присунулся, в такую квадратнкую дырочку проёма от стены.

   Теперь оставалось только изобрести предлог.

   - Не жди чтобы я тебя вышвырнул! - повторил Вольх. Угрозой дала понять, что он просто чешется от желания осуществить своё намерение, но сдерживается из последних сил.

   - А ты ...Не мог бы выйти на кухню? - попросил я сипло. Облизал пересохшие губы. -Я уйду, сам, просто ты не смотри, ладно...не надо.

   - Хорошо, - сказал он, голос Вольха дрогнул. - Ответь только на один вопрос, Ник. Один вопрос, хорошо?

   Я кивнул, порадовавшись, что он согласился с моим доводом.

   - Почему, ты сейчас плачешь?

   - Я?... Я не плачу.

   Кажется, я находился в состоянии шока или какой-то прострации, потому, что действительно не понимал, не ощущал.

   Вольх протянул ладонь, провёл вытирая, продемонстрировал мокрые пальцы, и, лишь после его тёплого прикосновение, я понял - по щекам текут слёзы. Как вода. Текут и текут. Надо же. А я не замечал.

   - Ты плакал всё это время, - тихо проговорил он.

   - Ник, то что ты рассказал, это... Правда? Нет, не так..

   Он стиснул зубы.  Чёрт возьми, этот идиот поверил каждому моему слову. Как же можно в такое поверить? Как, Вольх?

   Вот опять, я трус. Так хотел чтобы ты поверил, а в глубине души ни хуя не хотел. Хотел остаться в твоих глазах самим собой, тем хорошим славным парнем, которого ты любил.

   Мы не сможем быть вместе, но так обидно уходить и оставаться для тебя подонком. Жить потом с этим тяжело.

   - Даже если это окажется правдой, на самом деле...Ник, неужели ты, ничего ко мне не чувствуешь?

   Задохнуться наверное было бы проще, челюсть выламывало.

   .Я опустил голову, избегая смотреть и отрицательно покачал головой.

   - Ничего.

   - Неубедительно выглядит, Ник. Я не верю.

   Я слегка подразжал кулак, понимая, бритва не выпала, а затем сжал его изо всей силы. Резануло так, что на мгновение даже в глазах потемнело . Мой прерывистый судорожный вздох, оказался очень в тему, реальные муки совести. Я медленно выдохнул справляясь с болью, в голове всё словно прояснилось.

   - Слушай, Станиславский...начал я и осёкся...Не собираюсь я тебе ничего доказывать. Мне тоже от всей это й хуйни не по себе ...Но это ничего не меняет. Просто уебланом себя реально ощущаю. Доволен? Дай уйти.

   - Ты, действительно этого хочешь?

   Говорить я уже не мог, просто активно закивал. Мазнул по лицу свободным рукавом, глянул с вызовом.

   - Да.

   Вольх молчал. Внезапно я понял, что он стоит передо мной на коленях.

   - Хорошо. - Он поднялся, вытащил сигарету, закуривая прямо в комнате, выпустил дым в потолок, кажется, вот так он набирался решимости.

   - Вольх, выйди пожалуйста. Мне тоже паршиво от всего этого. Дай съебаться тихо, по-английски. Так будет лучше.

   Он кивнул. Слова были сказаны. Прошёл по коридору, повернул ключ, открыл дверь на улицу, помедлил секунду и скрылся на кухне.

    Вот и всё. Свобода манит, пора бежать, Никитос. Беги, тебя никто не остановит больше. Беги. От самого себя. И хватит на твою долю. Хватит всего. Что же просит чувство твоей вселенской справедливости, Никит? О чём оно молчит?

    О том, что ты трусливо и позорно сбежишь. Давай, теперь прикончим Саню ради разнообразия. Это же несправедливо. Что тебе пришлось выбрать в его пользу, а ты уверен, что хотел выбрать именно ТАК?

   Я вскочил и рванул к выходу. Не выпуская бритву из рук, не разжимая кулака, схватил куртку свободной рукой и дальше... Полетел, как фанера над Парижем.

   Полетел обратно в комнату, перехваченный поперёк сильными, жёсткими руками Вольха.

   Забился не понимая. Чего он? Зачем? Всё же решено, сказано. Он же сам сказал уёбывать.

   И выхватил глазами цепочку алых капель на полу.

   И выхватил глазами цепочку алых капель на полу.

- Блядь, знал же. Знал, твою мать, что ты, гандон малолетний, выкинешь что-нибудь! 

Доигрался. Хотел посмотреть, насколько тебя хватит.

Вольх матерился и орал как припадочный.

- Руку разожми. Блядь, кому сказал, руку разожми!!

Одной рукой он выдёргивал аптечку из под стола, второй разжимал мои, судорожно стиснутые, пальцы. Кулак был в крови, словно кто-то щедро разбрызгал алую краску. Кровь густая, мутная, сочилась между костяшек, тяжело капала вниз.

За диваном натекла вязкая липкая лужица. Ладони просто не было видно, возможно я задел мелкий сосуд, или порезал глубоко, потому, что несмотря на то, что рана была зажатой, кровотечение не останавливалось. Я просто не видел собственной руки, скрытой за разливающимися во все стороны потёками и ниточками алого.

- Бля, свинью зарезали, ха-ха. - Я начал хохотать.

Смотрел, искренне не понимая, чего он так переживает? Не ножом я себе в брюхо пырнул, и не вены вскрыл. Ну, бля, ну ладонь. Ну да, мне тоже не безразлично очевидно. Но с хуя ли панику поднимать, и вообще. Моя ладонь, моя жизнь, моё тело. Хочу - режу, хочу, бля, не режу. Его это совершенно не касается. 

Не знаю, сказал ли я это вслух, давясь приступом беспричинно обуявшего меня веселья.

Вольх размахнулся и влепил мне по лицу. В этот раз пощёчину. Отрезвило моментом. Отпустило тоже. Хохотать я разом перестал. И пальцы разжались.

Бритва стояла торчком, врезавшись в мякоть под пальцами и ладонью.

- Уёбок мелкий. 

Вольх застонал, мучительно так, словно от зубной боли.

Притащил меня в ванную, врубая воду.

Тоже мне, первая помощь называется. Аккуратно промыл, в какой-то момент быстро выдернув бритву, зажал, обрабатывая тампоном с перекисью. Я зашипел, непроизвольно дёрнувшись. Видеть собственную ладонь мешала чужая спина и плечо. Вольх просто передавил мой локоть под боком, фиксируя в захвате, демонстративно не замечая, что рука имеет продолжение в лице меня, и, с видом усердной медсестрички, занимался обработкой боевых ранений.  Не дёргайтесь, боец. Врач сказал - в морг. Пинцет, тампон, перекись, стрептоцид, зелёнка...  Зелёнка? Бляяяяяя.

Защипало и зажгло так, что я взвыл, активно вырываясь и подпрыгивая, цепляясь за змеевик. С тем же успехом, можно было об него убиться. Вольх даже не сдвинулся.