Слезы дракона - Кунц Дин Рей - Страница 47

Иногда материальное воплощение его мысли выходило за рамки задуманного, обретало собственную жизнь, контролировать которую он был бессилен. Чтобы напрочь исключить подобные случаи, он постоянно тренировался, оттачивая технику создания и практику использования големов.

Однажды, вдохновленный фильмом "Чужой", он создал голема, чтобы нагнать ужас на дюжину бомжей, приютившихся под эстакадой шоссе, ведущего в Лос-Анджелес.

Первым его намерением было предать мгновенной смерти двоих из них, напугав остальных своей мощью и беспощадностью приговора. Но дикий ужас, охвативший их при виде невесть откуда взявшегося киношного монстра, вскружил ему голову. Он трепетал от возбуждения, когда когти его чудовища впивались в их тела, разрывая их на части, когда брызнула горячая кровь, когда поднялся смрад от вывалившихся наружу кишок, когда в его могучих лапах, как спички, затрещали их кости. Вопли умиравших, сначала пронзительные, постепенно угасали, становились все мелодичнее, напевнее, эротичнее. Они расставались с жизнью с той же трепетностью, с какой отдаются мужчине любовницы, изнемогающие под бременем своей страсти: с тихими вздохами, стонами и содроганиями. На какое-то время он и впрямь с перевоплотился в это чудовище, ощетинившись острыми как бритва зубами, когтями, спинными шипами и мощным хвостом, забыв о своем реальном теле, в котором покоился его мозг. Когда же Брайан пришел в себя, тo обнаружил, что бил всех, кто находился под эстакадой, и теперь стоял посреди груды обезображенных тел, оторванных голов и конечностей, по пояс в крови.

Меньше всего его потрясло само насилие — его удручало что сделал он это в припадке безумной и неконтролируемой ярости. Чтобы успешно завершить свое предначертание и СТАТЬ божеством, необходимо научиться сдерживать свои страсти, обуздывать свои порывы.

Используя силу пирокинеза, он мог заживо изжарить любого человека, причем пламя было таким сильным, что кости его превращались в пар. Он всегда стремился полностью избавляться от тех, на ком практиковал свое искусство, чтобы люди не могли догадаться, что он один из них, по крайней мере, до тех пор, пока полностью не войдет в силу, сведя свою уязвимость к абсолютному нулю.

Вот почему в настоящее время он сосредоточил свое внимание на уличных бродягах. Заяви они, что их пытает сам дьявол, могущий по желанию принимать любой облик, их жалобы немедленно сочтут за бред выживших из ума от алкоголя и наркотиков пьяниц и наркоманов. А исчезни они внезапно с лица земли, никто и пальцем не пошевельнет, чтобы выяснить, что с ними приключилось. Но уже недалек тот день, когда он сможет вселять священный ужас и карать божественной десницей представителей любых слоев общества. И потому он усиленно тренировался. Как фокусник, оттачивающий свое мастерство. Главное — научиться владеть собой. Самообладание и еще раз самообладание.

Крылатое существо на берегу, оторвавшись от песка, из которого было сотворено, взмыло вверх и, подобно слетевшему с парапета кафедрального собора фантастическому чудовищу, тяжело хлопая крыльями, понеслось в ночь. Подлетев к окну, уставилось на Брайана горящими желтыми глазами.

До тех пор пока он не отдаст птеродактилю часть своего сознания, тот так и останется безмозглым существом, тем не менее, вид у него был внушительный. Его огромные кожистые крылья неистово молотили воздух, и он без особого труда удеррживался на месте на воздушных потоках, поднимающихя от поверхности океана.

Брайан спиной ощущал обращенные на него взгляды глаз, плавающих в бутылях. Рабски покорно смотрящих на него, стремящихся не упустить ни одного из его жестов, удивленных, восхищенных им, обожающих его.

— Сгинь! — приказал он птеродактилю, снисходя до лицедейства перед столь невзыскательной аудиторией.

Крылатый ящер тотчас обратился в песок и дождем пpосыпался на лежащий далеко внизу берег.

Хватит представлений. Пора приниматься за дело.

5

"Хонда" Гарри была припаркована неподалеку от здания городского морга, прямо под уличным фонарем.

Появившиеся вслед за дождем первые весенние бабочки кружились в конусе света. Их огромные, неровные тени то и дело падали на машину.

Направляясь по тротуару к "хонде", Конни сказала:

— Все тот же вопрос: а дальше что?

— Надо бы поехать к Ордегарду домой и поискать там.

— Что именно?

— Понятия не имею. Но это единственное, что я могу предложить. Если, конечно, имеется другое предложение…

— Увы.

Когда они подошли вплотную к "хонде", Конни заметила, что к зеркальцу заднего обзора подвешен какой-то небольшой прямоугольный предмет, мерцающий в промежутках между беспорядочно скользящими по машине тенями многочисленных бабочек. Насколько она помнила, раньше там ничего не висело: ни миниатюрного освежителя воздуха, ни украшения в виде безделушки.

Первой забравшись в машину, Конни внимательно оглядела серебристый четырехугольник до того, как его успел заметить Гарри. Четырехугольник на красной ленте свисал с крепежного болта зеркала заднего обзора. Сначала она не разобрала, что это было. Взяв его в руки, поднесла ближе к свету и увидела ручной работы пряжку для ремня, на которой был выгравирован затейливый индейский узор.

Гарри, усевшись на водительское место, захлопнул за собой дверцу и посмотрел на предмет, который она держала в руках.

— Господи! — вырвалось у него. — Господи, Рикки Эстефан.

6

Большинство роз побило дождем, но некоторые бутоны все-таки сохранились в целости и мягко покачивались в такт ночному ветерку. Лепестки, отражая падавший на них из окон кухни свет, казалось, увеличивали свою яркость, делая ее похожей на радиоактивное излучение.

Рикки сидел за кухонным столом, с которого были убраны все инструменты и заготовки. Он пообедал более часа тому назад и с тех пор, не отрываясь, потихоньку потягивал портвейн. Ему хотелось напиться до чертиков.

До того как ему продырявили живот, он не питал особой привязанности к спиртному, но, если уж очень приспичивало выпить, всегда выбирал текиллу и пиво. Рюмочка "Саузи" и бутылка "Текате" удовлетворяли его полностью. Но после всех передряг с операциями на брюшной полости даже крохотный наперсток "Саузи" — или любого другого крепкого напитка — вызывал у него страшную изжогу и дикие боли в желудке в течение всего дня. И то же самое происходило от пива.

Экспериментальным путем он выяснил, что с ликерами дело обстояло куда лучше, но, чтобы регулярно потреблять "Бейлиз Айриш Крим" или "Крем де Мент" или "Мидори" придется заглатывать так много сахара, что зубы его разрушатся еще до того, как испортится печень. С винами тоже не все было благополучно, и только портвейн оказался именно тем, что ему было нужно: достаточно сладким, чтобы не навредить желудку, но не таким сладким, чтобы вызвать диабет.

Хороший портвейн был единственной радостью, которую он себе позволял. Хороший портвейн плюс возможность иногда посетовать на свою судьбу и поплакаться самому себе в жилетку.

Глядя на покачивающиеся на ветру розы в ночи, он изредка перемещал фокус зрения ближе к стеклу. И тогда видел самого себя, смотрящего в окно. Оно было плохим зерркалом, и взору его представало бесцветное и прозрачное, как у призрака, лицо; но, может быть, именно таким и должно быть, в конце концов, его реальное отражение, так как он давно уже превратился в призрак того, кем был раньше, и в некотором смысле был уже мертв.

На столе перед ним стояла бутылка "Тэйлора". В очередной раз наполнив стакан, Рикки медленно отхлебнул из него. Порой, вот как сейчас, ему с трудом верилось, что отраженное в стекле лицо принадлежит ему. До ранения он был счастливым человеком, не ведавшим печалей и тяжких раздумий, жил без забот и мучительного копания в самом себе. Да и когда выздоравливал и восстанавливал работоспособность, тоже не терял чувство юмора и надежду, и никакие боли, даже самые тяжкие, не могли их погасить.