Слезы дракона - Кунц Дин Рей - Страница 41

— Вуфер, — подсказал Дэнни.

— Уж больно ему мой паренек приглянулся, — осторожно вставила Джанет. — Он там, ждет нас на улице.

— Что ж, вот ему от меня подарок, — кивнула Лоретта на консервную банку.

Миловидная белокурая нянечка, стоявшая неподалеку у чурбана для рубки мяса и пившая из стакана молоко, услышала этот разговор.

— Он что, правда симпатичный?

— Обыкновенная дворняга, — сказала Лорена, — совершенно беспородная, но как картинка, хоть сейчас снимай в кино.

— Обожаю собак, ~ воскликнула нянечка. — у меня самой дома три собаки. Я на них просто помешана. Можно взглянуть на вашего песика?

— Конечно, пойдем посмотрим, — по-хозяйски распорядилась Лорена. Но тотчас спохватилась и улыбнулась Джанет. — Не будете возражать, если я покажу его Ангелине?

Ангелиной, видимо, звали нянечку.

— Господи, с чего это я стану возражать? — воскликнула Джанет.

Лорена первой пошла к выходу на улицу. Объедки в банке были не мясными отбросами, сплошь состоящими из жира и хрящей, а отборными кусками ветчины и индейки.

Снаружи, в конусе желтого света от фонаря, в терпеливой позе ожидания, склонив набок голову с торчащим вверх одним и свисающим вниз другим ухом, сидел Вуфер, вопросительно глядя на приближающихся людей. Первое после шторма мягкое дунoвeниe ветерка лохматило его шерсть.

Ангелина мгновенно пришла в восторг.

— Прелесть какая!

— Он мой, — прошептал Дэнни, но так тихо, что только Джанет расслышала его слова.

Вуфер, словно поняв похвалу нянечки, осклабился и своим лохматым хвостом стал неистово мести асфальт.

А может, и впрямь понял. С первого же дня, как к ним прибился Вуфер, Джанет убедилась, что он был исключительно сообразительным псом.

Взяв из рук поварихи консервную банку с мясом, Ангелина выступила вперед и присела перед собакой на корточки:

— На, симпатяга. Смотри. Нравится? Думаю, такого ты не едал.

Вуфер взглянул на Джанет, словно прося у нее разрешения начать пир. В данный момент он был обыкновенной бродячей собакой, но когда-то, вероятно, жил у своих хозяев дома. Он проявлял сдержанность, несомненно являвшуюся результатом дрессировки, и обладал способностью платить добром за добро, которая возникает у зверей — да и, видимо, у людей также — от доброго к ним отношения.

Джанет утвердительно кивнула. Только тогда собака набросилась на еду, хватая из банки и жадно заглатывая куски и обрезки мяса.

Неожиданно Джанет почувствовала в собаке родственную душу, и ей стало неимоверно горько от этого чувства. Родители обращались с ней с той же жестокостью, с какой некоторые, явно ненормальные люди, обращаются с животными; да и что говорить, к кошке или собаке родители ее отнеслись бы гораздо более человечески, чем к собственной дочери. Не лучше вел себя по отношению к ней и Венс. И хотя на собаке не было заметно никаких следов от побоев и она не умирала с голоду, на улице она тоже оказалась явно не по своей воле. Несмотря на отcутствие ошейника, чувствовалось, что какое-то время она жила среди людей: уж слишком старалась им услужить и очень нуждалась в их любви и ласке. Выбросить беззащитное животное на улицу равносильно надругательству над ним, и это означало что в судьбах Джанет и собаки было очень много общих тpyдностей, страхов и злоключений.

Она решила ни за что не гнать от себя пса, даже не взирая на расходы и неудобства, связанные с его содержанием. Узы, связывавшие их, были достойны уважения: оба были живыми существами, способными на проявление отваги, оба обладaли повышенным чувством долга и оба оказались в нужде.

Пока Вуфер с собачьим энтузиазмом уплетал свои обед, белокурая нянечка ласкала его, щекотала у него за ушами и ворковала над ним.

— Я же вам говорила, что он прелесть, — горделиво обронила повариха Лорела, складывая руки на своей обширной груди и улыбаясь Вуферу. — Его запросто можно снимать в кино. Такой красавчик, просто загляденье.

— Он мой, — обеспокоенно пробормотал Дэнни, и снова так тихо, что только Джанет могла его расслышать.

Он стоял рядом с ней, ухватившись за нее обеими ручонками, и она, чтобы успокоить его и ободрить, положила руку ему на плечо.

Когда уже была съедена почти половина принесенной порции мяса, Вуфер неожиданно оторвался от консервной банки и с любопытством уставился на Ангелину. Одно ухо вновь поднялось вверх. Он стал обнюхивать ее накрахмаленный белый халат, ее тонкие, нежные руки, затем ткнулся головой под ее колени, принюхиваясь к ее белым тапочкам. Затем снова стал обнюхивать ее руки, лизнул ей пальцы, все это время громко сопя и даже подвывая, а иногда и нетерпеливо переступая с лапы на лапу, все более и более возбуждаясь.

Нянечка и повариха засмеялись, думая, что таким образом пес выражает свое удовольствие от еды и всеобщего внимания, но Джанет чувствовала, что за этим кроется что-то другое. Сопение и скулеж то и дело сменялись утробным рычанием, когда в нос ему попадал запах, явно не нравившийся ему. Он даже перестал вилять хвостом.

Неожиданно, и к великому стыду и ужасу Джанет, собака вырвалась из ласкающих ее рук Ангелины, обежала ее сзади, скользнула мимо Дэнни и, клубком прокатившись меж широко расставленных ног поварихи, через раскрытую дверь стремглав понеслась на кухню.

— Вуфер, назад! — закричала Джанет.

Пес даже ухом не повел, продолжая нестись вперед. Вся компания со всех ног бросилась вслед за ним. Те, кто в этот момент находились на кухне, приняли участие в погоне за Вуфером, но он оказался проворнее их всех. Волчком носясь по помещению и совершая серии обманных движений, он никак не давался им в руки, и по кафельной плитке пола только дробно стучали его когти. Он залезал под столы, перекатывался через голову, неожиданно менял направление, ужом выскальзывал из протянутых к нему рук, все это время натужно сопя, раскрывая, словно в улыбке, пасть, и, на первый взгляд, казалось, веселился от души.

Однако в целом это мало походило на безудержное собачье веселье и игру в догонялки. Все время он что-то настойчиво искал, беспрестаню обнюхивая пол и воздух, какой-то запах, то и дело ускользавший от него. Было ясно, что его совершенно не интересовали духовки, в которых выпекались сладкие булочки и от которых шел такой густой, вкусный пар, что у любого слюнки потекли бы рекой, не приближался он и к подносам, сплошь заставленными аппетитно пахнущей едой. Его влекло вперед что-то другое, какой-то запах, которым были пропитаны руки молодой нянечки по имени Ангелина.

— Паршивец! — гневно кричала Джанет, преследуя его вместе со всеми. — Кому говорят, назад, паршивый ты пес.

Вуфер на бегу несколько раз укоризненно оглянулся на нее, но продолжал бежать дальше.

В этот момент в вертящиеся двери, толкая перед собой тележку с припасами, вошла работница столовой, не знавшая, что происходит на кухне, и пес мгновенно воспользовался образовавшимся отверстием. Стремглав прошмыгнув мимо остолбеневшей женщины, он вылетел в раскрытые двери и скрылся в коридорах лечебницы.

Паршивый пес. Неправда. Хороший пес. Очень хороший. Место, где много еды, так плотно забито столькими вкусными ароматами, что он с трудом, хоть и старается вовсю, отыскивает нужный ему странный запах. По другую сторону вертящихся двереи оказывается длинный-предлинный узкий лаз со многими отверстиями с обеих сторон. Здесь аппетитные запахи, от которых начинает течь слюна, гораздо слабее. Зато масса других запахов, в основном человеческих, в основном не очень приятных. Острые запахи, соленые запахи, кислые запахи. Сосновый запах. Целое ведро соснового запаха в длинном-предлинном лазе. Мордой он быстро тычется в ведро, удивляясь, как это целое дерево могло уместиться в маленьком ведре, но там не дерево, там вода, какая-то вся грязная, а пахнет, как сосна, даже как несколько сосен, вместе взятых, и все в одном ведре. Интересно.

Но надо спешить.

Моча. Сильный запах мочи. Человеческой. Запах мочи множества разных людей. Интересно. Десять, двадцать, тридцать разных запахов мочи, ни один из них никак особо не выделяется, но все они в одном месте, никогда еще не приходилось ему в одном и том же месте встречать столько разных запахов человеческой мочи. Он много может рассказать о людях по запаху их мочи: что они ели или пили, где были сегодня, совокуплялись ли, были ли здоровыми или больными, злыми или добрыми, плохими или хорошими. Запахи говорили, что большинство из этих людей уже давно не совокуплялись и были больны разными болезнями, некоторые из них больны тяжело. Ни один из запахов не доставил ему удовольствие.