Корсар - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 34

Когда я поведал Марии, сколько горестей пришлось вынести Марьюшке, как ей помогали дикие звери и птицы, Баба-Яга за трудолюбие её и ласковый нрав, девушка сжала мою руку и слушала, едва дыша.

«И вот серый волк домчал её до хрустального дворца, где Финист-царь жил с царицей. Пряла Марьюшка, ткала, вышивала золотой иголочкой на серебряных пяльцах узоры для Финиста, чтобы дозволила ей царица на возлюбленного взглянуть. Забрала себе все труды её царица, зная – не добудиться ей Финиста… И заплакала Марьюшка, увидев Финиста, спавшего сном беспробудным, и упала слеза её горючая на плечо его, обожгла – очнулся он ото сна, стал целовать-обнимать горячо».

– И что, Юлий, они дальше были вместе?

– Не сразу, Мария. Сначала совет князья да купцы держали – наказать ли Финиста за измену царице? Как думаешь, Мария: которая жена настоящая – та что любит крепко, или та что продаёт и обманывает?

– Конечно – которая любит!

– Вот и князья с купцами так решили – согласились все, что жена Финиста Ясна Сокола – Марьюшка!

По лицу Марьи скользнула счастливая улыбка, она задумалась и долго молчала.

– Юлий, а он-то, он – по-настоящему Марьюшку любил? Ведь отступился же, сбежал, как козни увидел, за ваши тридевять земель. Она сама его нашла!

– О том легенда не сказывает. Понимаешь, девочка моя, – не всегда любовь обоюдной бывает, часто любит кто-то один. Но и такая любовь, которая не требует взаимности, долго терпит, не завидует, не мыслит зла, всё переносит, всего надеется, всему верит – яркой бывает и может всю жизнь согревать.

Марья вздохнула, обхватив ладонями лицо и думая о чём-то своём.

– Всё, девочка, пока хватит. Я вижу – ты устала, отдыхай, поправляйся.

– Приходи вечером, тебя интересно слушать.

– Приду обязательно.

Лечение Марии проходит успешно и скоро закончится. Это меня и радовало, и тревожило. Пока не мог объяснить себе причину тревоги. Казалось бы – я оказал важную услугу правителю Флоренции и вправе рассчитывать на его благосклонность и щедрость, да и за всё это время герцог ни разу не дал мне повода усомниться в своей порядочности, а его помощник Эмилио – так вывернется, но выполнит любую мою просьбу. И всё же… Не доверял я герцогу. В политической игре, когда на карту поставлено многое, жизнь одного чужестранца не стоит ломаного гроша. А о коварстве семейства Медичи ходили легенды.

А вдруг Франческо Медичи нарушит своё обещание отпустить меня, чтобы сохранить тайну двора? Я – в тщательно охраняемом дворце, и во всей Флоренции у меня нет никого, вот только вчера появился лекарь Агулья. Но он стар и немощен.

А ещё я помнил, чем кончилось лечение Юхана – шведского короля, как бесчестно обошёлся со мной тогда Густав Шенберг.

Я посмотрел на Марию. В её глазах светилась безмерная благодарность. Я ощущал доверие к этому милому созданию, дорожил дружбой, и чувствовал, что могу полагаться на неё – Мария не предаст! Хотя и понимал – возможности хрупкой девушки более чем скромные. Мне надо было завоевать её доверие и как-то сблизиться.

Вечером я снова осмотрел Марию и пожурил, что вижу её в постели.

– Тебе важно сейчас ходить; перетруждать ногу не надо, но и без движения нельзя.

Потом мы поболтали – я рассказал ей несколько русских сказок. Вроде она уже и не ребёнок, но слушала с интересом, приоткрыв рот.

– А знаешь, Юлий, почему на гербе нашего рода шары? – она показала рукой на висевшее на стене изображение герба.

Я покачал головой. Занятно узнать!

– Мне отец рассказывал, что шесть шаров на нём – это капли крови ужасного великана, который давным-давно угрожал Флоренции. С великаном сражался самый первый герцог из нашего рода, и победил его, как Давид Голиафа. А ещё говорят, что «Медичи» – это от слова «медик», лекарь – как ты Юлий! – с гордостью смотрела она на меня.

И такие встречи, расспросы и беседы были у нас каждый день. Я осматривал ногу, подкручивал чуть-чуть – по пол-оборота – гайки, шутил, рассказывал сказки, были, просто интересные истории. Между нами росла приязнь. В принципе, если в начале нашего знакомства я видел капризную избалованную девчонку, то по мере нашего общения наносная шелуха слетала, и я с удовольствием отмечал, что Мария – девушка живая, непосредственная, любознательная, и характер у неё лёгкий. Жаль будет, если в тяжёлой атмосфере политических дрязг и козней характер испортится. Власть портит людей, а почти неограниченная власть может привести к тирании и деспотизму. В истории таких примеров полно.

Как-то, когда мы беседовали с Марией, в комнату заглянул Агулья. Мария, озорно поглядев на меня, сказала ему:

– Вот Юлий говорит – мне ходить больше надо. А давайте пройдём по дворцу. Я расскажу ему о Питти.

И мы потихоньку пошли по коридору дворца: Агулья придерживал девушку под руку, впрочем – большой необходимости в том и не было. Я шёл рядом. А следом за нами увязался надоедливый охранник.

В глаза бросался роскошный интерьер, белая и золотистая лепнина; шёлковые обои создавали ошеломляющий фон для уникальных картин. Мария рассказывала об истории каждой картины: со стен на нас смотрели образы Рафаэлевских мадонн, – оказывается, помимо известной мне «Сикстинской мадонны», что в Риме, и здесь, в Питти, тоже были шедевры Санти Рафаэля, воспевающие женскую красоту. Мария без устали рассказывала о картинах Джорджоне. А вот когда она начала объяснять сюжеты картины Фра Бартоломео, Анжело Бронзино, я не сразу и понял, что в них восхищало юную флорентийку: какая-то нарочитая напряженность, изысканность образов… Но говорят же – о вкусах не спорят.

Дальше коридор был перекрыт: Мария объяснила – отец поручил архитектору Бартоломео Амманати расширить дворец, и там идут работы.

Агулья с тревогой поглядывал на ногу девушки – на сегодня достаточно!

День шёл за днём, неделя – за неделей. К концу третьего месяца почти непрерывного общения мы стали друзьями. И похоже, что моё заточение подходило к концу. Обе ноги сравнялись по длине, и ходила Мария ровно, уже не хромая. Конечно, аппарат при ходьбе мешал, делал походку неуклюжей, но хромоты не было.

Я решил снимать аппарат.

– Всё! – объявил я Марии. – Сейчас сниму аппарат. Ещё пару дней, чтобы поджили ранки от спиц на ноге, и ты полностью здорова.

– Я так рада, Юлий! – девушка в порыве чувств бросилась ко мне и обняла.

Я раскрутил гайки, снял кольца и полукольца, выдернул спицы, обработал ранки спиртом и наложил повязку. Потом сел на стул и скрестил руки.

– Пройдись!

Мария с лёгкостью пробежала по комнате.

– Отлично! Можешь показаться отцу!

Я прошёл в свою комнату и не спеша стал собирать вещи. Обжился я уже тут, пора и честь знать. Ещё пару дней – я свободен и, хочется надеяться, при деньгах.

На радостях я пропустил стаканчик винца.

Рассчитывал я на более долгий срок выздоровления, а получилось – три месяца. Организм ли молодой помог Марии, или нехватка опыта и знаний? Пора и к купцам – заждались, небось, без вестей от меня?

Уже вечером, когда я собирался отойти ко сну, в дверь постучал охранник.

– Дочь герцога просит её посетить.

«Неужели случилось что?» – забеспокоился я.

Я вскочил и быстрым шагом направился в комнату Марии.

– Юлий, тебе надо исчезнуть из дворца, – едва я вошёл, заявила Мария.

– Да я ведь ещё и деньги не получил!

– Жизнь свою спасай! Я слышала разговор отца с Эмилио. Ты даже не только денег не получишь – тебя собираются отравить, подсыпав яд в вино.

Я даже присел в кресло от слабости в ногах. Желудок сжался. А если они уже подсыпали какую-нибудь дрянь в вино? Да нет, вроде вкус вина был прежним, не изменился. Обычно в таких случаях пользуются мышьяком, и очень редко – цианистым калием. Оба яда имеют вкус и запах. И я их знал.

Чёрт! Как же вырваться из дворца? Молодец, девчонка, предупредила. Не обманула моих надежд. Не зря я в неё вместе со сказками столько души вложил.

Однако надо уходить. Только как это сделать? У дверей моей комнаты – круглосуточно страж, под окнами – тоже. Выход подсказала Мария.