Больше, чем власть - Шегало Наталья - Страница 17

Актеры на сцене, игравшие братьев-близнецов, были совсем не похожи друг на друга, отчего толпа улюлюкала и во всех подробностях обсуждала причины, по которым братья уродились разными. Схожесть близнецов была важным моментом веры в святость Двуглавого и магию числа «два». Только близнецы могли занимать высшие жреческие посты в иерархии храмов, ибо рождение двойни считалось результатом благосклонного посещения их матери Двуглавым. А непохожесть братьев вызывала подозрения, что в процесс зачатия вмешался кто-то посторонний.

Четырехглавый бог ночи Тидраэль еще не вступил в полную силу: на темное небо медленно взбиралась первая из четырех его голов-лун — Салаах, красноватая и раздувшаяся, как не вскрытый вовремя нарыв. Вторая голова — Сильгадра — самая маленькая, но самая злая, предвестница несчастий, ураганов, засух, появлялась ближе к полуночи и окрашивала небосвод холодным, мертвенно-зеленым светом. Все четыре головы вредного божества собирались вместе только раз в году. В эту ночь им на четверых полагалось совершить что-нибудь особенно гнусное, что запомнилось бы на весь год и до следующего злодейства держало бы верующих в должном страхе и почтении. Но фантазией четыре головы не отличались, и ужасы творили предсказуемо, давая горожанам шанс заранее подготовиться и принять соответствующие меры. Самым эффектным кошмаром на протяжении всех веков оставался объединенный четырехлунный взгляд Тидраэля. Считалось, что свет всех четырех лун опасен: стоило человеку попасть под злобный взгляд Тидраэля, как все открытые участки человеческого тела растворятся в свете четырех лун, как растворяется в кипятке кусок сахара. И потому раз в году горожане с ног до головы закутывались в ткани карнавальных костюмов, закрывали лица непроницаемыми масками и прятали кисти рук в перчатки, не оставляя вредному божеству ни сантиметра неприкрытой кожи. Богу полагалось злиться на такую предусмотрительность, отчего все четыре головы в итоге ссорились друг с другом и одна за другой под утро покидали светлеющее небо, куда торжественно взбиралось двуглавое дневное светило.

Распихивая толпу, Сова пробиралась к Ратушной площади. Лорис отстал еще за несколько кварталов до этого места. Его интересы в эту праздничную ночь были сугубо профессиональными: значительно чаще, чем в будни, горожанам нынче требовался врач. Он требовался побитым мужьям, застигнутым женами при заигрывании с соседскими служанками. Он был нужен гневным женам, которые, в запале отстаивая свою честь, чуть было не превратили себя в безутешных вдов. И даже служанкам, заботливо хлопотавшим вокруг рассорившихся хозяев, он тоже был необходим. Хотя бы как свидетель их незаслуженных обид. Ввиду такой острой нужды в нем, Лорис бродил по городу со своим саквояжем, без всякой маски, в мантии мастера цеха лекарей со всеми знаками отличия и зарабатывал деньги. Лекари считались первыми слугами Двуглавого и находились под его особой защитой, а потому в Мочь Четырех Лун могли не опасаться каверз Тидраэля и маску не надевать. Чтобы не нервировать пациентов и не мешать Лорису заводить полезные знакомства, Сова решила поискать приключений самостоятельно. Она только условилась встретиться с ним у статуи перед ратушей во время фейерверка.

Самая длинная и самая светлая ночь в году не предназначалась для сна. Потому добраться до площади оказалось не так-то легко. Чем ближе Сова подходила к центру города, тем теснее становилось вокруг. К тому же маскарадный костюм доставлял ей массу неудобств: под маской из птичьих перьев было душно, перышки непрестанно щекотали виски и подбородок, навязчиво лезли в нос, заставляя Сову чихать и чесаться. Длинный пестрый плащ сковывал движения, как кокон, но стоило выпутаться из его многочисленных складок, как его полы тут же начинали застревать в толпе. Сову толкали, задевали локтями, что-то кричали ей прямо в уши, причем внятно звучало только предложение выпить. У трактира на Храмовой улице белоснежный рукав ее рубашки залили красным вином, долго извинялись и предлагали дармовую выпивку. Но, несмотря на все неудобства, одежда все-таки служила ей защитой, и Сова не раскаивалась в том, что предпочла развевающимся широким женским юбкам практичный мужской костюм с перевязью и легким мечом, который внушал горожанам если не страх, то привычное почтение к вооруженному сословию. В будни ей не приходилось постоянно носить с собой оружие. Вероятно поэтому меч вдруг придал Сове излишнюю уверенность в собственных силах. Достаточно было положить руку на его широкую гарду и неродовитые горожане, не обладающие правом носить сталь, опасливо расступались. Неосознанно, но неизбежно Сова заразилась тем задиристым волнением, что владело полупьяной толпой, и уже азартно искала предлог опробовать свой клинок, чтобы на практике узнать, отличается ли учебный бой от реального.

Теснота не убывала. Люди стекались на площадь в ожидании фейерверка, во время которого ночь превращается в день, залитый водопадом огненных брызг всех цветов радуги. Дельцы из торговой фактории по дешевке сбывали империи просроченные петарды и ракеты. За право раз в год осчастливить подданных блеском императорского могущества казна Лоданийской империи платила золотом. Однако призрачное пиротехническое чудо, предназначенное крепить престиж монаршей власти, было небезопасным. Случалось, что от взрывов пиротехнических снарядов гибли люди. Теперь батареи салюта предусмотрительно устанавливали на плоской крыше торговых рядов, подальше от храма, от ратуши и от балкона со знатью. В назначенный час с неба должно было обрушиться на площадь лживое великолепие далеко обогнавшей этот феодальный мир цивилизации.

Сова не успела добраться до статуи, когда толпа стала затихать, задерживая бешеное дыхание пляски. Люди вытягивали шеи и с тревожным нетерпением вглядывались в циферблат башенных часов, единственная стрелка которых медленно взбиралась к зениту. И все-таки первый залп грянул неожиданно, заставив содрогнуться все скопление разрозненных тел, как будто они были единым живым организмом.

Этот человек как будто не принадлежал к окружающей его толпе. Мало чем можно удивить и озадачить маскарадный люд, на всякое насмотревшийся в разгуле вседозволенности, но незнакомца с открытым незащищенным маской лицом провожали недоуменными взглядами, на которые он, впрочем, не обращал никакого внимания. Будь на незнакомце плащ лекаря, его бесстрашие в свете четырех лун еще можно было оправдать. Всем остальным горожанам в эту ночь надлежало позаботиться о маске и перчатках. Но не только это выделяло его из разношерстной толпы. В движениях незнакомца не было ни праздной неторопливости, с какой прогуливались под окнами знатных красавиц придворные, ни суетливой жажды плясок во всеобщем экстазе, ни вялой пьяной расслабленности. Какое-то только ему известное и не терпящее отлагательства дело заставляло его энергично протискиваться сквозь плотный людской поток. Его глаза просеивали толпу, перебирали ее по человечку. Временами он останавливался, чтобы бросить короткий взгляд на собственное запястье, где был закреплен маленький прибор-смеллер, известный всему цивилизованному миру под кратким прозвищем «ищейка». Нюх ищейки был тщательно настроен.

Человек был гончей. Час назад гончая, наконец, взяла свежий след.

Ранним утром этого локального дня частное торговое судно высадило в порту фактории пассажира. С собой пассажир привез только небольшую сумку и выражение мрачной тревоги, которое так пугало теперь веселящихся горожан. Пассажир очень спешил. Формальности, связанные с портовой регистрацией, раздражали его, и, видимо, по этой причине он мученически вскидывал глаза к небу, будто моля кого-то о помощи.

Но помощи ждать было неоткуда. Прибывший уже знал, что опоздал: на низкой стационарной орбите над единственным в этой части материка крупным городом висели два корабля его предшественников. Теперь каждая зря потраченная минута жалила его, как овод, подгоняла, заставляла торопиться, чтобы хоть как-то нагнать упущенное время. Впрочем, была еще небольшая надежда, что время было упущено не зря. С тех пор как в институте стало известно о регистрации трансогенетической Лаэрты Эвери в этой отдаленной колонии, события стали развиваться в стремительном темпе.