О том, как укрепились нити дружбы между Науфалем и отцом Меджнуна, как Меджнун убежал в степь и встретил там пастуха из племени Лейли, как безумец лишился сознания и уподобился барану или хотанскому джейрану, которого приносят в жертву в честь праздника «Курбан»

Кто ехал на верблюдице стихов,

Тот песню пел, и был напев таков:

Когда безумец в отчий дом вступил,

Обрадовался тот, кто грустен был,

Отец повеселел душой опять,

Помолодела сгорбленная мать,

В парчу одели сына, в тонкий шелк…

Об этом деле разговор не молк,

Сердца людей он заставлял расцвесть!

Узнал и Науфаль благую весть.

Он тосковал о юноше больном,

Он горевал, скорбел душой о нем.

Прогнал счастливый слух его печаль!

И, чтоб Меджнуна видеть, Науфаль

Помчался вскоре к племени Амир.

Забыто горе в племени Амир,

С любовью встречен знатный воин был,

Прием сердечен и достоин был,

За гостя каждый жертвой стать готов!

И, дружбу выказав на сто ладов,

Меджнун и полководец обнялись,

Как две лозы, они переплелись.

И долго в стане племени Амир

В честь Науфаля шел веселый пир.

Был весел Науфаль, доволен всем,

Не видел, что Меджнун смущен и нем.

Когда зашла вечерняя заря,

Как Науфаль, отвагаю горя,

Когда меджнуноликим небесам

Предаться время пробило слезам,

Разбросить всюду горсти звезд своих —

Опресноки припасов путевых, —

Тогда и гость дорогою прямой

Направил скакуна к себе домой.

Был весел Науфаль, ретив скакун, —

По-прежнему невесел был Меджнун.

Отец его, с собой наедине,

Так думал: «Прибыл Науфаль ко мне,

Меня возвысил он среди людей,

Мой дом почтил он милостью своей.

Мне полководец оказал почет…

Какая цель его сюда влечет?»

И вспомнил он: «Твердили все кругом:

С Меджнуном Науфаль давно знаком,

Меджнуна ради обнажил он меч,

Меджнуна сыном он желал наречь,

На дочери своей женить его…

Да, склонен он вступить со мной в родство

А нет, — зачем он прискакал в мой стан?

У Кайса не такой высокий сан,

Чтоб запросто к нам ездил Науфаль!

Без повода он прибыл бы едва ль…

Мы Науфаля посетим сейчас, —

Того учтивость требует от нас,

Проявим кротость в разговоре с ним,

Потом слова о браке изъясним.

Нам будет радость, если скажет: да!

А скажет: нет! — смиримся мы тогда.

И вот старейшин всех собрал глава.

Одобрили они его слова.

Решили: Кайс останется в дому, —

Не подобает выезжать ему.

И вот плеяды полночи зажглись,

И люди, как плеяды, собрались,

И двинулись они степным путем,

И сто рассказов повели потом,

И побасёнкам не было конца.

Увеселяя так свои сердца,

Достигли науфалевых шатров.

Они нашли гостеприимный кров.

Умом высок и светел Науфаль!

Гостей с почетом встретил Науфаль,

Он поместил их в лучшие шатры,

И начались веселые пиры.

И гости, молчаливые досель,

Открыли, в чем их посещенья цель.

Был Науфаль обрадован весьма.

Благая весть для сердца и ума!

Сказал: «Давно уже, по мере сил,

Заботу о Меджнуне я вкусил,

О браке слово я сказал давно,

То слово крепкое навек дано,

Отказывать не стану и теперь.

Назад ступайте к стану вы теперь,

А здесь для пира свадебного я

Велю готовить яства, пития.

Меджнуна сыном скоро назову —

Желаньем этим только и живу».

И свадьбы день назначил Науфаль.

Приготовленья начал Науфаль,

Чтоб угощеньем на пиру блеснуть…

Простились гости и пустились в путь,

Поехали, довольные собой,

Не зная, чтo им суждено судьбой.

* * *

Случилось так: Меджнун в своем шатре

Метался, как преступник на костре,

Его объяла пламенем любовь,

Лишила воли, в степь толкала вновь.

И вырвался язык огня любви,

И выбежал безумец в забытьи.

Родных разбив надежды, — убежал,

В пустыню без одежды побежал.

Так мчится до заката солнца он,

Не знает сам, куда несется он, —

Любовь Меджнуна по степи несла.

Но вот седое небо до Козла [13]

Домчалось, наконец, издалека,

Собрало звезды — капли молока,

Лепешку приготовило оно,

И снова солнце мира зажжено!

И услыхал Меджнун блеянье вдруг,

И стадо увидал баранье вдруг,

И встретился в пустыне с пастухом, —

Казалось, был ему пастух знаком,

И пастуха страдалец поразил,

Страдальца о здоровье он спросил.

«Твой лик благословен! — Меджнун вскричал, —

Скажи, где прежде я тебя встречал?

Меня влечет к тебе твой добрый нрав!»

Сказал пастух, к ногам его припав:

«Мой жребий скромен — я пастух простой.

К баранам отношусь я с добротой,

С ягнятами беседую всегда,

Лейли принадлежат мои стада.

В народе я видал тебя не раз,

Страданья школу ты прошел у нас,

Давно я знаю про твою беду,

Но я лекарство для тебя найду!»

Меджнун, чтоб высказать любовь свою,

Упал пред ним, он сделал бровь свою

Подковкой для сандальи пастуха,

Воскликнул: «О не ведавший греха!

Твои слова, как душу, я приму,

Вернул ты душу телу моему!

Ты мертвых оживляешь, как Иса,

В пастушестве творишь ты чудеса!

О ты — Муса: твой клич законом стал!

Ты — Аарон: твой жезл драконом стал! [14]

Нет, Хызром стал ты на моем пути,

Живую воду мне помог найти! [15]

В ночи разлуки стал ты светом дня.

Я болен страстью. Пожалей меня».

Сказал пастух: «Благословен твой путь!

Мой друг, со мной до вечера побудь,

Мне ведомо влечение твое,

Мне сладко излечение твое».

И вот Меджнун весь день в пыли бредет,

Но длится долгий день, как целый год.

И вот заходит солнце. День потух.

К становищу погнал стада пастух,

Потом баранью шкуру показал:

«Накинь ее на плечи, — он сказал, —

Войди в нее, Меджнун, согни свой стан

И стань четвероногим, как баран,

И буду в стаде я тебя пасти, —

Такого случая не упусти.

Узнай: как солнце озаряет мир

В созвездье Овна, так и твой кумир,

Играя и резвясь в кругу подруг,

Сюда приходит, на зеленый луг,

Чтобы взглянуть, как мы доим овец,

Блеснуть, как солнце, для простых сердец,

Дойдет она до головы твоей, —

Тогда на пери бросить взгляд сумей!»

И вот Меджнун — таков его удел —

Баранью шкуру на себя надел,

И весь вошел в нее, согнув свой стан, —

И стал четвероногим, как баран.

И вот встает становище вдали,

И вот бежит с подругами Лейли, —

Так в ореоле звезд блестит луна.

Она тоской великою полна,

Огонь разлуки щеки ей ожег, —

Покрыл румянец кожу нежных щек.

И лепесток — лицо ее: оно

Росой кровавых слез напоено.

И локон уподобился метле:

Смятенья пыль развеял по земле.

Смятение сурьмит ее глаза,

В них блещет молния, шумит гроза,

Печали черный дым клубится там,

Ресница каждая — убийца там!

Разумного сожжет ее краса,

Безумного убьет ее гроза.

Воистину красавица она:

Все гибнет, лишь появится она.

Ей пери позавидовать могли б!..

Ее Меджнун увидел — и погиб.

Такой издал он исступленный вздох,

Что небо задрожало, мир оглох!

Среди баранов он упал в пыли, —

Как будто на закланье повели.

Забывшись, он заплакал, и тогда

Бараны разбежались, кто куда, —

Друг друга забодали на бегу.

Лишь он один остался на лугу.

«Что это значит?» — думает Лейли.

«Кто это плачет?» — думает Лейли.

И видит: шкура на траве лежит.

И видит: в ней возлюбленный сокрыт.

Он в пепел превращен огнем любви.

Нет, лучше мускусом его зови!

Как мускус — черен, а в глазах — тоска,

Худое тело тоньше волоска.

И горестью раздавлена Лейли,

И разумом оставлена Лейли,

С Меджнуном рядом падает. О нет,

То падает на землю чистый свет!

Любовью гурия занемогла,

С Меджнуном рядом гурия легла…

Кто был в любви правдив и светел, тот

Возлюбленную любящей зовет.

Служанок робких охватил испуг:

С подругою соединился друг!

И побежали, быстрые, к Лейли,

И подняли ее, и унесли.

Шли пастбищем овец и кобылиц,

Придумывая сотни небылиц,

Чтоб успокоить родичей Лейли.

И вскоре скрылись девушки вдали…

Вот повесть, удивляющая мир:

Когда владыка племени Амир,

Вернувшись в дом, узнал о беглеце, —

Зажег он слезы на своем лице.

Он дал излиться пламенным слезам,

Пошел он, плача, по его следам,

И всех расспрашивал о сыне он,

Безумного нашел в пустыне он,

Нашел его, покрытого песком,

И на руках понес его бегом,

Достиг он стана, тяжело дыша:

Сто раз хотела вырваться душа.

Но вот Меджнуна ложе наконец!

Меджнун очнулся: перед ним отец.

Где был он? Память бедная глуха:

Баранов он забыл и пастуха…

В степях Аймана ты пасешь стада. [16]

Твой пес — тебе я верен навсегда.

Я только твой рассказ передаю.

Возьми же руку слабую мою.

вернуться

Но вот седое небо до Козла… —Имеется в виду созвездие Козерога.

вернуться

Ты — Аарон: твой жезл драконом стал! — Намек на легенду, согласно которой жезл Аарона, брата Мусы (Моисея), превратился в дракона.

вернуться

Нет, Хызром стал ты на моем пути, // Живую воду мне помог найти! — Имеется в виду одна из легенд о Хызре, который помог Александру Македонскому найти «живую воду».

вернуться

В степях Аймана ты пасешь стада! — Традиционное обращение к богу. Айман — Йемен.

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Лейли и Меджнун - Навои Алишер - Страница 14