Чертовка - Томпсон Джим - Страница 7

— Погоди минутку, — сказал я. — Я…

— Триста сорок пять долларов, да? Может, наскребешь их, как хороший мальчик, и будем считать дело закрытым?

— Я выпишу тебе чек, — предложил я. — Ради бога, Стейплз, будь у меня деньги, будь у меня возможность выпросить или занять, я бы не стал брать отсюда.

— Гм… Наверное. А как насчет твоей машины?

— Какой машины? Обратись в кредитную компанию.

— Мебель?

— У меня ее нет. Я снимаю меблированную квартиру. Говорю тебе, Стейплз, нет у меня денег и раздобыть их негде. Все, что я могу, — это…

— Понятно, — перебил меня он. — Что ж, все это, конечно, из рук вон плохо, не правда ли? Прямо-таки угнетающе. Мстительность не в традициях нашей фирмы, но… полагаю, ты знаком с законами этого штата? Все, что свыше пятидесяти долларов, считается кражей в особо крупных размерах.

— Послушай, а тебе-то это зачем? Черт возьми, тебе-то какая польза от того, что засадишь меня в тюрьму? Господи, да если ты просто…

— Ну, польза может быть немалая, — ответил Стейплз. — Человек перед угрозой длительного тюремного заключения часто вспоминает о возможностях, которыми прежде пренебрегал. Так мне подсказывает опыт.

— Но я не могу! Ничего не выйдет! — воскликнул я. — Нет никого, кто мог бы мне помочь. Я сто лет не видел никого из родственников, к тому же они чертовски бедны. У меня нет близких друзей или…

— А как насчет твоей жены?

— Говорю же тебе — у меня есть только один способ достать эти деньги. Дай мне шесть недель. Дай месяц. Дай три недели. Я буду работать без выходных по шестнадцать часов в день, пока… Ты должен, Стейплз! Всего несколько недель, а…

— Ах, я никак не могу на это пойти, Фрэнк! — твердо сказал Стейплз, покачав головой. — Я бы и рад, но, честное слово, не могу… Офицер!

— Ради всевышнего… Офицер?

Это был тот самый парень, которого я принял за клиента, зашедшего «просто посмотреть». Поигрывая зубочисткой во рту, он вальяжной походкой подошел сзади и сдавил мой локоть.

— Ладно, малыш, — сказал он. — Нам пора уходить. Можешь попрощаться.

Стейплз одарил полицейского лучезарной улыбкой. Улыбнулся и мне:

— Я терпеть не могу прощаться, Фрэнк. Может, просто скажу тебе «до свиданья»?

6

Возможно, это покажется смешным, но в тюрьму я угодил впервые в жизни. Сущая правда, вот вам крест. Я объездил страну вдоль и поперек, в свое время побывал во всех штатах, и некоторые дела, что я проворачивал, были пострашнее шлюхи с гвоздильной фабрики. Но за решетку я не попадал ни разу. А все вокруг — попадали. Парни, работавшие на той же улице, в доме напротив. Но только не я. Думаю, что с виду я не похож на человека, способного переступить черту. Я могу разговаривать и вести себя таким образом, но по моему виду не скажешь, что я такой. Да я и не чувствую себя таким, если вы понимаете, о чем речь.

Было около десяти утра, когда они оформили протокол и заперли меня в камеру предварительного заключения. Я осмотрелся и, хотя, как сами видите, я далеко не сноб, все же пошел в угол и сел в одиночестве. Ну не мог я свыкнуться с мыслью, что попал сюда. Не мог я поверить, что оказался в одной компании со всеми этими парнями, которые наверняка были те еще гуси. Я, старина Долли Диллон, в тюряге по обвинению в краже в особо крупных размерах? Полный бред. Казалось, все это мне снится.

Я был тертый калач, но весь день продолжал думать, что Стейплз смягчится. Поймет, что, сидя в тюрьме, я не смогу ничего заработать, снимет обвинения и позволит мне отработать долг. Я думал об этом, надеялся на такой исход и подготовил для Стейплза предложение. Квартира была оплачена на месяц вперед, и взнос по кредиту на машину я тоже внес. Я собирался ему сказать: «Слушай, Стейплз, вот как мы с тобой поступим. Купи мне пару талонов на обед, заплати за бензин и масло, а все, что я заработаю…»

Тут я вспомнил, что магазин должен мне за работу. За два, точнее, за два с половиной дня, если учитывать и это утро. Черт подери, вот уже и двадцать пять долларов. Значит, весь мой долг сводился… скажем, к трем сотням долларов, если округлить. Бог ты мой, о такой сумме и говорить смешно! Я мог заработать ее в два счета, особенно теперь, когда Джойс отвалила.

Я знал, что Стейплз меня вытащит. Правда. Я это знал.

И наверно, вы уже догадались, что ничего подобного он не сделал.

Начался и закончился следующий день. Тут я стал думать о других зацепках, о других возможностях отсюда выбраться. На них было не больше надежды, чем на Стейплза, но я все время перебирал их в голове. Может, какая-нибудь бригада приедет в город, зная, на что я способен, и тогда они все скинутся — как-нибудь разведают, где я, — и… А может, мне полагалась премия от одной из фирм, на которые я работал прежде, и так вышло, что чек должен прийти только сейчас. А может, кто-то из моих родичей на Восточном побережье приказал долго жить и мне кое-что причитается по его страховке. А может, Дорис принесет мне денег. Или Эллен. Или… или еще кто-нибудь. Проклятье, кто-то должен мне помочь! Что-то должно произойти.

Никто мне не помогал, ничего не происходило. С этим не хотелось мириться, но в конце концов до меня дошло, что так все и будет. Я попался. Хватит себя обманывать.

Я подумал о Моне — ведь именно она стала причиной моих неприятностей. Если бы я не взял деньги Пита Хендриксона, чтобы расплатиться за то серебро, Стейплз меня бы не раскусил. Я обзывал себя чертовым дураком и другими словечками, кажется, немного побранил и Мону. Но вообще-то, я ругал ее вполсилы. Я знал: будь у меня возможность, я бы снова поступил так ради нее, а потому не держал на нее зла. Да и как можно злиться на такую милую, беспомощную детку?

Я сидел в углу камеры, в сторонке от всех, думал о ней, и мне становилось тепло и приятно. Я вспоминал ее в тот день. Как она подошла прямо ко мне, обвила руками и положила голову мне на грудь. Как стояла там — голая, дрожащая. И обнимала меня крепче и крепче, и мне уже казалось, что мы одно целое.

Она была не от мира сего, эта малышка. Не такая, как те проклятые шлюхи, с которыми я вечно якшался. Вот с такой деткой я бы с удовольствием связал свою жизнь. Ради нее сделал бы все на свете, потому что знал: она сделает все на свете для меня и я могу спокойно ехать по своим делам.

Меня тревожило, чтоона подумала, когда я за ней не вернулся. Меня тревожило, чтос ней теперь случится. Закрыв глаза, я видел все как наяву: на пороге появляются разные парни, старуха предлагает им… а Мона… Мона там, в спальне…

Я быстро открыл глаза. Заставил себя не думать о ней, а вместо этого начал вспоминать дом, где она жила.

Знаете, почти в тот самый момент, когда я переступил порог этого дома, у меня возникло чувство: что-то здесь не так. Тогда я еще не мог сообразить, в чем дело, а потом навалилось слишком много забот и было не до того.

Но теперь до меня наконец-то дошло: в доме совсем не было фотографий. Я имею в виду — фотографий людей.

Наверное, я побывал в десяти тысячах старых домов — домов, где живут старые люди. И повсюду на стенах была масса фотографий. Бородатые мужчины с расстегнутыми воротниками. Женщины в платьях с закрытым воротом и рукавами типа «окорок». Мальчики в костюмах Бастера Брауна [3]и девочки в матросках и штанишках. Дедушка Джонс, дядя Билл и тетя Хэтти. Дети кузины Сьюзи… Все старые дома таковы. Везде есть такие фотографии. Но в этом доме я, черт подери, не увидел ни одной.

Эта мысль все время крутилась у меня в голове, и я наконец подумал: «Ну и что? Тебе-то какое дело?» Знаете, я даже разозлился на себя: думать о таком, да еще и в том месте, где я оказался! В общем, я перестал об этом думать и снова начал беспокоиться о себе; прошло немало дней, прежде чем я вернулся к этой мысли. Но к тому времени…

Даже не знаю. Решайте сами. Может, в любом случае было бы слишком поздно.