Серебряная ветка - Сатклифф Розмэри - Страница 12

Снаружи, в золотистом полумраке, который в Рутупиях означал темноту, и другой темноты крепость не знала, трубы сыграли вторую ночную стражу. Юстин тоже отказался от попытки что-либо понять.

— Пойду посплю немножко, — сказал он. — Выехать придется очень рано. — в дверях он обернулся: — А н-не может быть так, что Караузий знает про Аллекта? И тот был на болотах по его приказу, а п-причина должна оставаться в тайне? Флавий покачал головой:

— Нет, это не объясняет смерти сакса. Они помолчали, глядя друг на друга.

Конечно, зловещий маленький император не задумываясь устранил бы любого, тем более врага, помешай тот его планам. Но он нашел бы другой способ — не яд. За это Юстин ручался головой.

— Может быть, он использует Аллекта в каких-то своих целях, а тот и не знает? — предположил Юстин. В таком случае вина за отравление все-таки лежала на Аллекте, в чем Юстин не сомневался.

— Просто… не знаю, — отозвался Флавий и вдруг взорвался: — Не знаю и знать и хочу! Иди спать!

Глава 6. Эвикат-с-копьем

— Вот вы и забрались на край света, — сказал центурион Посид. Они все трое находились в комнатах коменданта крепости Магнис-на-Валу, и Флавий только что принял пост от него, а тот теперь становился его помощником. — Ну и как, нравится тебе тут?

— Да нет, не очень, — признался Флавий. — Но к делу это не относится. Не нравится мне, центурион Посид, как держит себя гарнизон на смотре, а это куда хуже.

Посид пожал плечами. Он был крупный мужчина с вечно кислым выражением маленького помятого личика.

— На Валу других не найдешь. И чего ожидать от вспомогательной когорты, всякого сброда, который наскребли со все империи?

— Между прочим, Восьмая когорта — легионерская, — напомнил Флавий.

— Да, да, ты являешься прямиком из новехонькой, распрекрасной крепости в Рутупиях, которая под носом у императора, и думаешь, будто все легионерские когорты такие же, как там, — проворчал центурион. — Что ж, было дело, и я так думал. Увидишь, со временем твои представления изменятся.

— Или же изменится гарнизон Магниса, — ответил Флавий. Он стоял расставив ноги и заложив руки за спину. — Думается, второй вариант вернее, центурион Посид.

Поначалу, однако, все говорило о том, что Флавий ошибается. Все недостатки, какие бывают присущи гарнизонам, казалось, сосредоточились в Магнисе. И крепость, и гарнизон были грязные и запущенные, в бане дурно пахло, повара воровали продукты из солдатской кухни и продавали их за стенами крепости. Даже катапульты, защищавшие Северные ворота, находились в плачевном состоянии.

— Как часто вы практикуетесь в стрельбе из катапульты? — осведомился Флавий после первого осмотра орудий.

— Давненько не стреляли, — беспечно отозвался Посид.

— Оно и видно. Если разрядить номер 1, она, судя по всему, разлетится на куски.

Посид ухмыльнулся:

— Главное, чтоб ее вид отпугивал этих размалеванных демонов. И зачем нам, чтобы она действовала? Спасибо императору, у нас теперь есть мирный договор, пикты сидят тихо.

— Это не основание. Они всегда должны быть наготове, — резко возразил Флавий. — Только посмотри сюда! Дерево сгнило, обруч проржавел… Центурион, прикажи откатить третий номер в мастерские, пусть ее основательно починят. И дай мне знать, когда работу закончат.

— Так ведь починить можно прямо тут, зачем ее стаскивать вниз?

— Ну да, чтобы любой местный охотник, идущий мимо Магниса, видел, в каком постыдном состоянии наши орудия! Нет, центурион, придется доставить ее в мастерскую.

Катапульту номер три отволокли в мастерскую, баню вычистили, нагнали страху на кухонных воров, и через три дня солдаты уже не являлись на смотр в грязных туниках и с незастегнутыми поясами. Но все свелось к внешнему лоску, дух Магниса при этом нисколько не изменился, и и конце первой недели новый командир устало сказал лекарю когорты:

— Стоять по стойке «смирно» на плацу они у меня научатся, но от этого порядочной когортой они не станут. Если б я сумел найти к ним подход… Какой-то способ ведь должен быть!.. Но пока я найти его не могу. Как ни странно, несколько дней спустя именно катапульта номер три облегчила Флавию задачу.

Юстин был очевидцем случившегося. Он прибирал помещение и мыл инструменты после утреннего осмотра больных, как вдруг услыхал какой-то грохот и скрежет. Подбежав к дверям больницы, он увидел, что катапульту перетаскивают обратно из мастерской. Ему хорошо видны были Северные ворота, и он невольно задержался у входа, наблюдая, как громадное орудие китят на место, а оно громыхает и раскачивается на своих деревянных кругляшах, и легионеры, выбиваясь из сил, тянут орудие спереди и подталкивают сзади. Потом он увидел, как на пороге претория показался Флавий и зашагал к группе солдат, которые, подкатив катапульту, сгрудились около временных сходней. Сходни вели к платформе, приподнятой на уровень человеческого роста. Орудие начало медленно забираться вверх, раскачиваясь, как судно время шторма. А легионеры снова принялись изо всех сил тянуть, толкать и подправлять его. Юстин услышал глухое грохотание помоста, команды центуриона «Разом! Разом! Еще!». Катапульта почти добралась до верху, когда стряслось нечто неожиданное. Что — Юстин не разглядел, только услышал треск досок и предостерегающий возглас. В группе легионеров произошло какое-то движение, раздался окрик центуриона и скользящий шорох — одна из досок сходней обвалилась вниз. На момент все замерло, а затем под крики окружающих огромная катапульта накренилась и с оглушительным треском рухнула, увлекая за собой деревянный помост.

Юстин увидел, как солдаты отскочили в разные стороны, и услышал резкий вскрик боли. Он окликнул своего помощника и тут же кинулся к месту катастрофы. Громадная махина лежала, как дохлая саранча, на боку среди обломков, частью на земле, а отчасти зацепившись за каменную опору платформы. В воздухе еще не улеглась пыль, но солдаты уже трудились, силясь поднять рухнувший мост, под которым, придавленный, лежал их товарищ. Юстин протолкался вперед, скользнул под сломанные сходни и обнаружил, что кто-то опередил его и, согнувшись в три погибели, поддерживает брус, лежащий поперек ног легионера. Почти не глядя, Юстин догадался, что это Флавий. Гребень его шлема оторвался, из пореза над глазом текла кровь.

Пострадавший (его звали Манлий — один из самых недисциплинированных солдат во всей крепости) был в сознании, и юный хирург услышал всхлип и слова: «Нога, командир… не двигается… не могу…»

— И не двигай, — тяжело дыша, проговорил Флавий, и Юстин подивился непривычной мягкости, прозвучавшей в его голосе. — Лежи тихо, дружище. Ты чихнуть не успеешь, мы тебя вызволим… А-а, ты тут, Юстин.

Юстин нагнулся над раненым и, видя, что к брусу уже протянулись руки, чтобы помочь Флавию, крикнул через плечо: «Можете эту махину сдвинуть? Не хотелось бы вытаскивать его отсюда». Он как во сне услышал шум растаскиваемых досок и собственный голос, повторявший: «Спокойно, спокойно, все будет в порядке», и ощущал, как невыносимо долго тянутся минуты, пока корпус катапульты приподнимают и переваливают набок, освобождая их троих. И наконец Флавий выпрямился, растирая ушибленное плечо, и настойчиво спросил:

— Как он? Будет жить?

И Юстин, оторвавшись от работы, вдруг с изумлением понял, что все уже позади и что легионеры, возившиеся у катапульты, теперь сгрудились вокруг и смотрят на них, а его помощник, стоя на коленях, укладывает поудобнее ногу пострадавшего.

— Да, думаю, все обойдется. Но перелом тяжелый, он истекает кровью. Чем скорее мы его отнесем в больницу и займемся им как следует, тем лучше.

Флавий кивнул и присел на корточки возле легионера, лежавшего молча, в испарине. Потом он помог переложить его на носилки и сжал ему на прощание плечо со словами «Счастливо». И только тогда, вытирая тыльной стороной ладони кровь, заливавшую глаза, он пошел поглядеть, насколько повреждена катапульта.