Воспоминания о монастыре - Сарамаго Жозе - Страница 59

Однако же и в этом случае хорошо то, что человек обретает продолжение свое в народившихся от него детях, и если бесспорно, что из досады, свойственной старости или близости оной, человеку не всегда хочется, чтобы дети повторяли те его действия, каковые самого его порочили или хотя бы роняли в глазах окружающих, то столь же очевидна и та истина, что человек обычно радуется, когда удается ему убедить детей, чтобы они повторяли какие-то его деяния, какие-то поступки и даже слова, ибо таким образом все то, чем он был и что делал, обретает как бы новое обоснование, пусть только с виду. Дети, разумеется, притворяются. Говоря иными, будем надеяться, более понятными словами, поскольку дон Жуан V уже не испытывает удовольствия, собирая базилику Святого Петра, он все же изобрел способ вновь ощутить оное косвенным манером, да при том выказать еще отеческую свою любовь, призвав себе на помощь своих детей, дона Жозе и дону Марию-Барбару. Они уже упоминались и будут упомянуты еще, что касается инфанты, то о ней скажем сейчас, что ее, бедняжку, очень обезобразила оспа, но принцессы такие счастливицы, что им не грозит опасность засидеться в девах, даже если они рябые и дурнушки, лишь бы брак был на руку сеньору папеньке. Разумеется, инфантам не приходится особенно потеть, дабы собрать собор Святого Петра. Если в распоряжении дона Жуана V были царедворцы, помогавшие ему поднять и водрузить на место купол Микеланджело, припомним, кстати, сколь пророчески раскатился грохот при завершении шедевра зодчества в ту ночь, когда король проследовал в покои королевы, то в еще большей степени необходима помощь слабосильным детям, ей только семнадцать лет, ему четырнадцать. Но в данном случае существенней всего само зрелище, половина всех придворных сходится, дабы лицезреть забаву инфантов, их королевские величества восседают под балдахином, духовенство шепотом поверяет друг другу монастырское свое удовлетворение, дворянство принимает надлежащую мину, каковая должна выражать одновременно почтение к королевским отпрыскам, умиление, вызванное нежным их возрастом, набожность, пробуждаемую видом святого здания, что является очам их, хоть и в уменьшенном виде, а ведь для всех этих чувств у каждого в распоряжении одно-единственное лицо, и все эти чувства должны выражаться на оном в гармонии, неудивительно, что вид у придворных такой, будто их донимает боль, тайная и, может быть, непристойная. Когда дона Мария-Барбара собственными руками приносит одну из статуэток, украшающих верхнюю часть карниза, двор рукоплещет. Когда дон Жозе собственноручно помещает крест в навершие купола, все присутствующие готовы бухнуться на колени, ибо сей инфант есть престолонаследник. Их величества улыбаются, затем дон Жуан V подзывает детей, хвалит за сноровку и дает им отеческое благословение, каковое приемлют они, преклонив колена. Мир пребывает в такой гармонии, что кажется, по крайней мере в этом зале, отражением того зерцала совершенства, коим является небо. Каждое телодвижение исполнено благородства, почти божественно в своей неспешности и размеренности, а слова произносятся так, словно они составляют часть фразы, которую не торопятся договорить до конца, да и нет причин ее договаривать. Так говорят и двигаются небожители, когда являются на аудиенцию ко всевышнему в раззолоченный его чертог, дабы лицезреть за игрою его сына, который складывает, разбирает и снова складывает деревянный крест.

Дон Жуан V распорядился, чтобы базилику не разбирали, и ее оставили в собранном виде. Придворные вышли, королева удалилась, инфанты проследовали к себе, за ними монахи, бормочущие молитвы, и вот король созерцает базилику, вдумчиво меряет ее взглядом, и дежурные дворяне изо всех сил ему подражают, многие делают вдумчивые лица, это всегда самое верное. Не менее получаса провели король и его свита в означенном созерцании. Не будем выяснять, о чем думали свитские, поди знай, какими мыслями обременены эти головы, кого беспокоит судорога в ноге, кто думает о том, что любимая сука завтра ощенится, кто о том, что пришли посылки из Гоа, проходят таможенный досмотр, кому вдруг захотелось карамелек, кто вспомнил холеную ручку монахини, высунувшуюся из-за монастырской решетки, у кого-то зудит под париком, словом, всякая всячина, но никто не додумался до возвышенной мысли, пришедшей в августейшую голову, а мысль была нижеследующая, Желаю, чтобы у меня в столице была точно такая же базилика, чего-чего, а этого мы не ожидали.

На другой день дон Жуан V вызвал к себе зодчего, ведающего постройками в Мафре, некоего Жуана-Фредерико Людовисе, [93]немца, переиначившего свое имя на португальский лад, и сказал, Хочу, чтобы у меня в столице была построена церковь, во всем сходная с римским собором Святого Петра, такова моя воля, и, произнеся сии слова, сурово поглядел на зодчего. Как известно, королям не говорят «нет», а этот самый Людовисе, который в Италии прозывался Людовизи, так что уже дважды давал отставку своей фамилии Людвиг, знает, что тот, кто хочет в этой жизни благополучия, должен быть сговорчивым, особливо же если жизнь его проходит меж ступенями алтаря и ступеньками трона. Однако всему есть границы, этот король сам не знает, чего просит, он недоумок и невежда, коль скоро полагает, что одна только воля, пусть хоть королевская, может породить нового Браманте, нового Рафаэля, нового Сангалло, нового Перуцци, нового Буонарроти, нового Фонтану, нового Делла Порту, нового Мадерну, [94]коль скоро он полагает, что достаточно ему приказать мне, Людвигу, или Людовизи, или Людовисе, если португальскому уху так приятнее, Хочу собор Святого Петра, и собор Святого Петра тут же воздвигнется, в то время как я способен единственно на то, чтобы строить то, что строится в Мафре, я художник, это верно, и отнюдь не чужд тщеславия, как и все, но знаю себе цену и знаю, каков обычай этой страны, много шуму, мало дела, главное ответить ему правильно, так чтобы «нет» польстило ему больше, чем польстило бы «да», вот уж мука, Господи, спаси и помилуй, Воля вашего величества достойна великого монарха, по велению коего возводится монастырь в Мафре, однако жизнь человеческая коротка, ваше величество, а со дня, когда благословили первый камень собора Святого Петра, до дня освящения самого собора были потрачены на возведение оного сто двадцать лет и несметные богатства, вы, ваше величество, никогда не были в Риме, судите по сей разборной модели, вполне возможно, что нам не удалось бы довести дело до конца и через двести сорок лет, вы, ваше величество, уже скончались бы, скончался бы сын ваш, и внук, и правнук, и праправнук, и вот вопрошаю я со всем почтением, стоит ли приступать к постройке базилики, каковая будет завершена лишь к двухтысячному году, если в ту пору еще будет существовать наш мир, это вашему величеству решать, Решать, будет ли еще существовать наш мир, Нет, ваше величество, решать, стоит ли строить в Лиссабоне новый собор Святого Петра, хотя, по моему мнению, легче дождаться конца света, чем повторить римскую базилику, Стало быть, эта моя воля удовлетворена не будет, Ваше величество будет жить вечно в памяти ваших подданных, будет жить вечно в раю небесном, но ведь память это не то что подходящий для строительства участок земли, фундамента в ней не заложишь, а небеса единый храм, римский собор Святого Петра по сравнению с этим храмом всего лишь песчинка, Если так, с какой стати тогда строим мы монастыри и церкви на земле, Поскольку не понимаем мы, что земля была уже и церковью, и монастырем, земля то место, где есть и вера, и ответственность, где есть и заточение, и свобода, Мне малопонятно то, что я слышу, А мне не очень понятно то, что я говорю, но, чтобы вернуться к теме разговора, если вы, ваше величество, желаете, чтобы к концу жизни вашей стена будущей базилики поднялась хоть на пядь, вы должны отдать необходимые распоряжения сейчас же, иначе дело не зайдет дальше котлована, Значит, я проживу так мало. Дело долго, жизнь коротка. [95]