Музыка горячей воды - Буковски Чарльз - Страница 12

– В каком смысле?

– В том смысле, что иногда выходит грубо, иногда нежно – в зависимости от того, каково тебе.

– Расскажите.

– Ну, все заканчивается на секеле.

– Еще раз это слово скажите.

– Какое?

– Секель.

– Секель, секель, секель…

– Вы его сосете? Покусываете?

– Еще бы.

– Меня от вас бросает в жар.

– Извините.

– Занимайте хозяйскую спальню. Вам нравится уединение?

– Я ж вам сказал.

– Расскажите про мой секель.

– Они все разные.

– Тут пока не очень уединенно. Строят подпорную стену. Но через пару дней закончат. Вам понравится.

Я опять записал ее адрес, повесил трубку и лег в постель. Зазвонил телефон. Я подошел, снял трубку и отнес телефон к кровати.

– В каком смысле все секели разные?

– Ну, по размеру, по реакции на раздражители.

– А вам попадался такой, который не удавалось возбудить?

– Пока нет.

– Слушайте, приезжайте-ка прямо сейчас?

– У меня старая машина. Она по каньону не взберется.

– Езжайте по трассе, машину оставите на стоянке у съезда в Хидден-Хиллз. Я вас там встречу.

– Ладно.

Я повесил трубку, оделся и сел в машину. По трассе доехал до съезда в Хидден-Хиллз, нашел стоянку и остался там сидеть ждать. Прошло двадцать минут – подъехала толстая дама в зеленом платье. В белом «кэдди» 1982 года. На всех передних зубах – коронки.

– Это вы? – спросила она.

– Это я.

– Господи ты боже мой. Ну и видок у вас.

– Да и вы не фонтан.

– Ладно. Залезайте.

Я вылез из своей машины и пересел к ней. Платье у нее было очень короткое. На жирной ляжке поближе ко мне маленькая татуировка: похоже на мальчишку-посыльного, который стоит на собаке.

– Я вам не плачу,- сказала она.

– Это ничего.

– Не похожи вы на писателя.

– И за это я благодарен.

– Вообще-то вы не похожи на человека, который хоть что-то умеет…

– Я многого не умею.

– Но трепаться по телефону вы мастак. Я даже себя ласкала. А вы себя?

– Нет.

После этого мы ехали в молчании. У меня оставалось две сигареты, и я их обе скурил. Потом включил ее радио, послушал музыку. У ее дома была длинная изогнутая дорожка, а двери гаража открылись автоматически, когда мы подъехали. Она отстегнула ремень – и вдруг обхватила меня руками. Рот у нее выглядел как открытый пузырек красной туши. Высунулся язык. Мы завалились на сиденье, вот так вот сцепившись. Потом все вдруг закончилось, и мы вышли из машины.

– Пойдемте,- сказала она; я двинулся за ней по дорожке, обсаженной розовыми кустами.- Я вам ничего платить не буду,- сказала она,- ни, блядь, чего.

– Нормально,- сказал я.

Она вытащила из сумочки ключ, отперла дверь, и я зашел за нею в дом.

Удары в никуда

Мег и Тони довезли его жену до аэропорта. Едва Долли поднялась в воздух, они зашли в аэропортовый бар выпить. Мег взяла себе виски с содовой. Тони – скотч с водой.

– Жена тебе доверяет, – сказала Мег.

– Ну,- ответил Тони.

– А я, интересно, могу тебе доверять?

– Тебе не нравится, когда тебя ебут?

– Дело не в этом.

– А в чем?

– В том, что мы с Долли подруги.

– Мы тоже можем быть подругами.

– Но не так.

– Будь современной. Это новое время. Люди свингуют. Их ничего не сдерживает. Они ебутся на потолке. Они трахают собак, младенцев, кур, рыбу…

– Мне нравится выбирать. Мне должно быть не все равно.

– Это, блядь, так сусально. Небезразличие встроено. А если его культивируешь, не успеешь опомниться – уже думаешь, что это любовь.

– Ладно, Тони, а чем тебе любовь не нравится?

– Любовь – форма предвзятости. Любишь то, в чем нуждаешься, любишь то, от чего тебе хорошо, любишь то, что удобно. Как ты можешь говорить, будто любишь одного человека, если в мире, может, десять тысяч людей, которых ты бы любила больше, если б знала? Но ты с ними не знакома.

– Хорошо, тогда мы стараемся, как можем.

– Готов допустить. Но все равно мы должны понимать, что любовь – просто результат случайной встречи. Большинство на ней слишком залипает. А поэтому хорошую поебку не стоит недооценивать.

– Но и она – результат случайной встречи.

– Ты чертовски права. Допивай. Возьмем еще.

– Хорошо забрасываешь, Тони, но ничего не выйдет.

– Что ж,- сказал Тони, кивком подзывая бармена,- я и по этому поводу не стану переживать…

Был вечер субботы, и они вернулись к Тони, включили телевизор. Показывали до обидного мало что. Они попили «Туборга», поговорили, перекрывая звуки с экрана.

– Слыхала,- спросил Тони,- что лошади слишком умные, поэтому на людей не ставят?

– Нет.

– Ну, это, в общем, поговорка такая. Ты не поверишь, но мне тут на днях сон приснился. Я в конюшне, заходит лошадь и ведет меня на выездку. На меня сажают мартышку, она руками и ногами меня за шею – а от самой дешевым пойлом разит. Времени шесть утра, с гор Сан-Гейбриэл холодный ветер. Больше того – везде туман. Меня прогнали три фарлонга за пятьдесят два, проворно. Потом еще полчаса выгуливали, а после отвели в стойло. Пришла лошадь, принесла мне два крутых яйца, грейпфрут, тост и молоко. Потом я вышел на скачки. На трибунах – одни лошади битком. Ну, как по субботам. Я был в пятом заезде. Пришел первым, это оплачивалось тридцатью двумя долларами сорока центами. Приснится же, да?

– Да уж,- сказала Мег. Одну ногу она закинула на другую. На ней была мини-юбка, но без колготок. Сапоги закрывали ей икры. Бедра голые, полные.- Ничего себе сон.

Ей было тридцать. На губах слабенько поблескивала помада. Брюнетка – волосы очень черные, длинные. Ни пудры, ни духов. Отпечатки пальцев никогда не снимали. Родилась на севере Мэна. Сто двадцать фунтов.

Тони встал и принес еще две бутылки пива. Когда вернулся, Мег сказала:

– Сон странный, но таких много. Вот если в жизни странное происходит – тогда поневоле задумаешься…

– Например?

– Например, мой брат Дэмион. Он вечно книжки читал… мистицизм, йога – такая вот ерунда. Заходишь в комнату, а он, скорее всего, стоит на голове , в одних трусах. Даже на восток пару раз съездил… в Индию, еще куда-то. Вернулся тощий, полубезумный, весу в нем фунтов семьдесят шесть осталось. Но не бросал. Знакомится он с этим мужиком – Рам Да Жук его зовут или еще как-то похоже. У этого Жука большой шатер стоит под Сан-Диего, и он с лохов дерет по сто семьдесят пять долларов за пятидневный семинар. Шатер стоит на утесе над морем. А хозяйка земли – эта старушка, с которой Рам Да спит, она его к себе на участок пустила. Дэмион утверждает, что Рам Да Жук подарил ему окончательное откровение, которого ему только и не хватало. И Дэмиона оно потрясло. Я живу в квартирке одной в Детройте, а Дэмион вдруг объявляется и меня потрясает…

Тони провел взглядом выше по ноге Мег и спросил:

– Дэмион потрясает? Чем потрясает?

– Ну, понимаешь,- просто объявляется…- Мег взяла бутылку «Туборга».

– В гости приехал?

– Можно сказать. А если объяснять: Дэмион умеет дематериализовываться.

– Правда? И что бывает? Где-то появляется.

– Вот так вот просто?

– Вот так просто.

– И дальнобойно?

– В Детройт ко мне в эту квартирку – он явился из Индии.

– И сколько добирался?

– Не знаю. Секунд десять.

– Десять секунд… хмммм.

Они сидели и смотрели друг на друга. Мег – на тахте, Тони – напротив.

– Слушай, Мег, у меня от тебя аж все чешется. Моя жена никогда не узнает.

– Нет, Тони.

– А сейчас твой брат где?

– Поселился у меня в Детройте. Работает на обувной фабрике.

– Слушай, объявился бы он в хранилище банка, забрал бы деньги и смылся, а? Его талант можно пустить на пользу. Зачем ему работать на обувной фабрике?

– Он говорит, что такой талант нельзя использовать во зло.

– Понятно. Слушай, давай про брата больше не будем?

Тони подошел и сел рядом с Мег на тахту.