Жажда боли - Миллер Эндрю Д. - Страница 37

Апреля 1774, Бриксхэм

Сударь!

Преподобный Фишер просил меня написать вам про Джемса Даера с «Аквилона» и что вы имеете интерес к тому времени что он служил на корабле в особенности же про сражение на Кубе. Как я догадываюсь преподобный Фишер уже рассказал вам про все остальное.

Городок который мы атаковали назывался Баракоо и вот вкрацце что там произошло. Мы велели нашим матросам быть на стороже и поглядеть чем мы могли бы там расжитца. Мы отправились с корабля на четырех шлюпках под командованием литенанта Уитни держа язык за зубами дабы невстревожить противника. Я командовал третей шлюпкой — Бенсон Макнамара Джонсон Даер Гаммер Паркс Остин ОКоннор Лоуер и китаиц Артур Истер — все вооруженные кортиками топорами пистолетами или дубинками по своему разумению.

За чаз до рассвета мы вошли в не большую бухту и в далеке могли смутно разглядеть городишко. Было тихо как в магиле только собака нас почуила и принялась лаить. Мы причалили к самой темной стороне пристани под прикрытием табачного склада что стоял не в далеке.

Первый отряд под командованием литенанта Уитни пошел на поиски мэрии а мой двигался следом на случай коли там есть гарнизон. Черес пять минут городок был наш на одной из церквей пробил колокол и началось атское веселье. Ежели бы они знали что нас всего то тридцать пять душ с нами бы быстро разделались но они подумали будто нас тыща и мы явились прикончить их всех в постелях. За чаз городок опустел. Матросы стали фходить в дома и литенант Уитни неасмелился им перечить зная их нрав и понимая что они скорее всадят в нево пулю чем перестанут веселитца.

Они сновали ис дома в дом как пчелы во круг улиев. И брали все ценное но больше всево им нравились красивые наряды, асобенно дамские и когда им было больше не утащить они надевали их на себя и носились во круг как женщины Бедлама. Уверяю вас сударь страннее я ничево невидывал.

Кубинцы же возвратились дабы принять бой кто на лошедях а кто пеший. Я видел как был убит матрос Паркс но наши люди хоть и обремененные добычей дали им хороший отпор. Мы были на площади Мэрии — главной площади города. Я сбросил с лошеди однаво красавчика и думая что такая прекрасная лошать будет хорошим подарком моей последней жене ежели мне удастца привести ее домой заметил Джемса Даера как он стоит на площади и заряжает пистолет со всей тщательностью точно он один в комнате. Один ис солдат таково же возрасту что и Даер стоял в двадцати футах от нево заряжая мушкет и весь ахваченный яростью. Зарядивши он поднимает его на плечо стреляет и промахиваетца. Он был не трус этот кубинец в отличии от иных прочих ибо у нево был острый штык длиною с руку и он побежал прямо на Даера крича что есть мочи. Провалитца мне на етом месте если тогда Даер не поднял свой пистолет и целился покуда кубинский парень почти не поравнялся с ним. Наверно тот парень ришил что щас победит ибо штык ево оказался на расстоянии ладони от Даерова жилета. Но ежели это так значит ета мысль была для нево последней ибо Даер выстрелил ему прямо в голову и так вот прикончил ево. Ето был самый совершенный поединок в своем роде ис тех что мне довелось наблюдать. Но что исчо страннее и что заставило меня задуматца каков молодой человек есть етот Даер это то что он даже невзглянул на убитого парня. По своему опыту я знаю что человек всегда смотрит на таво каво убил однако Джемс Даер пошол проч словно ис памяти ево все стерлось как мел с грифельной доски.

Мы пробились к шлюпкам и отдали швартовы. Кубинцы стали палить по нам ис пушек но тогда подошол «Аквилон» и задал им перцу. Мы поднялись на палубу с убитым Парксом и несколькими ранеными включая литенанта Уитни потерявшего большой и указательный палец. Вы бы покачали головой, сударь, увидя как моряки поднимались на борт в нарядах с кружевами все небритые и забрызганные кровью. Я и сам то как вспомню об етом то тоже качаю головой. Таков был набег на Баракоо.

Незнаю что исчо я могу рассказать вам только вот иногда думаю что Джемс Даер поощрял пристрастие господина Манроу к бутылке. Господин Манроу сошел на берег в 56 году Даер стал корабельным врачом и сказать по совести очень хорошим врачом хоть был себе на уме. Он покинул корабль в 58. Я спросил у нево куда он направляетца а он сказал к более изысканной жизни чем вы можете вообразить господин Дрейк и чтоб слышать звон монет. Однажды ночью очень тихо он уплыл на ялике с корабля. Думаю ево старый слуга Гаммер уплыл вместе с ним ибо более мы его невидели.

Надеюсь я оправдал ваши надежды етим письмом и вы простите мой грубый слог. Я ушел в море в девять лет и корабль был моим университетом.

За сим остаюсь ваш покорный слуга

14

Госпожа Манроу

его преподобию господину Лестрейду

Бат, июня 1774

Сударь!

Ни одно имя не вызывает у меня такого отвращения, как имя Джеймса Дайера. Ежели вы говорите, что он умер, то я только радуюсь этому, ибо он убил моего мужа так же точно, как если бы сделал это собственными руками. Мой супруг был добрым человеком, чьим единственным недостатком была безрассудная привязанность и доверчивость к тому, кто не заслуживал ни того, ни другого. И хотя мой супруг сам отнял у себя жизнь, я уверена, что он пребывает на небесах, тогда как Джеймс Дайер горит в аду. Прошу вас более не писать мне, ибо я никогда не смогу вести переписку с человеком, называющим себя его другом.

С уважением,

15

Пассажиры, сидевшие наверху дилижанса, спустились вниз, насквозь промокшие от дождя, который лупил по ним с тех самых пор, как они проехали деревню Бокс. Они стоят во дворе, покуда слуги с постоялого двора перетаскивают их дорожные сундуки из багажной корзины позади повозки. Кучер открывает дверцу.

— Бат!

Теперь выходят и те, что ехали внутри, числом шесть человек. Они надевают шляпы и, хмурясь, глядят на небо. Большинство в дороге дремали, о чем свидетельствуют их бледные помятые лица. Лишь один, похоже, совершенно безразличен к дождю и не испытывает никакой усталости после долгого путешествия из Лондона. Он легко перешагивает лужу и о чем-то говорит с другим человеком, постарше, тем, что ехал наверху. Человек этот кивает, словно получил от молодого какие-то указания.

Хозяин постоялого двора, держа плащ над головой, приглашает путешественников войти, и они, хлюпая по грязи, проходят за ним в дом. Там пахнет жареным мясом, сырой одеждой и мокрой псиной. Джеймс спрашивает комнату. На одну-две ночи, не больше. Девушка-служанка провожает его наверх, открывает и придерживает дверь, а когда он входит, приостанавливается на пороге. Обернувшись, он глядит на нее. Она приподнимает брови, делая молчаливое предложение.

— Сколько?

— Пять шиллингов, — отвечает она. — Деньги вперед. Без вывертов и все по-христиански.

Он разглядывает девушку. Вырез до нелепости огромен. На правой груди из-под шемизетки виднеется шрам в виде полумесяца.

Джеймс дотрагивается:

— Что это?

— Узел, сударь, доктор вырезал его еще до Рождества.

Он ощупывает грудь вокруг шрама. Девушка отталкивает руку. Она взволнована, словно его прикосновение разбудило забытый кошмар.

— Я же сказала, деньги вперед.

Он нашел еще два уплотнения. Она отпихивает его и отступает назад, прочь из комнаты. В сером дождливом свете, что падает в коридор, девушка похожа на привидение.

— Пять шиллингов, — повторяет загробный голос.

Джеймс качает головой:

— Я не дам за тебя и шести пенсов. Разведи огонь. Когда придет человек по имени Гаммер, пришли его ко мне.

Уже совсем темно, когда, брюзжа, появляется подвыпивший Гаммер.

— Нашел ты его? — спрашивает Джеймс.