Жажда боли - Миллер Эндрю Д. - Страница 19

— Задайте ему вопрос! — просит Лиза.

Никому ничего не приходит в голову. Наконец Элизабет спрашивает:

— Как сегодня твоя нога, сынок?

Джеймс долго не отвечает. Потом говорит:

— Спать хочется.

Джошуа снимает шляпу и с удивлением качает головой. Как будто с мальчика сняли проклятие. Он улыбается жене во весь рот.

— Что дальше? — говорит он. — Что дальше, а?

Легкий ветерок кружится по комнате. Лиза подходит к окну, тянет носом воздух. «Будет дождь», — произносит она со слезами в голосе. И, закрыв окно, задергивает занавеску.

10

Вечером, четыре дня спустя после свадьбы, Амельда Кетч обнаруживает у себя на лбу красную сыпь, которая на следующее утро уже покрывает почти все ее тело. Вызванный по этому случаю мистер Вайни ставит осторожный диагноз: корь. Через шесть часов его вызывают снова — Сайлас Кетч отчаянно барабанит в дверь. Во время вторичного осмотра Вайни видит, что прыщики теперь расположены в виде густых скоплений, и предупреждает семью, что следует готовиться к худшему. По дороге домой он останавливается на холме и окидывает взором местность — тихие деревенские поля, по которым крадется смерть. Не слезая с седла, он возносит Богу молитву, скачет домой и, зная, что в ближайшие недели будет ездить от одной постели к другой, ложится и в ту же минуту засыпает.

Днем позже папулы превращаются в наполненные жидкостью везикулы, которые вскоре изуродуют лицо девушки до неузнаваемости. Он, как умеет, старается облегчить ей страдания не только физические, но и нравственные, ибо она охвачена смертельным ужасом. Вот только сделать он может не много и хорошо понимает, что она это тоже чувствует. Родным дается распоряжение прикрыть огонь валежником, чтобы горел ровно и долго, и давать девушке пить сколько пожелает, добавив в воду вина для подкрепления сил. Но самое главное — за больной должны ходить только те слуги и родные, кто переболел оспой. Не пускать к ней детей. Убрать из комнаты все зеркала. Да, ему случалось быть свидетелем, когда и более тяжелые больные все-таки выздоравливали. Никогда не следует терять надежду.

Вечером образуются пустулы, в полночь девушка впадает в забытье и, к оцепенелому облегчению тех, кто за ней ухаживает, умирает через два дня, за час до рассвета.

Вайни не присутствует при ее кончине. У него уже пять новых больных, трое из которых дети. Они горят, как щепки, и аптекарю остается только гадать, какой силы будет огонь и как скоро он распространится. Он переезжает от одного пораженного оспой дома к другому, ест, не сходя с лошади или стоя на кухне, когда какая-нибудь плачущая женщина отрежет ему кусочек от жаренного на вертеле мяса. Будь он человеком бессердечным, ему было бы забавно наблюдать, как его бессилие вселяет в людей все больше и больше надежды, словно одной его фигуры на серой кобыле достаточно, чтоб отогнать беду. Никогда еще он не был так одинок.

Первая смерть. Новость разносится за несколько часов. Элизабет узнает о ней от жены Дэна Миллера, Рут, которая в свою очередь узнала от Бидди Бидуэлл, а та от кого-то еще. Все дети Дайеров, кроме Джеймса, до сих пор лежащего в маленькой комнате, сидят за столом на кухне. Мать не говорит им ни слова, но лицо выдает ее. Лиза смотрит на Элизабет с беспокойством и спрашивает:

— Кто к нам заходил, матушка?

— Рут Миллер. Языком почесать.

Элизабет понимает, что скоро они узнают про Амельду. Из всей семьи оспой болели только Джошуа и вдова.

Элизабет уходит с корзинкой в маслодельню, кладет туда сыр, масло и сливки, чтоб отнести семье Кетч завтра утром, затем поднимается к себе наверх. Приходит Джошуа, и оба они сидят у окна на краю старой кровати, держась за руки, молчаливые и бледные, и тишина стоит такая, что слышно лишь их собственное дыхание.

Узнав о смерти Амельды, Сара и Лиза час проплакали, но потом пора было отправляться в маслодельню, кормить кур, штопать рубашку. Они не очень напуганы. В них столько молодости и силы. И хотя они видели следы от оспы на лицах старших, им никогда не доводилось наблюдать болезнь в ее разрушительном действии. Жизнь продолжается. В Ковертоне сообщается о полудюжине случаев. Рассказывают, что, возможно, но не наверняка, заболела кухонная прислуга леди Денби. Элизабет ищет хоть слабое утешение, убеждая себя, что болезнь распространяется медленнее, чем они опасались, что смертельных исходов не столь уж много. Быть может, на этот раз она пройдет легче, а Амельда умерла скорее из-за слабого здоровья. Да и никто из соседей не пострадал. Хуже всего, кажется, пришлось жителям Кенна и тем, кто живет дальше, по направлению к морю. Проходит один день, другой, и настороженность Элизабет притупляется. И вот тут-то, словно она только того и ждала, чтоб о ней на минутку забыли, болезнь приходит всерьез.

Сара жалуется на постоянную головную боль. Ломит руки и ноги. Ее лихорадит. Когда появляется сыпь, Элизабет отдает всю себя спасению ребенка. За Сарой наступает черед Лизы, потом Чарльза. Элизабет ухаживает за ними без вздохов и слез. Мужественно встречает она болезнь, пытается сопротивляться этой страшной напасти беспрестанным проявлением материнской любви. Джеймс не заразился. Она держит его отдельно от себя и других детей. Дом разделен на два лагеря. Элизабет, Сара, Лиза и Чарльз. Джошуа, вдова и Джеймс. Из одного доносятся непривычные, жалобные вскрики, лихорадочный бред. В другом — напряженная бессильная тишина.

Элизабет переносит свою постель в детскую и живет там, поит детей с ложечки медовой водой, меняет мокрое от пота белье и, переходя от одного к другому, бормочет молитвы. Она на удивление спокойна, в точности как тогда, на замерзшей реке, только теперь лед слишком тонкий и ломкий и голоса детей, пробивающиеся из распухших, запекшихся губ, напоминают звук темной, холодной реки, текущей внизу.

Джошуа, при условии, что потом он не пойдет к Джеймсу, появляется в комнате у больных, глядит на них сверху, как некая бессмысленная планета, и трогает их с нежным отчаянием. Над Сарой, красота которой внушала ему такую огромную, скрытую гордость, он убивается больше всего. Болезнь превратила ее лицо в маску из лилово-синих волдырей, и он едва ли не рад ее смерти, хотя в этот час чувствует, что его окутывает безумие. Приходит Вайни, помогает обрядить девочку и, завернув в саван, положить в гроб. В Элизабет он ощущает волю, сдержанную, но непреклонную. Сомнения нет — она выстоит, по крайней мере, пока бушует ненастье. Он уговаривает Джошуа заняться работой, рассказывает о других семьях, где тоже царит скорбь. Но Джошуа почти ничего не слышит.

На обратном пути Вайни разговаривает со своим бывшим помощником через закрытую дверь.

— Твою сестру Сару прибрал Господь, Джем, но мама у тебя прекрасная нянька. Я очень надеюсь, что другие дети скоро поправятся.

Из-за деревянной двери доносится приглушенный голос мальчика:

— А я тоже умру?

Невозмутимый, бесстрастный вопрос.

— Всем нам однажды предстоит умереть, Джем.

— Но сейчас-то? Я умру сейчас, как Сара?

— Думаю, нет, дружок.

— И я думаю, что нет, — говорит голос.

На следующее утро приезжает тележка с обмотанными дерюгой колесами. Джошуа провожает дочь в последний путь. А Элизабет остается с Лизой и Чарли. В воздухе петляют и дрожат их горячечные голоса. Чарли умирает на другой день после похорон сестры. Перед смертью он тянется куда-то вверх, будто хочет сорвать яблоко. Лиза лежит в постели, протянув одну руку матери, другую — смерти. В коридоре остановились незаведенные часы. Стрелки показывают половину четвертого. На кухне больше не горит огонь. Даже кошки ушли.

Джеймс научился распознавать звуки. Он знает голос могильщика Пега, Вайни, пастора. Иногда слышится голос соседа — жалость пересилила осторожность. Часто доносится тяжелое свистящее дыхание Джошуа, неожиданно прерываемое страшной божбой. Вдова Дайер приносит Джеймсу простую холодную пишу, но он ест с большим аппетитом и начисто вылизывает тарелку.