Охота на ясновидца - Королев Анатолий Васильевич - Страница 66

Я поражен собственной ловкостью. Я наблюдаю за своими руками как за руками фокусника в цирке.

— Стреляйте! — кричу я Учителю.

В ответ молчание — он настолько шокирован близостью гибели, настолько отвык грубо, унизительно, физически защищать в яви, а не в уме, — свое тело, что впадает в глубокую прострацию, замирая на одном месте.

Петлей оторвав — за голову — змею от пола, я — и — три! — с размаху швыряю ее в стену, стараясь размозжить адскую головку.

Но попытка обернулась дикой неудачей.

Резинно ударившись о стенку, гадина отлетает прямо к ногам жертвы и — молниеносно ввинтившись в воздух — распахивает глотку и — и — четыре! — откинув туловище, с размаху втыкает адскую вилку в ногу, пониже колена.

Эхо вскрикивает, но не от боли — от неукротимости роковых нападений.

Его спасает старомодная застежка вокруг икры, на которой держится носок. Ядовитые шпоры лязгают об металлическую застежку.

И весь этот кошмар происходит посреди колосального закрытого ангара, где в кольце охраны находится не меньше двадцати человек, в том числе с десяток элитных офицеров, вооруженных до зубов. В лучах электросвета но, но! в комнате проклятого домика, где нас никто не видит.

И я снова виртуозно подхватываю петлей тварь — и! пять! — цепляя кольцо прямо в зубы, и сдергивая тварь с пола, бешено швыряю пружину на стекло закрытого окна. Но дьявол продолжает игру в сатанинское серсо.

Змея в полете (!) успевает уцепиться хвостом за кроватную спинку и стремительно скользнуть на пол.

В этот миг я был более удобной мишенью, но сатанинская стрела злобы вновь устремилась к избранной жертве.

Исчадье ада совершенно осознанно игнорировала мои нападения, что привело душу в священный трепет.

Я заорал что-то нечленораздельное, надеясь, что крик услышат снаружи, одновременно толкая рукой створки окна и другой рукой, вооруженной тростью: нагоняя — петлей — вьющийся-змеей — побег смерти.

И — шесть! На этот раз мне удалось почти выбросить тварь в окно, но — что за чертовщина! — внезапно правая половина створки захлопнулась — и стекло швырнуло змею обратно в комнату. И злобный ручей — змеясь — вновь неукротимо устремился к жертве.

Эхо по-прежнему находился в полной прострации, деревянно застыв у сейфа, и только глаза его выражали живое потрясение — еще бы! — он видел перед собой не просто гюрзу, а некое нечто, что ужасает полной свободой — и где? — там, где все вертится вокруг его указательного пальца!

— Прекрати! — внезапно пробормотал Эхо.

Последний бросок был для меня самым трудным. Чтобы поймать бестию в петлю, мне пришлось упасть на пол и выбросить ее из комнаты вместе со своим оружием. Через голову выбросить.

Отчаянный момент!

Вылетая рукоять разбила проклятое стекло, и, описав оборот, обвитая змеей, улетела за борт дебаркадера и шлепнулась на бетонный пол ангара.

Только тут взвыла сирена тревоги.

К барже от стены устремилось несколько офицеров службы безопасности.

Эхо хотел что-то сказать, грозил рукой — позже я узнал: он хотел, чтобы гадину не убивали — проанализировать свист гюрзы, — но не мог — от шока, — раскрыть рта.

Я же, выскочив на палубу, крикнул набегавшей охране: змея, змея! убейте ее!

Но они не нуждались в моих приказах. В поту испуга, в ужасе от неминуемости наказания, первым набежал на змею сапогами молоденький лейтенант. И растоптал гадину до кожаных брызг.

Когда я вернулся в комнату, Эхо — сняв очки — стоял у зеркала; Он был все еще смертельно бледен, во власти шока, но уже мог говорить:

— Ты думаешь, я цепляюсь за свою жизнь? — его голос свистел отчаянием, — да нет, не цепляюсь. Я готов к смерти. К смерти, да. Но к поражению, нет. Ты видел это? Видел? У тебя ужасный учитель! Я никогда не был так глуп как сегодня. Я же дурак! Ведь это была моя западня. Моя! А не твоя. Это вьюнок был! Проклятый вьюнок! Но ты видел, а? Тебя судьба не принимает в расчет. Видел? Она тебя даже не заметила. И в этом нет ни капли притворства. Она целилась до конца. Я понял, что такое зло — это беспощадная честность! Твой учитель ужасный дурак. В сейфе был тайник, который открывался только изнутри. Я посмотрел. Сама змея открывала нажатием головы. И я ничего не почувствовал! Дурак! Должен ли я продолжать жить, если теряется дар?

Никогда я не видел Учителя столь беспомощным.

— Представляешь, какова степень ее защиты! — его отчаяние внезапно сменилось восторгом — Если разгадать эту механику до конца, то таким типам, как я, придет полный конец. Никто никогда не сможет залезть человеку под череп! Никто не сможет манипулировать чужой шкурой! Какая великая задача жизни — беззащитное неуязвимо! О, у нее есть право защищаться…

Он буквально горел. Взгляд сверкающих глаз пронизывал.

— Прикончить меня! Какая верная цель! Я стоял как громом пораженный.

— Ты, Герман, должен быть на высоте этой— задачи. Смотри на меня под этим углом. Отменить смысл Августа Эхо! Класс! Оскопить Урана! Сбросить Зевса с Олимпа! Отменить Богов…

Тут загрохотали бегущие ноги по трапу, по палубе, ближе — дверь распахивается, вбегает охрана. Все лица перекошены паникой — генерал — национальное достояние страны, ее абсолютное оружие.

Голос Учителя разом глохнет под надетой на лицо маской власти:

— Унесите меня, — он садится на стул.

Офицеры безопасности, толкаясь, подхватывают сидение, ножки стула руками и несут небожителя прочь от проклятого места. Рука, свесившись вниз, находит указательным пальцем виновного, того офицера, что доложил о безопасности объекта. Молодой человек в погонах бледен от ожидания. Вьющимся пальцем Эхо дает команду растрелять идиота на месте.

Не буду описывать, скольких усилий мне стоило заставить Учителя отменить приговор — при всех отступиться от слова; я шел за стулом до выхода из ангара, прежде чем Эхо сдался, скорее от приступа скуки, чем от толчка справедливости сказал:

Пусть живет!

Он посылает мне с высоты паланкина вялый жест: свободен, спасибо, забудь эту истерику…

И последнее.

Весь оставшийся день я давал показания в штабе охраны.

Только поздним вечером, вернувшись к себе, смог сосредоточиться на одной догадке. У меня не шел из головы леденящий вскрик маэстро: Гюрза!… А что если именно здесь скрыто отражается имя врага? Совпадает заглавная буква и согласный звук "А". По закону зеркальных симметрии, — закону Эхо — ее имя должно аукаться с именем змеи. И я стал подбирать нужное слово:

Гурса…

Гарса…

Гюрса…

Гирса…

Гирса! вдруг осенило меня. Тииисссс… шипела гюрза, смертельной струйкой пара из адского котла. Ведущая гласная змеиного шипа — "И"… и я заменил "Ю" на "И".

Я тут же набрал номер Эхо — у меня было право на экстренное соединение — и Учитель снял трубку.

— Вы не спите?

— Ты знаешь, — перебил он смешком, — в какой текст мы с тобой угодили? Это же «Пестрая лента» Конан-Дойла! Читал?

— Ах, черт! — вспомнил я разом юношеское увлечение рассказами о знаменитом сыщике Шерлоке Холмсе, — Ну конечно! Сейф! Блюдечко с молоком для змеич Плетка с петлей на конце!

— Это была комната доктора-психопата Гримсби Рой-лота, который хотел убить из-за наследства двух своих падчериц Джулию и Эллен Стонер! — смех Эхо отдавал истерикой пережитой смерти, — Ты слышал, как свистела гадина? Она передразнивала мою привычку насвистывать…

И маэстро виртуозно воспроизвел фиоритуры змеиного шипа.

— Никогда не свисти, Герман!

— А ведь я понял как ее зовут, Учитель. В ответ — холодное молчание.

— Ее имя — Гирса! Гирса! Снова ревнивая тишина в трубке.

— Вы меня слышите? Ее зовут Гирса…

— Гирса! — счастливо просвистел голос маэстро, — Да! Да, Герман…

Затем последовала пауза.

— Только не Гирса, а Герса… Гёрса! Герман. И вот почему. На латыни змея — Serpent — здесь целых два гласных звука "Е" против звука "И" в шипении гюрзы: Тиииссс… Тут только одна гласная.