Дорога в рай (Рассказы) - Даль Роальд - Страница 187

    Я откинулся в кресле и прикрыл глаза, смакуя эту прелестную сцену. Я увидел заголовки, которые появятся в газетах на следующее утро:

    ЛУЧШЕЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ ПРЕЗИДЕНТА

    ПРЕЗИДЕНТСКИЕ СЕКРЕТЫ СТАНОВЯТСЯ ШИРОКО ИЗВЕСТНЫМИ

    ПРЕЗИДЕНТ ТОРЖЕСТВЕННО ОТКРЫВАЕТ ПОРНОТЕЛЕВИДЕНИЕ

    и так далее.

    На следующий день он будет обвинен в совершении тяжкого преступления, а я тихонько покину Нью-Йорк и отправлюсь в Париж. Подумать только, да ведь я уже завтра уеду!

    Я посмотрел на часы. Было почти четыре часа. Я не спеша оделся. Спустившись на лифте в главный вестибюль, я прошел пешком до Мэдисон-авеню. Где-то около Шестьдесят второй улицы я нашел хороший цветочный магазин. Там я купил корсажный букет из трех огромных орхидей. Орхидеи были в белых и розовато-лиловых пятнах. Это мне показалось особенно вульгарным. Таковой, без сомнения, была и миссис Эльвира Понсонби. Цветы мне упаковали в красивую коробку, которую завязали золоченой тесьмой. После этого я отправился назад в "Плазу" с коробкой в руках и поднялся в свой номер.

    Я запер все двери в коридор на тот случай, если придет горничная, чтобы застелить постель. Затем я достал затычки, тщательно смазал их вазелином, вставил в ноздри и затолкал поглубже. В качестве дополнительной меры предосторожности нижнюю часть лица я закрыл маской хирурга, как это когда-то делал Анри. Теперь я был готов к дальнейшим действиям.

    С помощью обыкновенной пипетки я переместил драгоценный кубический сантиметр "Суки" из пузырька в крошечную капсулу. Рука, в которой я держал пипетку, тряслась немного, когда я это проделывал, но все шло хорошо. Я запечатал капсулу. После этого завел миниатюрные часики и выставил точное время. Было три минуты шестого. В довершение всего я настроил часовой механизм таким образом, чтобы капсула лопнула в десять минут десятого.

    Стебли трех громадных орхидей были связаны торговцем цветами широкой белой лентой в дюйм шириной, и мне не составило труда снять эту ленту и прикрепить маленькую капсулу и часовой механизм к стеблям орхидей с помощью нитки. Проделав это, я снова обмотал лентой стебли, а заодно и мое устройство. Затем я снова завязал на коробке бант. Все было сделано отлично.

    Потом я позвонил в "Уолдорф" и узнал, что обед должен начаться в восемь часов вечера, но гости должны собраться в банкетном зале к семи тридцати, до прибытия Президента.

    Без десяти семь я расплатился с таксистом возле входа в "Уолдорф Тауэрс" и вошел в здание. Я пересек небольшой вестибюль и положил коробку с орхидеями на стол дежурного гостиницы. Перегнувшись через стол, я наклонился как можно ближе к портье и прошептал с американским акцентом:

    – Подарок от Президента.

    Портье подозрительно посмотрел на меня.

    – Миссис Понсонби предваряет сегодня выступление Президента в банкетном зале, - прибавил я. - Президент пожелал, чтобы ей незамедлительно прислали этот букет.

    – Оставьте его здесь, и я попрошу, чтобы его отнесли к ней в номер, сказал портье.

    – Нет, ни в коем случае, - твердо возразил я. - Мне приказано доставить его лично. В каком номере она остановилась?

    Служащий был поражен.

    – Миссис Понсонби живет в номере пятьсот один, - сказал он.

    Я поблагодарил его и направился к лифту. Когда я вышел на пятом этаже и пошел по коридору, лифтер смотрел мне вслед. Я позвонил в номер пятьсот один.

    Дверь открыла самая огромная женщина, какую мне только приходилось видеть в жизни. Я видел гигантских женщин в цирке. Я видел женщин, занимающихся борьбой и поднятием тяжестей. Я видел громадных женщин племени масаи у подножия Килиманджаро. Но никогда я не видывал такую высокую, широкую и толстую женшину, как эта. И наружности столь отталкивающей. Она вырядилась и тщательно причесалась по случаю самого большого события в своей жизни, и за те две секунды, которые пролетели прежде, чем один из нас заговорил, я смог разглядеть почти все: серебристо-голубые волосы с металлическим отливом, каждая прядь которых была прилеплена там, где нужно, коричневые свинячьи глаза, длинный острый нос, почуявший неладное, кривые губы, выступающую челюсть, пудру, тушь для ресниц, ярко-красную помаду и, что меня особенно потрясло, внушительных размеров грудь на подпорках, выступавшую, точно балкон. Она выдавалась так далеко, что было удивительно, как эта женщина не опрокидывалась под ее весом. И вот этот надутый исполин стоял передо мной, обмотанный с головы до пят в звездно-полосатый американский флаг.

    – Миссис Эльвира Понсонби? - пробормотал я.

    – Да, я миссис Понсонби, - прогудела она. - Что вам угодно? Я очень занята.

    – Миссис Понсонби, - сказал я. - Президент приказал мне доставить вам это лично.

    Она тотчас растаяла.

    – Как это мило! - громогласно заявила она. - Как это чудесно с его стороны!

    Двумя своими огромными ручищами она выхватила коробку. Я не препятствовал этому.

    – Мне велено проследить, чтобы вы открыли ее, прежде чем отправиться на банкет, - сказал я.

    – Разумеется, я открою ее, - сказала она. - Я что, у вас на глазах должна это сделать?

    – Если не возражаете.

    – О'кей, входите. Но у меня немного времени.

    Я последовал за ней в гостиную.

    – Должен вам сказать, - заметил я, - что в традиции всех президентов присылать такой букет с добрыми пожеланиями.

    – Ха! - рявкнула она. - Мне это нравится! Он просто прелесть!

    Она развязала золоченую тесьму на коробке и сняла крышку.

    – Я так и думала! - вскричала она. - Орхидеи! Как это прекрасно! Да их и не сравнить с этими малюсенькими цветочками, которые я нацепила!

    Я был настолько ослеплен обилием звезд у нее на груди, что и не заметил единственную орхидею, которую она прикрепила слева.

    – Я должна сменить украшение, - заявила она. - Президент наверняка захочет увидеть свой подарок на мне.

    – Несомненно, - сказал я.

    Чтобы вы лучше представили себе, как далеко выступала ее грудь, должен вам сказать, что, когда она потянулась, дабы открепить цветок, ее вытянутые руки едва коснулись его. Она повозилась с булавкой какое-то время, но никак не могла увидеть, что делает.

    – Страшно боюсь порвать свое нарядное платье, - сказала она. - Ну-ка, помогите мне.

    Она резко обернулась и ткнулась своей исполинской грудью мне в лицо. Я заколебался.

    – Ну же! - прогремела она. - Не могу же я тратить на это целый вечер!

    Я взялся за булавку и в конце концов сумел отстегнуть ее от платья.

    – А другую давайте прикрепим, - сказала она.

    Я отложил ее орхидею и бережно вынул из коробки свои цветы.

    – Булавки там есть? - спросила она.

    – Не думаю, - ответил я.

    Вот чего я не предусмотрел.

    – Все равно, - сказала она. - Пустим в дело вот эту.

    Она отстегнула булавку от своей орхидеи, и не успел я остановить ее, как она схватила три орхидеи, которые я держал в руках, и с силой проткнула белую ленту, стягивавшую стебли. Она проткнула ленту именно в том месте, где была спрятана моя маленькая капсула с "Сукой". Булавка уперлась во что-то твердое и дальше не проходила. Она ткнула еще раз. И снова булавка уперлась во что-то металлическое.

    – Что это там еще? - возмущенно фыркнула она.

    – Дайте-ка мне! - воскликнул я, но было слишком поздно, потому что "Сука" из проколотой капсулы уже разливалась мокрым пятном по белой ленте, и сотую долю секунды спустя запах сразил меня. Он ударил мне прямо в нос. Вообще-то это был и не запах вовсе, потому что запах - это нечто неуловимое. Запах нельзя почувствовать физически. А это было нечто ощутимое. Плотное. У меня было такое чувство, будто что-то вроде горячей жидкости ударило мне в нос под высоким давлением. Это было чрезвычайно неприятно. Я чувствовал, как что-то забивается в нос все дальше и дальше, проникает за носовые перегородки, проталкивается за лобные пазухи и устремляется к мозгу. Звезды и полосы на платье миссис Понсонби неожиданно начали прыгать и скакать, а потом и вся комната запрыгала, и я услышал, как в голове у меня застучало. Мне показалось, будто я попал под действие наркоза.