Ампирные спальни (Imperial Bedrooms) - Эллис Брет Истон - Страница 27

Поза Джулиана меняется: он делает шаг в мою* сторону, но тут же останавливается.

– Как ты узнал про долг? – говорит. – Про эти деньги. От кого?

– От Трента, – говорю. – Мне Трент сказал.

– Черт… – отворачивается и начинает расхаживать из угла в угол.

Иду на второй заход.

– Слушай, я с Рипом только что разговаривал, – говорю. – У него к тебе больше претензий нет… По-моему, он просто хочет поговорить.

– Ему нужна Рейн, – говорит Джулиан. – Вот его главная «претензия». Но Рейн я ему не дам.

– Он понимает, – говорю. – Просто хочет кое о чем поговорить. Просто хочет… не знаю… устранить недомолвки. – Стараюсь звучать убедительно, но это нелегко. – Хочет удостовериться, что… – Откашливаюсь и затем очень спокойно произношу: – Он подозревает, что ты знаешь о его причастности к убийству Келли.

Джулиан впивается в меня взглядом и потом говорит:

– Это неправда.

– Все и так уверены, что Келли ему мешал, – говорю. – Думаешь, он не в курсе?

– Мало ли, кто в чем уверен, – говорит, но голос звучит иначе, и атмосфера в комнате неуловимо меняется. – Рипу плевать на то, знаю я что-то про него или нет.

– Джулиан, – говорю, медленно приближаясь к нему, – это он распорядился тебя избить.

– Откуда ты знаешь? Сглатываю.

– Рип мне сам об этом сказал.

– Бред собачий.

– Да-да, Джулиан – киваю, продолжая приближаться к нему. – Это был Рип. Это он тебя…

– Нет, не он, – отмахивается. – Это не связано. Рип ни при чем. Ты гонишь.

– Слушай, – говорю, – не веришь – дело твое. Но одно могу сказать точно: он хочет тебя видеть. Сегодня. До того, как вы свалите. Это его единственное условие. – Выдерживаю паузу. – Иначе никакой сделки.

– На хрен я ему сдался, когда он так зол? Неужели трудно просто взять деньги? – спрашивает чуть ли не умоляюще. – Или ты думаешь, что мне действительно нечего бояться? Только честно, Клэй.

– Как только он услышал, что получит деньги… – начинаю.

– Почему ты на это пошел? – Джулиан смотрит на меня и тут же инстинктивно догадывается.

– Ну да, – говорю. – Ради нее, – говорю тихим голосом, одновременно доставая айфон, и потом продолжаю: – Что он тебе сделает? При мне? Я же буду с тобой.

Нахожу адрес Рипа и отправляю пустой мейл. Джулиан всматривается в меня. Похоже, мои доводы действуют.

– Я смотрю, вы стали друзьями. Помнится, всего месяц назад ты от него шарахался.

Мне ничего не остается, как ответить ударом на удар:

– Почему ты пришел к Рипу, когда тебе понадобились деньги, чтобы расплатиться с Блэр?

– Это не я пришел к Рипу, – говорит, – а Рип пришел ко мне. Он пришел ко мне из-за Рейн и предложил выручить в обмен на… – Пауза. – Я бы предпочел найти иной способ, но когда Рип пришел, мне показалось, что так будет проще… Но это не я пришел к Рипу. Он пришел ко мне. Я к нему не приходил.

– Все, Джулиан. Хватит.

– Что ты делаешь?

Читаю CMC от Рипа: «Он сейчас у тебя?» Отправляю ответное: «Дай адрес». Жду, притворяясь, будто читаю что-то в айфоне.

– Клэй, – говорит Джулиан, подходя ко мне, – что ты делаешь?

И потом: «Доставишь его сюда?» Адрес в Лос-Фелисе возникает на экране через секунду после того, как я отправляю: «да».

* * *

Джулиан звонит Рейн, и в разговоре, который длится всего минуту, мне слышны только его реплики. Джулиан пытается ее успокоить. «Мы не знаем, он это или не он, – говорит. – Слушай, не истери… Мы не знаем, попали ли к нему деньги». Замолкает, расхаживая по комнате. «Клэй сказал…» – и вновь вынужден замолчать. «Успокойся», – говорит, словно в растерянности от диких звуков, несущихся из трубки. «Если ты так волнуешься, позвони Рипу, – говорит мягко. – Пусть он подтвердит». Наконец, глядя на меня, Джулиан говорит: «Нет, тебе с ним незачем разговаривать», – и на этих словах я киваю. «Он нам помогает», – говорит. Едва Джулиан разъединяется, как телефон в кармане моего халата начинает вибрировать, и это Рейн, и я не отвечаю.

* * *

Джулиан стоит в дверях спальни, пьет воду из бутылки и смотрит, как я одеваюсь. Натягиваю джинсы, футболку, черную пайту. Решаю дать ему еще один шанс.

– Ты занял деньги у Рипа, чтобы расплатиться с Блэр? – спрашиваю. – И что потом?

– Я занял у него только часть суммы, – говорит. – Но не в деньгах дело. Для Рипа это только повод. Деньги тут ни при чем. – Интонация почти насмешливая.

– Ты мне соврал, сказав, что не общаешься с Блэр, – говорю. – Соврал, что вы с июня не разговариваете, а я поверил.

– Я знаю. Вышло по-идиотски. Потом ругал себя. Прости.

Перехожу в ванную. Пытаюсь причесаться. Рука дрожит так, что щетка выпрыгивает.

– Я не хотел с тобой ссориться, – говорит.

– Есть еще одна вещь, – говорю. – Она меня мучает.

– Какая?

– Зачем было знакомить меня с Рейн, если… Джулиан перебивает, будто знает конец вопроса.

– Ты не вчера родился. Прекрасно представляешь себе, как делаются дела в нашем городе. Проходил через это. – Затем голос его смягчается. – Просто я не знал, что тебя так сильно накрыло из-за Меган Рейнольде, а когда узнал, что-либо поменять было уже поздно.

– Бла-бла-бла… Я другого не понимаю: если ты знал, что у Рипа из-за Рейн так сорвало крышу, зачем было… – Стоим с ним лицом к лицу, но посмотреть ему в глаза не могу, силой себя заставляю. – Зачем было подставлять меня под удар? – спрашиваю. – Подкладывать ее под меня, прекрасно понимая, какой будет реакция Рипа? Подкладывать ее под меня, когда ты сам думал, что с Келли, скорее всего, разделался Рип?

– Клэй, я никогда не думал, что с Келли разделался Рип, – говорит. – Мало ли слухов ходит…

– Ты попросил ей помочь, и я откликнулся, но, как выясняется, чуть не поплатился за это жизнью, на что тебе, Джулиан, глубоко плевать.

Мои слова выводят Джулиана из равновесия: он сжимает губы, повышает голос.

– Слушай, клево, конечно, что ты меня выручаешь, но откуда эта навязчивая идея, будто Рип причастен к убийству Келли? Ты что-нибудь знаешь? У тебя есть доказательства? Или опять сочинил по обыкновению?

– Сочинил?

– Брось, Клэй, – говорит, и передо мной совершенно другой человек. – Тебе самому-то не надоело? Это уже даже не смешно. Мозги засираешь мастерски, ага, но для кого ты хоть раз что-нибудь сделал? – спрашивает искренне. – Одни обещания, в лучшем случае пробу устроишь, но сколько же можно врать?

– Джулиан, тормози…

– Как выяснилось, ты и впрямь ни для кого ничего не делаешь, – говорит. – Кроме себя. – Это он произносит почти с нежностью, что вынуждает меня наконец отвернуться. – Строишь из себя… – Пауза. – Уже даже не смешно. – Еще одна пауза. – Уже даже, в общем-то, стыдно.

Усмехаюсь, чтобы разрядить обстановку и не спугнуть его раньше времени.

– Что смешного? – спрашивает.

– Похоже, у меня неплохо получается, – говорю, – то, что я из себя «строю».

– Почему ты решил?

– Потому что ты купился, – говорю.

– Я и правда не думал, что ты в нее по-настоящему влюбишься.

– Это почему же?

– Блэр говорила, что ты неспособен на сильные чувства.

* * *

– Сам поведешь? – спрашивает Джулиан, пока мы спускаемся на лифте в гараж. – Или лучше я?

– Нет, я могу, – говорю. – Не передумал ехать?

– Нет, – говорит. – Хочу уже скорее отделаться.

– Уступи ему ее, – шепчу.

– Мы сегодня уезжаем, – говорит.

– Куда?

– Так я тебе и сказал.

* * *

Выехав на Сансет, я то и дело посматриваю в зеркало заднего вида, а Джулиан сидит на переднем сиденье и строчит кому-то CMC (надо полагать, Рейн), и я то включаю, то выключаю радио, но он не обращает внимания, и потом мы проезжаем Хайленд-авеню, и песня Eurythmics постепенно мутирует в голос, рассказывающий о продолжаюшихся подземных толчках после землетрясения, случившегося, оказывается, прошлой ночью, и я вынужден опустить все стекла и трижды съезжаю на запасную полосу, чтобы унять мандраж (мне повсюду слышатся полицейские сирены), и, когда за нами пристраиваются два черных «эскалейда»*, я смотрю в зеркало заднего вида уже не отрываясь, а когда съезжаю на запасную полосу в последний раз (прямо напротив купола «Синерамы»**), Джулиан наконец спрашивает: «Что случилось? Почему ты все время останавливаешься?» – и на пересечении бульваров Сансет и Голливуд я бесстрастно улыбаюсь ему – мол, не о чем волноваться, – и ярость, душившая меня в квартире, окончательно утихает, и теперь, сворачивая на Хиллхерст-авеню, я чувствую себя лучше.