Брисингр - Паолини Кристофер - Страница 7

— Но я просто не знаю, можно ли просто человека — не Всадника! — научить пользоваться магией, — признался Эрагон. — Меня этому не учили. — Оглядевшись, он подобрал с земли округлый плоский камешек и бросил его Рорану, который ловко его поймал. — Вот, попробуй: сосредоточься и попытайся мысленно заставить этот камешек приподняться над землей хотя бы на фут, а потом скажи: «Стенр рейза».

— Стенр рейза?

— Вот именно. Это значит: «Камень, поднимись!» Роран, нахмурившись, уставился на камень, лежавший у него на ладони; его напряженная поза очень напоминала Эрагону те уроки магии, которые давал ему беспощадный Бром, и душу его охватила тоска по тем счастливым дням. Брови Рорана совсем сдвинулись, губы приоткрылись в некоем подобии оскала, и он так прорычал: «Стенр рейза!», что Эрагону показалось, что камень сейчас улетит неведомо куда.

Однако ничего не произошло.

Еще сильнее сдвинув брови, Роран повторил команду: «Стенр рейза!»

Но камень даже не шевельнулся.

— Ну ладно, — сказал Эрагон, — ты пробуй, не оставляй попыток. Это единственный совет, который я могу тебе дать. Однако, — и тут он поднял вверх палец, — если тебе вдруг это удастся, то сразу же иди ко мне или, если меня поблизости не окажется, к любому другому магу. Ты запросто можешь убить и себя, и других, если станешь экспериментировать с магией, не понимая ее законов. И в первую очередь запомни вот что: если ты произнесешь заклинание, которое потребует слишком много энергии, но не сумеешь вовремя остановить его действие, то неизбежно погибнешь. Не берись за такие дела, которые тебе не по плечу! Не пытайся, например, вернуть назад мертвых или что-то переделать в природе.

Роран кивнул, по-прежнему не сводя глаз с камня.

— Кстати, помимо магии, есть и нечто куда более важное, чему тебе надо поскорее научиться. Я только что это понял, — сказал Эрагон.

— Вот как?

— Да. Тебе совершенно необходимо научиться скрывать свои мысли от Черной Руки, от Дю Врангр Гата и от им подобных колдунов. Тебе теперь известно очень много таких вещей, которые могут повредить и варденам, и нам с Сапфирой. В общем, я решил: сразу же после нашего возвращения тебе просто жизненно необходимо овладеть подобным умением. Пока ты не научишься защищать свои мысли от всевозможных шпионов, владеющих магией, ни Насуада, ни я, ни кто-либо другой не смогут полностью доверять тебе, а значит, не смогут и делиться с тобой теми сведениями, которые могут оказаться на руку нашим врагам.

— Да, я понимаю. Но почему ты включил в этот список и Дю Врангр Гата? Они ведь служат тебе и Насуаде.

— Служат, да, но даже среди наших союзников есть немало таких, кто отдал бы свою правую руку… — Эрагон поморщился, уж больно эта фраза соответствовала сегодняшней действительности, — чтобы вызнать наши тайные планы. И твои тоже, не сомневайся. Ты теперь не просто человек, Роран, ты стал известной личностью. Отчасти благодаря твоим подвигам, отчасти из-за нашего с тобой родства.

— Я знаю. Это очень странно, когда тебя узнают люди, с которыми ты никогда даже не встречался.

— Вот именно. — Еще немало связанных с этим соображений вертелось у Эрагона на языке, однако он подавил в себе желание развивать далее эту тему, решив отложить подобные разговоры на потом. — Теперь, когда ты знаешь, что такое мысленное соприкосновение разумов, ты, возможно, сможешь и научиться уходить от подобного соприкосновения, а потом потихоньку и сам сумеешь читать чужие мысли.

— Я совсем не уверен, что хотел бы обрести подобную способность.

— Это уже другой вопрос; кроме того, ты еще, вполне возможно, и не сможешь этому научиться. Но так или иначе, прежде чем ты станешь тратить время на выяснение этого, сначала ты должен научиться защищать себя от подобного проникновения в твои мысли.

Роран удивленно приподнял бровь:

— Но как?

— Выбери себе что-нибудь — какой-нибудь звук, мелодию, образ, ощущение, все что угодно, — и позволь этому как бы «распухнуть» у тебя в голове, путь оно займет все ее внутреннее пространство, вытеснив все прочие мысли.

— И это все?

— Это совсем не так просто, как тебе кажется. Давай, попытайся. Когда будешь готов, дай мне знать, и мы посмотрим, что тебе удалось.

Прошло несколько минут. Затем, повинуясь движению пальцев Рорана, Эрагон вступил с ним в мысленную связь, страшно желая узнать, чего же сумел достигнуть его братец.

И тут он словно налетел на некую невидимую стену, состоявшую из воспоминаний о Катрине, и был остановлен. Ему буквально не за что было уцепиться, он не нашел никакой лазейки или прохода, не смог преодолеть тот мысленный барьер, который Роран воздвиг перед ним. В эти мгновения весь внутренний мир Рорана как бы скрылся за мыслями о Катрине; защита, созданная им, превосходила все то, с чем Эрагону до сих пор приходилось сталкиваться; он не находил ни малейшей возможности узнать, что еще таится в душе его брата, а значит, практически терял возможности управлять им.

Роран чуть шевельнулся, и бревно под ним снова издало резкий противный скрип.

И этот скрип странным образом подействовал: казалось, та стена, возле которой Эрагон беспомощно крутился, мгновенно разлетелась на мелкие осколки; теперь лишь призраки былых опасений блуждали в мозгу Рорана: «Что же это было?.. Черт! Не обращай внимания! Он прорвется! Катрина, помни Катрину! Не обращай на Эрагона внимания. Вспомни ту ночь, когда она согласилась стать твоей женой, вспомни запах травы, аромат ее волос… Это он? Нет! Сосредоточься! И не вздумай…»

Воспользовавшись замешательством Рорана, Эрагон усилил мысленную атаку и обездвижил разум брата, прежде чем тот снова сумел восстановить свою защиту.

«Основную идею ты понял», — мысленно сказал ему Эрагон и тут же прервал связь с ним, продолжив уже вслух:

— Но тебе придется научиться быть более сосредоточенным, особенно на поле брани. Ты должен научиться думать, не думая… освобождать себя ото всех надежд и тревог и держать в голове лишь ту единственную мысль, которая является как бы твоими доспехами. Вот чему меня научили эльфы. И я убедился, что это чрезвычайно полезное умение. Вспоминай какую-нибудь загадку, или стихотворение, или песенку. Или, скажем, какое-то простенькое действие, которое можно повторять снова и снова, и тебе будет гораздо легче удержать свои мысли под контролем.

— Я над этим непременно поработаю, — пообещал Роран, а Эрагон тихим голосом спросил:

— Ты ведь действительно очень ее любишь? — Это был, скорее, даже не вопрос, а подтверждение того, чем он восхищался и в чем был совершенно уверен. Любовь была слишком тонкой материей, и Эрагон вряд ли решился бы обсуждать ее с Рораном, хотя когда-то в Карвахолле они частенько рассуждали о достоинствах молодых женщин и девушек, сравнивая их друг с другом. — Как это между вами произошло?

— Просто. Она понравилась мне. Я понравился ей. Разве подробности имеют какое-то значение?

— Да ладно тебе, — смутился Эрагон. — Когда ты уходил из Карвахолла в Теринсфорд, я был еще слишком юн и слишком сердит на тебя, чтобы об этом спрашивать. Но с тех пор прошло уже так много времени, а увиделись мы с тобой только четыре дня назад. Я просто хочу понять…

Роран прищурился, улыбнулся, и вокруг его глаз собрались веселые морщинки; он потер виски и сказал:

— Да тут и рассказывать особенно нечего. Я всегда был к ней неравнодушен. До того как я повзрослел, это особого значения не имело, но после обряда посвящения я стал задумываться, кого же мне выбрать в жены, кого я хотел бы видеть матерью моих детей. И вот однажды мы пришли в Карвахолл, и я увидел Катрину; она остановилась возле дома Лоринга, чтобы сорвать мускусную розу, росшую у стены под крышей. Она улыбалась, глядя на цветок… И такая это была нежная улыбка, такая счастливая, что я в ту же минуту решил: хочу, чтобы она все время так улыбалась, хочу видеть эту улыбку до конца дней своих! — Глаза Рорана увлажнились от нахлынувших чувств, но слезы так и не пролились, а высохли сами собой. — Вот только, боюсь, это мне как раз и не удалось.