Брисингр - Паолини Кристофер - Страница 12

Направив свои мысли в глубь цитадели, Эрагон подтвердил для себя одно: двое людей наверняка заключены в темницы Хелгринда, но никакого присутствия тех рабов, которых вчера принесли в жертву у алтаря, он там не почувствовал, а также, к своему огорчению, не смог определить и местонахождение раззаков и летхрблака. «Если их здесь нет, то где же они?» — думал он. Вновь мысленно обследовав внутренность Хелгринда, он обнаружил нечто, ранее ускользнувшее от его внимания: один-единственный цветок, горечавку, которая цвела не более чем в пятидесяти шагах от них там, где по всему должна была бы быть неприступная, непроницаемая голая скала. Но как же она получает достаточно света, чтобы жить и цвести?

На его вопрос ответила Сапфира. Приземлившись, как на насест, на осыпающийся острый выступ чуть правее цветка, она чуть не потеряла равновесие и даже захлопала крыльями, чтобы удержаться на выступе. И тут краешек ее могучего крыла вместо того, чтобы просто скользнуть по незыблемой стене Хелгринда, вдруг словно утонул в скале — стал невидимым, а потом снова появился.

«Сапфира, ты видела?!»

«Естественно».

Наклонившись вперед, Сапфира сунулась мордой в сторону этой загадочной скалы, затем застыла на расстоянии пары дюймов от ее поверхности, словно ожидая подвоха или ловушки, и полезла дальше. Чешуя за чешуей ее голова и шея, казалось, погружаются в глубины Хелгринда, и в итоге Эрагону стали видны только основание ее шеи, торс и крылья.

«Да это же просто иллюзия!» — воскликнула Сапфира.

Одним мощным прыжком она поднялась с выступа и просунула все свое тело вслед за головой куда-то внутрь. Эрагону пришлось собрать все свое мужество, чтобы не закрыть лицо руками в безнадежной попытке защитить себя, когда покрытый трещинами утес вдруг устремился им навстречу.

А уже через мгновение он обнаружил перед собой сводчатые стены огромной пещеры, освещенной проникающими туда лучами утреннего солнца. Чешуя Сапфиры, отражая эти лучи, отбрасывала на скальную породу тысячи дрожащих и мечущихся голубоватых отблесков. Сколько Эрагон ни вертелся во все стороны, он так и не смог обнаружить позади никакой стены — только широкий вход в пещеру и прекрасный вид на равнину внизу, открывавшийся с этой высоты.

Эрагон хмыкнул и поморщился. Ему было даже немного стыдно. Ведь ему и в голову не пришло, что Гальбаторикс вполне мог скрыть логово раззаков с помощью магии. «Вот дурак! — ругал он себя. — Такой простой загадки разгадать не сумел!» Ведь то, что он так недооценил простой прием Гальбаторикса, вполне могло привести их всех к гибели.

Роран выругался и сказал:

— Ты уж предупреждай меня, когда вы в следующий раз вздумаете что-то подобное делать!

Наклонившись вперед, Эрагон принялся расстегивать ремешки, высвобождая ноги из стремян, а заодно изучая внутренность пещеры в ожидании внезапной опасности.

Вход в пещеру имел неправильную овальную форму и был в высоту футов пятьдесят, а в ширину — все шестьдесят. От входа внутреннее помещение сразу начинало расширяться, а задняя стена пещеры виднелась на расстоянии доброго выстрела из лука за грудой крупных каменных обломков, прислоненных друг к другу и представлявших собой довольно странную, неустойчивую геометрическую конструкцию. Весь пол был покрыт сетью глубоких царапин и борозд — свидетельств того, что летхрблака множество раз взлетали отсюда, приземлялись здесь и ходили, царапая пол своими когтистыми лапами. Пять низких коридоров, похожих на пять таинственных замочных скважин, пронизывали стены пещеры, а шестой проход был прямым как стрела, и достаточно широким, чтобы по нему могла пройти даже Сапфира. Эрагон тщательно обследовал эти туннели, однако в глубине их стояла непроницаемая тьма, и они казались абсолютно пустыми — в этом он убедился и с помощью быстрого мысленного обследования. Странные, какие-то бессвязные звуки, похожие на шепот, доносились из глубин Хелгринда; казалось, некие неведомые твари копошатся там, в глубине горы, в темноте, где безостановочно капает и сочится вода. К этому хору шепотов и затаенных звуков примешивалось ровное мощное дыхание Сапфиры, которое в этом пустом просторном помещении казалось особенно громким, поскольку было усилено эхом, отдающимся от стен.

Однако же самой отличительной чертой этой пещеры был царивший в ней запах. В основном это был могильный запах холодного камня, но к нему примешивался запах плесени, сырости и, что было гораздо страшнее, отвратительная сладковатая вонь разлагающейся плоти.

Освободив, наконец, ноги от ремешков, Эрагон сел в седле боком и приготовился спрыгнуть на пол. Роран сделал то же самое, но с другой стороны.

Прежде чем отпустить шип на шее Сапфиры, Эрагон прислушался и услышал среди прочих обманчивых шорохов и шепотов некое отчетливое цоканье, словно кто-то стучал по камням множеством молоточков. Затем эти звуки смолкли и повторились полсекунды спустя.

Эрагон внимательно прислушался, глядя в ту сторону, откуда они доносились. То же самое сделала и Сапфира.

Огромное извивающееся тело чудовища возникло у выхода из просторного прямого туннеля. На них смотрели огромные черные глаза, выпуклые и лишенные ресниц и век. Грозно щелкал клюв в семь футов длиной. Крылья кошмарной летучей мыши были сложены за спиной. На голом торсе перекатывались под шкурой шары мощных мускулов, Когти торчали, точно железные крючья.

Сапфира шарахнулась в сторону, пытаясь уйти от первого удара, но ей это не удалось. Чудовищная тварь обрушилась ей на правый бок с силой горной лавины.

Что в точности произошло далее, Эрагон так и не понял, ибо нападение летхрблака заставило его пролететь несколько ярдов по воздуху, и он едва ли успел о чем-то подумать. Этот полет завершился столь же внезапно, как и начался, когда нечто твердое и плоское ударило его в спину, и он рухнул на пол, сильно ударившись головой.

От этого столкновения у него словно вышибло из груди весь воздух. Он так и остался лежать на боку с гудящей головой и судорожно открытым ртом, тщетно пытаясь возобновить контроль над непослушными конечностями.

«Эрагон!» — крикнула Сапфира.

Тревога в ее голосе прибавила Эрагону сил, как ничто другое. Когда руки и ноги его вновь ожили, он первым делом схватил свой посох, валявшийся рядом. Воткнув шип, имевшийся на нижнем конце посоха, в ближайшую трещину, он встал и пошатнулся. Перед глазами заплясали алые искры. Голова кружилась; он был настолько ошеломлен, что просто не знал, в какую сторону ему смотреть.

Сапфира и летхрблака, сцепившись клубком, катались по пещере, царапая и кусая друг друга, отчего, казалось, закачался даже сам Хелгринд. Шум они производили невообразимый, но Эрагону казалось, что дерутся они абсолютно молча: уши его отказывались слышать. И все же подошвами он чувствовал, как вздрагивает пол пещеры, когда эти громадные существа бросались друг на друга, грозя сокрушить любого, кто окажется поблизости.

Сноп голубого огня вырвался из пасти Сапфиры, окутав левую сторону огромной башки чудовищной «летучей мыши»; пламя было настолько мощным, что могло бы, наверное, расплавить сталь. Однако оно не причинило особого вреда этому монстру раззаков, и он, не растерявшись, ловко «клюнул» Сапфиру в шею, заставив ее прекратить выдыхать пламя и защищаться.

Точно выпущенная из лука стрела, из туннеля вылетел второй летхрблака и ринулся на Сапфиру с фланга. Разинув свой узкий длинный клюв, он издал столь ужасный дрожащий вопль, что у Эрагона волосы встали дыбом, а внутри все похолодело. Он даже зарычал от возбуждения и обрадовался, что, по крайней мере, слышит хотя бы это.

Теперь, когда в пещере было уже двое летхрблака, вонь там стояла такая, словно кто-то бросил полдюжины фунтов гнилого мяса в бочку с помоями и поставил эту смесь на жаркое летнее солнце, чтобы за недельку как следует протухла.

Эрагон сильно прикусил губу; в горле у него прыгал противный комок, и он старался думать о чем угодно, лишь бы его не начало выворачивать наизнанку.

В нескольких шагах от него безжизненной грудой лежал у стены пещеры Роран, тоже отброшенный туда после столкновения Сапфиры с первым летхрблака. Но вскоре Эрагон увидел, что Роран шевельнул рукой, затем встал на четвереньки, а потом поднялся и во весь рост. Глаза его, впрочем, смотрели весьма туманно, и шатался он, как пьяный.