Твой свет в моей тьме или как тяжела доля вампира! (СИ) - Гусейнова Ольга Вадимовна - Страница 2

   После оказания самой себе первой медицинской помощи, стоя в ванной перед зеркалом, разглядывала отражение. Ничего особенного. Хотя мне все нравится: невысокая хрупкая фигурка, золотистые кудряшки, спадающие на плечи, почему-то ниже они расти не желали, невзирая на большое количество средств для волос, презентуемых подругой, желто-карие глаза, излучающие свет, тепло и оптимизм, как всегда говорили мои коллеги, Тонькины родители и моя мама, красиво очерченные губки бантиком придавали лицу немного удивленное выражение. Даже мой ныне покойный парень как-то говорил, что это придает мне особую сексуальность. Единственное, что портило лицо и жутко раздражало меня, - это периодические высыпания - пережитки молодости, так скажем. Возможно это от абсолютного воздержания. Однако мелкие прыщики не сподобят заняться личной жизнью. Я пока не встретила ни одного мужчину, которого бы действительно хотела или любила, находясь словно в коконе, в который никого не могла, да и пока не хотела пускать.

   Закутавшись в халат и налив горячего чаю в самую большую кружку, решила все- таки выйти на балкон и вдохнуть ночной свежести. Спать после пережитого кошмара совершенно не хотелось. Более того, после горячей ванны всерьез задумалась о том, а не посчитать ли все происшедшее в паре всего лишь плодом фантазии моего уставшего мозга? Скажем, просто мне показалось, сквозь слезы плохо разглядела. И вообще, наверняка какого-нибудь бомжа подвыпившего увидела и в призрачном ночном освещении не рассмотрела толком, да и испугалась прилично. А сейчас накручиваю себя. Блин, всякая чертовщина в голову лезет на ночь глядя. Стоя на балконе, облокотившись на перила, посмотрела вниз на улицу. Я живу на последнем этаже четырехэтажного дома и вид на машины, пролетающие мимо по дороге, теперь не раздражал, даже успокаивал.

   Сначала меня окутало знакомое тошнотворное амбре разлагающегося трупа, затем с левой стороны балкона, вид с которого упирался в парк, раздался подозрительный шум. Я нервно оглянулась, и чашка выпала из моих ослабевших пальцев, пролив горячий чай на домашние тапки. В углу, прислонившись к перилам, стояло нечто не поддающееся описанию. Голое худое тело землисто-серого цвета - с дряблой обвисшей грудью и животом - было прикрыто лишь плащом черного цвета, державшемся на завязках под шеей, которая несколькими складками свисала над ключицами. Непропорционально длинные руки чуть ли не до самых колен с длинными, жутко синюшными когтями. Когда я добралась до лица, моя крыша решила взять продолжительный отпуск за собственный счет. Из неправдоподобно красного рта до самого подбородка торчали белоснежные клыки, с которых на грудь капала розовая слюна. Цвет лица полностью совпадал с телесным, но кожа была покрыта мелкими язвами, присутствущими даже на лысом голом черепе. Зато глаза переплюнули даже клыки - черного цвета, без белков - они горели адским пламенем, обещая слишком пламенный привет из мест упокоения. Я стояла не шелохнувшись, боясь лишним движением привлечь к себе нежелательное внимание. Раздавшийся голос напомнил наждачную бумагу, полоснувшую по оголенным нервам.

   - Ты моя! Кто успел тот и съел!

   Томительно медленный, довольный голос. От услышанного стало совсем плохо. Захотелось даже попробовать себя в роли Икара. Хотя его дальнейшие слова немного отвлекли мои мысли от самоубийства, а зря!

   -Ты моя! Я чувствую это, ты только моя! Я так долго ждал и теперь ты меня спасешь, не правда ли, моя единственная?

   Жуткий смех вызвал волну животного ужаса, от которого внутри все скрутило в тугой узел. Я схватилась одной рукой за перила, а другой - в неосознанном защитном жесте, прикрыла свою шею.

   - Вы кто? - смогла прохрипеть я, когда он нечеловечески плавной походкой двинулся ко мне, пристально наблюдая.

   Я не могла не то что пошевелиться, даже вопль ужаса застрял где-то посередине, вызвав жуткое першение в горле. Так и стояла, трясясь как осенний лист, обхватив себе горло рукой, и с отвисшей челюстью. Легко критиковать киношных героев за их иррациональные поступки в критической ситуации, но когда сам попадаешь в подобную, с с тобой может приключится полный ступор перед лицом смертельной угрозы.

   - Мое имя Люциан! Я один из самых сильных и могущественных вампиров. Так что можешь гордиться - мой выбор пал на тебя. А знаешь, милая, ты у меня особенная, не могу пробиться через твой ментальный барьер. Не подчиниться зову вампира практически никто не может. Я таких еще не встречал. Ты сильная, и мне будет приятно подчинить тебя. Это будет интеррресно! Очень интерресно! Я так устал от скуки и одиночества! Люди так скучны!!! Слишком слабая воля! Никакой силы! Только единицы как ты могут сопротивляться, и тебя нашел я! Так что ты моя!

   Он поднял руку и провел синюшным, с мой мизинец длиной, когтем, по моей щеке, спускаясь к шее, окутывая смрадом, от которого опять стали слезиться глаза, а желудок сжался в рвотном позыве. Я терпела изо всех сил. Стояла не отрываясь глядя ему в глаза, а по щекам струились слезы. Он приблизил свое лицо к моему и лизнул щеку. Меня вырвало прямо на него. Тут же взмахнув рукой, он так огрел меня по щеке, которую только что облизал, что от силы удара голова резко, с хрустом откинулась назад. Отлетев к перилам и оттолкнувшись от них по инерции, упала вперед на пол, сильно ударившись и так уже пострадавшими ранее коленями о плитку балкона. Не успела прийти в себя, как заграбастав за ворот халата, меня легко, словно пушинку, подняли на ноги.

   - Ничего, ты скоро ко мне привыкнешь! Более того, жить без меня не сможешь, причем в буквальном смысле. Милая, как только мы завершим ритуал, тебя у меня никто не сможет забрать! Ты станешь как я! Будешь жить вечно и этот дар, тебе преподнесу я! Ты станешь моей душой, моим светом, а я - твоей тьмой! Я докажу всем, что есть путь назад и для таких как я. Ты согласна помочь мне, милая?

   Его глаза уже полностью превратились в полыхающие костры безумного огня. Я могла только мотать головой и колотить кулаками его обрюзгшую серую грудь, пытаясь от него оторваться. Бесполезная попытка. Я смогла лишь прохрипеть.

   - Я не хочу!!! Не хочу!! Почему я? Мне этого не надо!

   Он снова рассмеялся своим жутким смехом, разбавленным могильным холодом.

   - Потом ты будешь ползать у меня в ногах и благодарить за это! А сейчас ты всего-навсего пища для таких как я, но скоро станешь повелительницей ночи и моей половиной, навечно связанной со мной. Притянув к себе, он впился в мою шею. Боль была чудовищной силы. Мне в буквальном смысле чуть не вырвали глотку. Я висела как сломанная кукла в его руках, не в силах пошевелиться. Самое страшное - все осознавать и ничего не в силах сделать. Сознание медленно ускользало за черный полог, но я все еще могла слышать его жадное чавканье. Неожиданно он оторвался от меня, и я увидела как он рванул зубами свое запястье, а потом приложил к моему рту. Его кровь потекла горячим ручьем мне в рот, вызывая тошноту и позывы к рвоте. Отворачивалась и сжимала губы, но он зажал мой нос, и чтобы вдохнуть я вынуждена была открыть рот, давясь сделать первый глоток, а затем - еще несколько. Видимо посчитав что достаточно, он отнял руку от моего лица. В этот момент у меня началась рвота. Ее пресекли на корню, врезав по темечку, после чего уже ускользая за грань, успела услышать.

   - Я скоро вернусь к тебе, душа моя! Очень скоро!

   Очнулась от жуткого холода, замерзла, буквально окоченела, лежа в луже холодного чая. На улице моросил мелкий дождь, из-за чего халат промок насквозь, забирая у меня драгоценное тепло. Очень медленно, качаясь, попыталась подняться, но у меня ничего не получилось. Замерзшее тело плохо слушалось, кое-как встав на четвереньки и потихоньку скуля от боли во всем теле, поползла в комнату. Закрыв за собой балконную дверь, продолжила нелегкий путь в ванную. Сидя там и поливая себя из душа горячей водой, я вот уже полчаса никак не могла согреться. Было ощущение что внутри морозильная камера. Выпив стакан коньяка, и упала на кровать с единственным желанием заснуть, стараясь ни о чем не думать и не вспоминать. Как Скарлет О Хара: "Я подумаю об этом завтра." И сознание сжалилось над телом, отправив его в сапасительный сон.