100 великих тайн - Непомнящий Николай Николаевич - Страница 134

3 апреля 1934 года согласно приказу № 11 появился приказ директора Института истории партии Отто Лидака: «Николаева Леонида Васильевича в связи с исключением из партии за отказ от парткомандировки освободить от работы инструктора сектора истпарткомиссии с исключением из штата Института, компенсировав его 2 недельным выходным пособием».

В райкоме ему предложили пойти работать на завод, но Николаев уже не хотел на завод. Его уволили из института в связи с исключением из партии. Но в партии его восстановили. Значит, причины, по которой его уволили, больше нет, а вследствие этого его обязаны восстановить в прежней должности. Определенная логика в этом есть. Но директор Лидак восстановить Николаева отказывается, а партийные инстанции воздействовать на Лидака либо не могут, либо не хотят. Николаев считает, что не хотят. И пытается воздействовать на них всеми возможными способами.

Стоит лишь представить себе положение этого болезненного, не в меру самоуверенного маленького человечка, посмотреть его дневниковые записи, как многое становится понятным. Загнанный в угол обстоятельствами Николаев не нашел иного способа восстать против них, как совершить террористический акт против одного из советских вождей.

Появляется в Питере Киров, и Николаев мгновенно переключается на него. Намечена и дата первого покушения – 15 октября. Перед тем как решиться на столь важный шаг, он, подобно заправскому революционеру пишет политическое завещание.

«Дорогой жене и братьям по классу.

Я умираю по политическим убеждениям, на основе исторической действительности.

…Ни капли тревоги ни на йоту успокоения…

Пусть памятью для детей останется все то, что осталось в тебе.

Помните и распростр. (так в документе) – я был честолюбив к живому миру, предан новой идеи, заботе и исполнении своего долга.

Поскольку нет свободы агитации, свободы печати, свободного выбора в жизни и я должен умереть.

Помощь на ЦК (Политбюро) не подоспеет ибо там спят богатырским сном…

Ваш любимый Николаев». (Стиль и орфография сохранены.)

Он едет к дому Кирова, у него в портфеле заряженный револьвер. Но кировская охрана не дремлет. Она замечает странного незнакомца, арестовывает его и препровождает в отделение милиции. Через несколько часов Николаева отпускают. По этому поводу написано немало заключений. И то, что Николаев агент НКВД, который готовил убийство Кирова, поэтому его и отпустили, и то, что его вызволял из милиции Иван Васильевич Запорожец, который летом 1934 года был назначен заместителем председателя ленинградского управления НКВД Медведя специально, чтобы подготовить убийство Кирова – опять же по заданию Сталина – он давно «вел» Николаева и поэтому освободил незадачливого террориста. Но даже более серьезные исследователи задаются тем же вопросом: почему отпустили Николаева? Ведь его задержали у дома Кирова с револьвером?! Во-первых, у Николаева было разрешение на хранение револьвера, который он приобрел еще в 1918 году. Первое разрешение он получил еще 2 февраля 1924 года за номером 4396, а 21 апреля 1930 года он перерегистрировал личное оружие, о чем свидетельствует разрешение за номером 12296. Так что оснований для ареста Николаева, задержанного с оружием, не было. Стоит сказать, что обстановка в Ленинграде в те годы была достаточно, как сейчас говорят, криминогенная. Поэтому разрешенное ношение оружия считалось обычным.

Во-вторых, попытки отдельных граждан передать жалобы непосредственно первым лицам были также распространенным явлением. А у Николаева были на то причины: ответа на его послания Кирову, Чудову он не получил, и в милиции легко могли проверить: писал ли он письма в обком и был ли ему ответ. До 1 декабря 1934 года еще соблюдалась законность, граждан не хватали на улицах, не выносили приговоры без суда и следствия, пресловутых «троек» еще не было. А Николаев был членом ВКП(б), а к этой категории «товарищей» милиция проявляла особое почтение. Поэтому вполне нормально, что его пожурили и отпустили, не сделав никаких оргвыводов. Кампания всеобщей подозрительности еще не началась.

Он снова вернулся домой ни с чем. Шел уже восьмой месяц, как он сидел на шее Мильды.

14 ноября Николаев отправился на Московский вокзал. Киров возвращался с очередного заседания Политбюро ЦК. Николаев, оттесненный толпой, стоял в стороне, засунув руку в карман и сжимая револьвер, ожидая, когда из черноты тамбура появится ленинградский вождь. Но охрана оттеснила людей. Нужны были новые обстоятельства.

И он их выбрал. Объявление в «Ленинградской правде» от 29 ноября извещало: 1 декабря во дворце Урицкого, так тогда назывался Таврический дворец, в 18.00 состоится собрание партийного актива Ленинградской организации ВКП(б). В повестке дня: итоги ноябрьского Пленума ЦК ВКП(б). Вход по пригласительным балетам. Доклад будет делать Киров, можно спокойно прицелиться и выстрелить. Дело оставалось за малым: получить пригласительный.

1 декабря Киров не собирался ехать в Смольный, решение заехать перед партактивом в обком пришло неожиданно, и никто не знал: заедет Киров в Смольный или нет.

Около четырех часов дня Киров позвонил в гараж, находившийся в том же доме, где он жил, и попросил своего шофера подать машину. В 16.00 он вышел из дома и несколько кварталов прошел пешком по договоренности с шофером. Ему хотелось прогуляться, день был не очень ветреный и морозный. У моста Равенства машина догнала его, он сел и попросил шофера отвезти его в Смольный. Николаев появился в обкоме еще перед обедом.

Они встретились случайно. Киров прошел мимо, и Николаев, увидев его, машинально двинулся за ним. Револьвер лежал в кармане пальто, и рука невольно сжала его. Охранник Борисов, сопровождавший Кирова, немного отстал, и они оказались вдвоем в пустом коридоре – многие из обкомовцев были на совещании у второго секретаря Чудова. Это была чисто случайная встреча, Николаев готовился выстрелить в Таврическом дворце при большом скоплении народа, быть может, даже что-то выкрикнуть на прощание, а тут никого. Коридор был длинный, Киров шел, не оборачиваясь, его мысли были заняты докладом, Николаев же лихорадочно обдумывал эту ситуацию.

Более удачной ситуации, чем эта, и придумать было трудно. Киров подходил к дверям кабинета Чудова, мог зайти к нему, и тогда все рухнет. Нужно было на что-то решаться, и Николаев решился. Он вытащил револьвер и не раздумывая сразу же выстрелил в Кирова три раза, целясь в затылок. Первый же выстрел оказался, как выяснилось чуть позже, смертельным. Николаев хотел выстрелить в себя, но электромонтер Платич, работавший рядом, бросил в Николаева отвертку, попал ему по лицу, рука дрогнула, и пуля, предназначенная для себя, пронеслась мимо.

«Я отомстил! – лихорадочно воскликнул Николаев. – Я отомстил! Отомстил!»

И упал, потеряв сознание. Из кабинета Чудова выскочили участники совещания. Один из них вспоминал: «В пятом часу мы слышим выстрелы – один, другой… Выскочив следом за Иванченко, я увидел страшную картину: налево от дверей приемной Чудова в коридоре ничком лежит Киров (голова его повернута вправо), фуражка, козырек которой упирался в пол, чуть приподнята и отошла от затылка. Под левой мышкой – канцелярская папка с материалами подготовленного доклада: она не выпала совсем, но расслабленная рука уже ее не держит. Киров недвижим, как он шел к кабинету – головой вперед, ноги примерно в 10—15 сантиметрах за краем двери приемной Чудова. Направо от этой двери, тоже примерно в 10—15 сантиметрах, лежит какой-то человек на спине, ногами вперед, руки его раскинуты, в правой находится револьвер. Мышцы руки расслаблены».

Картина достаточно живописная. Палач и жертва лежат бездыханно, последний никогда больше не очнется, а первому еще предстоит играть свою роль до конца. Появились врачи, охрана, начальник управления НКВД Филипп Медведь, было зафиксировано точное время выстрела – 16 часов 37 минут. Первый врач прибыл в 16.55. Предпринимались еще попытки спасти жизнь Кирова, но безуспешно. Потом в медицинском заключении записали: «Смерть наступила мгновенно от повреждения жизненно важных центров нервной системы». Сразу же о смерти Кирова было сообщено в ЦК, Сталину. В шесть вечера Сталин собрал членов Политбюро, известил их о происшедшем. Он был потрясен. Обычно Сталин редко куда выезжал, но тут заказал поезд, чтобы 2 декабря быть в Ленинграде. С ним поехали Ворошилов, Молотов, Жданов, Ягода, Ежов; генеральный секретарь ЦК ВЛКСМ Косарев, Хрущев, Вышинский. Появившись в Смольном и напуганный убийством, Сталин приказал Ягоде идти вперед. Нарком НКВД с наганом шел по коридору, крича всем, кто попадался по пути: «Стоять! Лицом к стене! Руки по швам!» Николаев к тому времени был уже арестован. Заместитель начальника Управления НКВД Федор Фомин писал о первых часах Николаева после ареста: «Убийца долгое время после приведения в сознание кричал, забалтывался и только к утру стал говорить и кричать: «Мой выстрел раздался на весь мир». В тот же день 2 декабря Сталин прямо в Смольном в присутствии Жданова, Молотова, Ягоды и других приближенных допросил Николаева. Сцена довольно часто описывалась в мемуарной литературы. Вот описание Александра Орлова. Он утверждал, что при допросе Николаева кроме Сталина присутствовали Ягода, Миронов, начальник Экономического управления НКВД, и оперативник, который привез заключенного. «Сталин сделал ему (Николаеву. – Авт.)знак подойти поближе и, всматриваясь в него, задал вопрос, прозвучавший почти ласково: