Плачу любые деньги - Обухова Оксана Николаевна - Страница 38

Куда мир катится? «Молодежь совсем распустилась, – топая по черной лестнице, привычно ворчала Галя. – Вся ванна стеклом засыпана, бардак, а ей и горя нет! Спать рухнула без задних ног и хоть бы хны – уборщицы найдутся…»

Берточка всегда посмеивалась над тетушкой за привычку бубнить под нос. Говорила: «Тетя, вы хоть мужа моего «жирной сволочью» вслух не обзывайте или что-нибудь новенькое придумайте, оригинальное»…

Да как же тут придумаешь?! Когда кругом одна сволота расплодилась!

Нет бы выйти из комнаты, взять совок, прибраться…

Чтоб ты в корчах сдохла, Евдокия Землероева!

Галина тихонько пробралась до своей кельи мимо комнаты охранников. О том, что ее поход засняли камеры наблюдения, не переживала: коли спросят, что ночью делала на верхних этажах, ответим – голова болела, таблеточку приняла, сон навалился, когда в мансарде прибиралась, там на постель в гостевой комнате и рухнула…

Главное: аквариум назавтра успеть в подсобку перепрятать. И валун из-под полотенец вынуть да незаметненько на улицу вынести.

Перенести аквариум из мужской спальни вначале получилось только до второго этажа. Все утро возле подсобки охранники толкались, по лестницам хозяева сновали, Галина запрятала стеклянную улику за штору в пустующей комнате анфилады и долго ждала удобного случая.

Переживала очень. Боялась, что проклятая ищейка что-то заподозрит и вопросы задавать начнет. Закопошится.

Но обошлось. Наверное, анафемская сыщица решила – кот напакостил. Не стала бучу поднимать, разборки учинять. Спустила все на тормозах.

И слава богу, есть голова у сучки. Проиграть первый раунд не страшно, еще посмотрим, кто кого.

Ко дню рождения недоросля готовились как к царскому приему. Деньжищ без счету на ветер бросили! Каких-то «песняров» назвали, салют заготовили, жратвы навезли… Сигизмундовну и Зоську бриллиантами обвешали.

«Устрою я им ПРАЗДНИЧЕК, – предвкушала экономка, – будет радость сволочам, мало не покажется».

Пряча усмешку, ожидание, Галя посматривала на Мирона. «Нарядился, гад. Гостей улыбочкой встречаешь. Погоди… Скоро заплачешь, обрыдаешься, жена тебе все волосенки за сыночка выдерет, теща глаза выклюет, брат в стороне не застоится. Будет склока, бриллиантами подавишься. При дорогих-то гостях…»

Выбрать благоприятный момент и подлить в бутылку безалкогольного вина щедрую порцию яда оказалось легче легкого: бутыль запрятали практически в людской. Там, где одна прислуга бегала.

Галина встала на удобную позицию под аркой, откуда видела Мирона и сынка как на ладошке. Смотрела, как недоросль преспокойнень-ко винцо потягивает, ждала, пока за добавкой к шкафу сходит.

Почему-то не сходил. Пару раз крюшона выпил, тайком шампанского перехватил…

Когда он умудрился взять бутылку из шкафа и смыться на второй этаж в компании пьянющей дуры, Галя не заметила – делами отвлекли. Пришла на анфиладу уже на крики и рыдания…

И немножечко расстроилась, когда увидела, что именинник дышит. Кое-как, через раз – но дышит. А на постели мертвая дура руки-ноги разбросала… О том, что стала теперь настоящей убийцей, даже на секунду не задумалась.

Переживала о другом: небольшая неувязка вышла. Полноценного скандала не получилось, теща и Зося в больницу унеслись. Бледные гости с полицией побеседовали и тоже умотали.

Жаль.

И дальше было только хуже.

Проклятая ищейка след взяла.

Дворецкий Лева поделился новостью: к нему домой приходили, вопросы задавали. Но сердечко Гали только екнуло слегка. «Копают под него, – решила экономка. – После февральского спасения Мирона я вне подозрений». Когда треклятая ищейка передала привет от каких-то Зиновия и Томы, сердце «Алевтины Викторовны» засбоило на полном серьезе, мысли понеслись по закоулкам: кто такие?! откуда взялись?! что ответить?!

Отвечать, к счастью, не пришлось. Уколотая словами мажордома, сыщица на кухне не задержалась, к себе ушла.

Галина привычно сослалась на головную боль, заперлась в своей комнате и оттуда позвонила в Прагу Алевтине:

– Алечка, дорогая, как дела? – Поболтала для приличия о погоде и здоровье, спросила: – Имена Зиновий и Тома тебе что-то говорят?

– Конечно! – обрадовалась упоминанию сестрица. – Это мои добрые друзья, люблю их как родных… Передай им, пожалуйста, что посылку я получила, скажи спасибо за фотографии сыночка, я свои фото тоже высылаю по электронной почте…

Старая доброхотка что-то там еще лепетала, рассказывала о новом месте работы… Галина помертвела: фотографии. На фоне достопримечательностей Праги. Если чертова сыщица еще раз встретится с «добрыми друзьями» Али…

Ищейка подобралась почти вплотную, еще день-два – и в горло вцепится.

Вечером Миронов не приехал. Отправил домой родню, сам остался в больнице рядом с сыном.

Второго шанса может не представиться, решила Галя: как по заказу в доме собрались все те, о ком оставшийся в живых мерзавец зарыдает.

Ждать больше нельзя, опасно: проклятая ищейка на пятки наступает. Зося в любой момент может скрыться с детьми за границей или просто опасного муженька-уголовника к дьяволу пошлет… Пропустишь момент – ищи-свищи. Тем более что и самой, возможно, прятаться придется.

Так что неожиданное отсутствие Мирона в доме – своевременный подарок от Фортуны. Грандиозный шанс сам в руки будто прыгнул.

Галина добавила в чайник для хозяев приличную порцию снотворного. Таким же угощением обнесла охрану, убедилась, чтобы выпили чаек до капли. Собачек не забыла подкормить. Через час проверила – почти порядок. «Почти» относилось к уснувшему в библиотеке ученому братцу уголовной сволочи. Денис пришел зачем-то к книжным шкафам, почувствовал сонную немочь, сел в кресло, да там и отрубился.

Но это не беда. Брата и тещу Мирона желательно вообще в живых оставить. Чтоб было кому плешь клевать. В глаза плевать. Упреками замордовать. Свести в могилу руганью.

Вот только… Дениска-то Зосю в огне не оставит… Сам обгорит, а любимую невестку – факт – выручать полезет.

Надо сделать так, чтобы не выручил. Зося, Анна и огромный дом с картинами должны сгореть к дьяволу. Миронов вернется на пепелище. К разору. К обгоревшим трупам.

Галина спустилась в гараж. Слила в канистры бензин из четырех машин. Разыскала на верстаке моток алюминиевой проволоки, в подсобке взяла противогаз, которым пользовались садовники и столяр, когда деревянные балясины вредной химией от жучков-древоточцев обрабатывал…

С помощью ножовки отпилила, отодрала на кухне газовый шланг – легче поломать, легче и восстановить получится, – потом заглушку отвинтила. Надела противогаз.

Плотная резина облепила уши, не пропуская ни звука.

А ну как кто проснется и вопить начнет?

Пока навряд ли. Снотворное хорошее, убойное. «Сперва побегаю в противогазе, – решила Галя, – потом надену смоченную марлевую повязку, таких полно в аптечке».

Тяжело дыша, задыхаясь в противогазе и прижимая под мышкой черенок длинной деревянной швабры, убийца-экономка подняла на второй этаж две тяжеленные канистры. Одну оставила на анфиладе. Вторую понесла в мансарду, где шваброй, упирающейся в противоположную стену, приперла дверь в комнату треклятой сыщицы… Ковровую дорожку до самой лестницы бензином щедро полила.

Не выберется, сволочь. Дверь и ковер запылают, если не задохнется, выпрыгнет в окно, авось шею сломает… или хотя бы ноги.

На втором этаже Галина крепко обмотала проволокой дверные ручки в спальни Зоси и Анюты. Узлы скручивала и бубнила: «Попробуй-ка теперь, Дениска, это размотать…» Так тщательно возилась с ручками скорее под влиянием всевластной ненависти, чем для пользы дела: когда дом вспыхнет, лестницы превратятся в доменные печи – кто на этажи отважится пройти?

Дверь в комнату Инессы обливать и заматывать не стала. Если б не боялась разбудить да сил побольше было, вообще бы на руках вынесла проклятую грымзу из дома, на газон выбросила. Пусть полюбуется со своего чистенького газончика, как внученька живьем сгорает, в огне по окнам мечется… Мирон приедет, теща ему зенки-то выцарапает. До самой смерти будет доставать упреками, проклятиями сыпать.