Буги-вуги-Book. Авторский путеводитель по Петербургу, которого больше нет - Стогов Илья Юрьевич "Стогoff" - Страница 16

Пятнадцать лет место оставалось просто прокопченным пустырем. А потом, в начале 1930-х, пустырь стали расчищать. Проект нового здания был заказан самым что ни на есть корифеям конструктивизма, а к работе на строительстве привлекались сплошь отличники социалистического труда. В результате здание было построено быстро, качественно и такого размера, что почти сразу получило название «Большой дом».

Здание и вправду вышло немаленьким. Почти в два раза выше, чем Зимний дворец. В Петербурге и до сих пор немного столь величественных зданий. Название учреждений, квартирующих в Большом доме, несколько раз менялось, но суть всегда оставалась одной и той же. Перед вами офис силовых ведомств: НКВД, КГБ, ГУВД, самое что ни на есть петербургское Лэнгли.

Серая громадина Большого дома прекрасно видна с любой смотровой площадки в центре города. Наверное, видели ее и нацистские летчики, бомбившие город во время Великой Отечественной. Но ни одна бомба на Большой дом так и не упала. Говорят, причина в том, что в верхних этажах здания находчивые энкавэдэшники разместили пленных немецких офицеров и открытым текстом сообщили об этом через линию фронта.

Не знаю, может быть, это, конечно, и вранье. С самого начала это громадное здание было окружено плотной завесой слухов, легенд, городских мифов. Уверяли, что подземная часть Большого дома намного огромнее надземной. Еще говорили, что после пыток и расстрелов кровь из здания стекает в Неву по особой трубе. Внутри Большого дома мало кто бывал, а те, кому все же доводилось прогуляться по его бесконечным коридорам, редко делились потом воспоминаниями о пережитом.

Самое забавное, что вот, например, я внутри здания был. Какое-то время тому назад меня вызывали сюда на допрос, и по ходу допроса мне удалось неплохо рассмотреть внутреннее устройство спецслужбистской штаб-квартиры. Но об этом я расскажу вам как-нибудь в другой раз.

3

За ходом строительства на Литейном, 4, наблюдал лично первый секретарь ленинградского губкома партии Сергей Миронович Киров. Обо всех сложностях, возникавших при возведении Большого дома, строители докладывали ему лично. Впрочем, внимание стройке уделялось такое пристальное, что никаких особых сложностей и не возникало.

Первым после революции ленинградским градоначальником был ближайший соратник Ленина Григорий Зиновьев. Правда, удержался на должности он недолго. После того как Ленин получил пулю от Фанни Каплан, вчерашние соратники вождя тут же начали делить его еще не остывшее кресло. К середине 1920-х выявилась группа лидеров, а к концу того десятилетия лидер остался и вовсе один – не очень заметный до той поры бюрократ по фамилии Сталин. Бывших соратников он по одному убирал, а на освободившееся место ставил лично преданных ему людей.

Летом 1917-го, когда все висело на волоске и каждый штык был на счету, Зиновьев не просто был рядом с Лениным – он, единственный, остался с Владимиром Ильичом, когда тому было не на кого опереться. Именно с Зиновьевым Ленин делил место в шалаше, когда скрывался от врагов в Разливе. Во всех списках первого большевистского ЦК его фамилия каждый раз шла вторым номером сразу после фамилии вождя. И теперь Зиновьеву казалось, что былые заслуги страхуют его от каких-то совсем уж серьезных неприятностей. Это был мягкий человек, желавший неспешной, спокойной, далекой от московской суеты карьеры. Но как-то не срослось. В 1926-м его сместили с должности председателя Ленсовета, а через десять лет расстреляли. Новые правила игры состояли в том, что либо ты человек Сталина, либо труп. На его место Иосиф Виссарионович назначил своего человека по фамилии Киров.

Карьеру Сергей Мироныч начинал на южном фронте Гражданской войны. Некоторое время находился в подчинении у бывшей любовницы Николая Гумилева Ларисы Рейснер. Потом перебрался в столицу и сумел выдвинуться. Именно Киров представил Сталину совсем молоденького тогда Лаврентия Берию, и со временем двое кавказцев, как вы, наверное, знаете, подружились. В Ленинград Кирова направили, чтобы под корень выкорчевать все напоминавшее о Зиновьеве.

С одной стороны, уехать из столицы, где только и могла коваться серьезная карьера, было не очень здорово. А с другой – Ленинград – это все-таки Ленинград. Жить в этом городе уже само по себе похоже на главную в жизни карьеру.

Для начала на новом месте Киров завел себе уютную шестикомнатную квартиру. Располагалась она в бывшем здании страхового общества «Россия» на Каменноостровском проспекте, 26. Считается, что у этого дома самые длинные в Петербурге проходные дворы. По этой причине большинство сцен в нынешних сериалах про ментов снимают именно тут. Если присматриваться внимательно, то можно заметить: погони и лихие захваты во всех этих «Улицах разбитых фонарей» каждый раз снимаются на фоне одних и тех же подворотен. Но это сейчас, а лет семьдесят назад дом был знаменит не этим, а тем, что сюда, поближе к власти, перебрались все ленинградские селебритиз.

При царях тот, кто желал делать карьеру, должен был иметь прямой доступ к августейшему телу. Теперь строй вроде как сменился, да только система все равно осталась прежней. Центром притяжения дом на Каменноостровском был лет тридцать подряд. На некоторых его стенах не хватает места, чтобы повесить еще одну мемориальную доску: несколько высших партийных функционеров, пара звезд черно-белого кино, военачальники, герои СССР и на десерт – композитор Шостакович. Всем хотелось жить поближе к власти, которую тогда олицетворял Сергей Киров.

Это был серьезный, неторопливый и знающий толк в комфорте человек. Ко всему, чем занимался, Киров подходил с этакой крестьянской основательностью. Свою квартиру он обставил без особого шика, но уютненько. Так же он постарался устроить и всю жизнь доставшегося ему города. Преступность была ликвидирована, беспризорников отправили в специнтернаты, воров в законе определили валить лес. На улицах вновь загорелись электрические фонари, брусчатку заменили асфальтом. На окраинах, типа Автово, для рабочих стали строить уютные коттеджики, которыми планировалось быстро заменить коммуналки центра. Именно при Кирове в Ленинграде появились первые светофоры и самая современная в Европе киностудия «Ленфильм». Ну а на Литейном к небесам взметнулся гигантский офис НКВД.

Офис был гигантский, а вот Киров – очень невысок. Чуть выше, чем по плечо Сталину, а у Сталина рост был что-то около 156 сантиметров. Поэтому градоначальник носил сапоги на высоком каблуке и фуражки, чтобы казаться повыше. Но это не помогало: любой человек среднего роста все равно смотрел на него сверху вниз. Ну и, как это водится среди невысоких мужчин, Киров стремился компенсировать внешнюю неказистость победами на любовном фронте. Как и положено высшему партийному функционеру, Сергей Мироныч был женат, да только жена удовлетворить интимные амбиции супруга была не в состоянии. К моменту переезда четы Кировых в Ленинград она была уже несколько лет как прикована к инвалидному креслу. Тяжелейший инсульт, частичный паралич, невнятная речь. Жила она в основном на служебной даче и с супругом виделась нечасто. При встречах называла его «товарищ» и по имени-отчеству. В общем, ничто не мешало градоначальнику с интересом посматривать на окружающих лиц женского пола.

Позже, уже после гибели Кирова, остряки утверждали, будто Мариинский театр был переименован в Кировский по той причине, что каждая балерина из труппы успела переночевать у Сергея Мироныча на Каменноостровском. Это, конечно, неправда. Но то, что кое-какие внебрачные связи у Кирова имелись, не ставили под сомнение даже его преданные соратники. Другой вопрос, сколько их было, этих связей.

Чаще всего среди фавориток первого секретаря называли 27-летнюю латышку Мильду Драуле. Невысокая, рыжая, тоненькая, голубоглазая. Работала в Смольном на какой-то второстепенной должности. За хорошую службу получила отдельную трехкомнатную квартиру в рабочем районе на Выборгской стороне. Жила там с мамой, сестрой, мужем, свекровью, сестрой мужа, мужем сестры и их ребенком. Кроме того, на кухне у них временно проживал сапожник по фамилии Васильев. Да, иногда квартирка казалась тесноватой, ну да кому тогда было легко?