Неподвижно летящая стрела - Бош Диана Борисовна - Страница 17

— С какого номера он тебе звонил?

— Я не помню. Звонки Макара все время были с разных номеров, и я эти номера не сохранял.

— А почему он позвонил с такой просьбой именно тебе?

— Так я подрабатываю частным извозом. И Макара по дружбе часто подвозил, куда ему нужно. Но в этот раз не смог, довез только до автобусной остановки.

— Он тебе как-нибудь объяснил, зачем ему непременно на форелевое хозяйство нужно?

— Нет, сказал просто, что хочет с друзьями туда съездить, мол, дело у них там. И еще прозвище одного из друзей назвал… — Иннокентий задумался, подняв глаза вверх. — …Пен? Нейм? Пэн? А, вспомнил, Пэйн!

— Какое странное прозвище, — озадаченно пробормотал Артур, — и что оно означает?

— Я не знаю, — Ракин пожал плечами.

— Что еще можешь рассказать? Слышал, может, какие-нибудь разговоры в машине?

— Да ничего толком. Их было трое — Макар, этот самый Пэйн и еще один парень, кажется, Колян.

— Николай, значит. А теперь постарайся вспомнить, Зеленский имя Пэйна называл?

Иннокентий отрицательно покачал головой.

— Не-а. К тому, который Пэйн, Макар только по прозвищу обращался. Да и насчет второго я не совсем уверен. Все-таки недолго ехали, да и за шумом мотора мне не все было слышно.

— Посмотри, ты видел этого молодого человека когда-нибудь?

Ракин взял в руки фотографию и внимательно вгляделся.

— Так это и есть тот самый Пэйн!

Глава 7

Всю дорогу к аэропорту Марк, откинувшись в кресле, пытался дремать. В сон непрестанно клонило: накануне поспать почти не удалось. Однако едва он закрывал глаза, начинали плясать разноцветные пятна, в голове звучали обрывки фраз, то есть происходило все, что угодно, кроме нормального сна.

Дина смотрела в окно и тихонько напевала себе под нос.

— Странное какое-то чувство, — вдруг сказала она. — И хочется, и не хочется уезжать. Соскучилась по дому, по Москве, но и здесь вроде бы что-то недоделанное остается.

— Приедешь весной — доделаешь, — буркнул Марк, который принял слова жены на свой счет.

— Ой! — вскрикнула внезапно Дина, и Марк обернулся.

— Что случилось? — удивленно спросил он.

— Я сумочку в номере забыла!

— Как ты могла ее забыть? Ты же все собрала заранее!

— Я вытащила ее в последний момент, потому что хотела в другой багаж переложить. А потом отвлеклась и забыла, — Дина расстроенно всхлипнула.

— Не переживай, все твои документы у меня.

— Мне сумочку жалко, она мне нравится…

— Другую купим. Возвращаться все равно нет резона, иначе мы опоздаем на самолет.

— Да мы приехали уже, — вмешался в разговор таксист. — Вон он, аэропорт, виднеется.

— Вижу, — недовольно буркнула Дина, еще не успевшая смириться с потерей своей вещи.

— Динка, не дуйся, — миролюбиво сказал Марк. — Знаешь, есть такая примета: если что забыли — значит, вернемся.

— Куда вернемся? — встрепенулась Дина.

— Ну, не знаю, в Сочи, в гостиницу эту… Тебе понравилось в этой гостинице?

— Да, очень! Они такие все милые.

— Вот, начинается. Дина, я прошу тебя, не надо давить на меня, ладно? Я и так уже испытываю чувство вины.

— Испытываешь? — с надеждой заглянула в глаза мужа Дина.

— Ммм… — промычал Марк, откидываясь на спинку сиденья. — Это невыносимо.

— Все, приехали. Можно выходить, — сказал таксист, останавливая машину, и добавил: — Сумочку свою не забудьте на сиденье.

Дина сурово зыркнула на него, подозревая в ехидстве, и, подхватив сумку, направилась к зданию аэропорта.

«Все счастливые семьи счастливы одинаково», — считал Лев Толстой. Но Дина точно знала, что это неправда. Счастье — оно даже у нее каждый день разное. То безоблачно дурашливое, то с трудом выстраданное, то и вовсе какое-то непонятное — вроде бы все хорошо, и причин для беспокойства нет, а на душе почему-то тревожно. А уж если всех счастливых вместе собрать, то у каждого и вовсе будет своя история.

Она купила в ларьке мыльные пузыри и, усевшись около окна, выдула радужное облако. Пузыри стайкой поднялись вверх и разлетелись по залу.

— Развлекаешься? — Марк подошел и сел рядом.

— Ага. Мне нравится на них смотреть, это успокаивает.

— А я думал, наоборот.

Дина со вздохом закрыла флакон.

— Скажи, вот чего ты бесишься, а, Маркуша? Чем я перед тобой виновата?

— Ладно, прости. И правда, что-то на меня нехорошее нашло… А пойдем чего-нибудь в ресторане поедим, я проголодался.

— Не опоздаем?

— Надеюсь, нет.

За обедом напряжение обоих постепенно отпустило. Марк смеялся, глядя, как Дина копирует наиболее смешных посетителей, корча забавные рожи. Сам он тоже не прочь был полицедействовать, но из-за боязни, что его за этим делом застанут клиенты — мир тесен! — ограничивался секундными зарисовками.

Наконец объявили рейс, и они, быстро расплатившись, заспешили к месту посадки.

Альбина ждала их рядом со стойкой, где проверяют авиабилеты. Ее лицо еще больше осунулось и почернело. Увидев Марка, она как безумная протянула к нему руки и застыла с мольбой в глазах.

— Я вас умоляю… — наконец вымолвила она. — У меня осталась последняя надежда — это вы. Адвокаты, которых мы хотели нанять, не соглашаются. Боятся чего-то, что ли. А полиция навязывает нам адвоката по назначению. Он их «карманный» адвокат, прикормленный и бессловесный. Он ничего не будет делать против, ему вообще нельзя доверять. Одного мы все-таки нашли. Еле-еле уговорили. Нам его посоветовали друзья, и он приехал специально из Краснодара вести дело Макара. Изучил суть вопроса, пообщался со всеми, с кем было нужно. Вопросы такие дельные задавал, говорил, что все не безнадежно, мальчика можно спасти… А потом, при принятии окончательного решения о ведении дела, вдруг извинился и отказался.

— Причину назвал?

— Нет. Вообще больше ни слова не сказал.

— Н-да, веселые дела…

— Это значит — «да»? Вы возьметесь за нашу защиту?

— Это значит «нет». Однозначное и категорическое. Хотя мне и было бы интересно поучаствовать в этом деле, но я все равно вынужден отказаться.

Глаза Альбины наполнились слезами.

— Скажите, у вас есть дети?

— Нет.

— Я так и знала. Иначе вы бы не смогли остаться безучастным к горю матери.

Она вдруг рухнула на колени и распласталась, прижавшись к ногам Марка.

— Я вас никуда не отпущу! Вы моя последняя надежда! Умоляю, миленький мой, хороший, не уезжайте! Не дайте погибнуть ребенку, Христом-богом прошу! — истерически кричала она, и люди, шедшие мимо, останавливались. Они с недоумением и интересом разглядывали развернувшуюся перед ними сцену, строя догадки и предположения.

— Альбина Витальевна, встаньте, — смутился Марк, пытаясь освободиться. — Мне кажется, вы преувеличиваете мои возможности, я не всемогущий маг.

Он наклонился и поднял женщину на ноги. Та безвольно обвисла на его руках, а потом вдруг вцепилась в лацканы плаща, с мольбой глядя в лицо.

— Это так и есть — вы единственный, — жарко зашептала Альбина Витальевна в лицо Марку. — Из тех, кого я знаю, никто не сможет нам помочь. На местных у меня надежды нет: те, кто не откажутся и возьмутся за дело, будут только брать деньги и ничего не предпринимать для спасения моего сына.

— Почему вы в этом так уверены?

— Я знаю. Все боятся. А наш мальчик невиновен, понимаете? Я готова вам заплатить столько, что вы сможете жить здесь и заниматься только этим делом. Вам не нужно будет летать из Сочи в Москву.

Альбина Витальевна быстро написала на бумажке цифру и показала Марку.

— И это независимо от результата, — добавила она. — А в случае положительного решения дела сумма будет удвоена.

— Да, достойный гонорар, — сказал Марк, впечатленный цифрой.

— Вы согласны?

— Нет.

Молчание.

— Простите меня… и за эту сцену, и за эмоции… Будь у вас дети, вы бы меня поняли…