Месть пожирает звезды - Выставной Владислав Валерьевич - Страница 29

Рано утром и вечером, перед отбоем, сержант учебного взвода, в который немедленно был зачислен Рик, делал стандартный обход. Солдаты, понурив головы, сидели на длинных скамейках, а сержант, тяжело сопя и хлопая клапанами маски, оглядывал затылки новобранцев. Ему надлежало ежедневно ставить на ремни маски массивные свинцовые пломбы, а вечером проверять их сохранность. В связи с этим есть приходилось только два раза в день – утром и вечером, перед сном, в собственных, тесных, как соты, кельях. Имен же солдатам не полагалось – только специальные индивидуальные номера.

Все это оказалось жутко тяжело даже для матерого разведчика Рика. Особенно страдало лицо, пока, пока приспосабливалось к маске, которую носил до него кто-то другой. Номер также достался ему от прежнего хозяина, убитого в какой-то переделке. Теперь Рик получил очередное в своей жизни имя – он стал Шестьсот Седьмым.

Командование этой необычной армии позаботилось о пресечении дезертирства: в маске прятался передатчик, указывающий на местонахождение носителя. По нему так же можно было предположить, не снял ли солдат маску.

…Первую неделю Рика не выпускали за пределы внутреннего дворика Красных Казарм (так называлось это пятиугольное сооружение). Несмотря на годами выработанные сдержанность и терпение, Рик постепенно начал чувствовать, что близок к нервному срыву.

Ведь он постоянно думал о ней. О той, что жила за этими красными стенами, в таинственном городе под названием Иерихон. Воображение начинало рисовать бредовые картины городских улиц, населяя их мистическими персонажами, от которых скрывают собственные лица люди генерала Монкады. А может, он никакой не генерал, а сам дьявол?! Иначе как объяснить то мрачное состояние безысходности, в которое постепенно приходил Рик?

…До тяжких последствий для психики, все же, не дошло. В составе патруля Рик, наконец, вышел в город.

Они мерно вышагивали по пыльным мостовым, оглядывая окрестности. Все-таки, маска теперь сидела получше, и давала даже некоторый положительный эффект, так как здорово очищала и охлаждала горячий воздух. Рик во все глаза смотрел по сторонам, пытаясь встретить знакомое лицо. Но, конечно же, вероятность встретить ее в первый же день была мала. И Рик что было сил старался вжиться в томную атмосферу этого некогда оживленного города, чтобы лучше понять ЕЕ, наполнить собственное существо теми же видами и запахами… Но маска плохо пропускала запахи – разве что остатки чадящей вони от недавно подбитых танков, что попадались то и дело на пути патруля.

– Молодцы ребята! – довольно пробубнил Восемьдесят Первый. – Показали этим директорским выскочкам! Смотри, как в борт залепили из гранатомета, а? Просто прелесть!

– Жаль, что они быстро прошли, – с сожалением произнес Триста Шетснадцатый. – Я только успел сбегать за ракетометом, а их уже и след простыл…

– Ничего, сепараты в пустыне им здорово врезали, даром, что такие же мерзавцы, – заметил Восемьдесят Первый. – Ты не обижаешься, а, Шестьсот Седьмой?

– Ничуть, – легко отозвался Рик.

– Ну, и правильно – чего обижаться? – сказал Восемьдесят Первый. – Из той гнилой клоаки ты попал в самую справедливую армию на этой планете…

– А что, здесь остались еще какие-то армии? – поинтересовался Рик.

– А кто его знает, – пожал плечами Триста Шестнадцатый. – Последний раз, еще до сапаратов, сюда пытались высадиться каратели с архипелага Сан-Себастьен. Тогда как раз заканчивалась Вторая Газовая война, и архипелаг пытался взять реванш. Наши правительственные войска, помнится наложили полные штаны и смылись в Палангу, откуда проводилась эвакуация. Ну, мы тут все решили, что нам крышка – я тогда работал здесь, в порту сезонным рабочим. А куда мне было деваться? Премиальные так и не успел получить, в кармане ни кредита – кому я в Паланге нужен? А каратели уже авиацию запустили, утюжат порт по полной… Как сейчас помню – прямо на меня заходит так звено штурмовиков. Все, думаю, крышка – не могу сдвинуться с места, как будто ноги заморозило от страха. А, может, штурмовики гипнотроны врубили – не знаю. Только вижу – прямо из-за спины – «ш-ш-ш!» – одна за другой пять ракет пошли, чуть ли не в упор! И те, видимо, так струсили, что противоракетный маневр превратили в настоящий цирк: два самолета дернулись друг на друга и, как бараны – бац! – лбами! И все ракеты перестроились на третьего. Куда уж тут уворачиваться… Кстати, этот третий, до сих пор на набережной, прямо из «Хилтона» торчит. Два пилота успели катапультироваться, и знаете, сдается мне, что затесались они к нам, призраками, служить… М-да… А тогда, помню, обалдевший, я поворачиваюсь – и видение перед глазами чудное: стоит генерал наш Монкада, в парадном мундире и в пустынной маске, а в руках у него ракетомет дымится… Вот, как не пойти за таким человеком в огонь и в воду?..

– Красиво рассказываешь Триста Шестнадцатый, – сказал Восемьдесят Первый, – только сразу видно: не было тебя при высадке карателей, а пересказываешь ты россказни Двадцать Пятого. Тот и впрямь, похоже, был, только приврать сильно любит. Штурмовик-то был один. Правда, его действительно сбил генерал – сам видел. Обратился он тогда к населению по радио, и сказал: «братцы, мол, все выходите на спасение святого нашего города Иерихона! Знаю, не велит Господь наш стрелять в своего ближнего, да и как потом в глаза родным и знакомым смотреть? Но вон стоит грузовик с противохимическим спецснаряжением, идите и возьмите себе по маске. И будете вы наедине со своей совестью и Господом, даже я, ваш генерал, не буду видеть ваших лиц».

– И что, много народу пришло? – поинтересовался Рик.

– Из Города? Черта с два! У нас очень набожный народ, стрелять не любит. А по правде сказать – ленивый просто очень. Все равно ведь людям, чья власть над ними будет. Но несколько человек, все же, пришло. Да и генерал, я думаю, неспроста маску надел. Думаю, из местных он тоже. Не хочет, видать, осуждения родни. У нас любят человеку на всю жизнь позорный ярлык вешать…

– И как же вы атаку этих самых карателей отбили? – спросил Рик.

– Веришь, нет – до сих пор понять не могу, Шестьсот Седьмой! – воскликнул Восемьдесят Первый. – Нас – человек сто, а их – тысячи три, не меньше! Да еще несколько боевых роботов, с десяток танков… Когда ваша Директория на набережную полезла – у меня аж сердце упало: будто в прошлое попал… А тогда мы просто свезли на берег брошенное армией вооружение, установили, пристреляли, и как жахнули из всего этого по первому эшелону десанта – тот сразу призадумался, не «деза» ли была про бегство иерихонского гарнизона? Только они очухались, да снова было полезли, как встал генерал Монкада и завопил страшным голосом: «Смерть! Смерть!»

Тут у нас крышу и сорвало – все, как один, заорали, выскочили на берег и помчались к воде. Бегу, помню, и спокойно-спокойно так прощаюсь с жизнью. И не страшно совсем – потому, что впереди бежит Монкада, в парадной форме, с золотыми эполетами и манит нас, словно он святой какой! Тут и каратели, видимо, почувствовали неладное: еще бы, бегут на них какие-то безумцы в противохимических масках! Так они, с перепугу побросали танки и роботов, видимо, кто-то от одного нашего вида дал сигнал «газы!» А газов в ту войну боялись до желудочных колик – столько народу перетравили, чуть не половину населения планеты. Видимо, каратели решили отойти, да чуть позже вернуться. Только вот ждем мы их уже лет десять, армию собрали, вымуштровали. Да вот, не идет никто. Пару раз сепараты было сунулись, да ушли восвояси, унося убитых и раненых. А потом и Директория заявилась. А так – разные мелкие банды, да и только…

Незаметно патрульные вышли к Главной площади. Редкие прохожие шарахались от них, стараясь нырнуть в переулок или незаметно прошмыгнуть по стенке. Один раз навстречу попался какой-то кособокий грузовичок, но резко затормозив и жалобно хрустнув коробкой передач, уполз прочь задним ходом.

Площадь, несмотря на запустение, выглядела величественно. Ее окружали все еще красивые, хоть и порядком облезшие, здания с богатой колоннадой и многочисленными рельефами, широкие лестницы создавали изящные перепады высот.